Страница 7 из 17
Нам пишет Шуйский: в королевском стане
От голода открылись мор и бунт;
Король же их опомнился, должно быть,
И из Варшавы шлет ко мне посла.
Захарьин.
Дай Бог здоровья воеводе князь
Иван Петровичу!
Иоанн.
Сидельцы ж наши
Вновь целовали крест чинить по Боге:
Всем лечь, а не сдаваться. Но, я чаю,
Сосед Степан уж потерял охоту
Брать города, и если с новым войском
Пожалует он к нам, в голодный край,
Мы шапками их закидаем.
(К Захарьину.)
Ты
Ступай на площадь, объяви народу,
Что мира просит у меня король!
Захарьин.
Царь-государь, а если не о мире
Он шлет посла?
Иоанн.
Сдается мне, что нас
Учить твоя изволит милость! Видно,
Ошибкой нам, а не тебе бояре
Венец наш поднесли! Ступай, старик,
И объяви на площади народу,
Что мира просит у меня король!
Захарьин уходит.
(К Годунову.)
Я с английским послом покончил дело;
Но больно он тягуч и жиловат:
Торговые, вишь, льготы англичанам
Всё подавай! О льготах говорить
Мне с ним не время. Пригласи его
К себе, к обеду, потолкуй с ним дельно
И, что он скажет, то мне донеси.
Годунов.
Великий царь! Ты мне сказал вчера,
Что дерзкую охотно слышишь речь,
Текущую от искреннего сердца.
Дозволь мне ныне снова пред тобой
Ее держать! Боюсь я, англичанин
Подумает, что слишком дорожишь ты
Союзом с королевой, и тогда
Еще упрямей сделается он.
Не лучше ль было б дать ему отъехать,
Не кончив дела? Если ж королева,
Сверх чаянья, на льготах настоит —
Ты к ней всегда посла отправить можешь
С согласием твоим.
Иоанн.
Иною речью,
Не по́ сердцу боярину Борису,
Чтоб царь Иван с великой королевой
Вступил в родство? Так, что ли? Говори!
Тебя насквозь я вижу!
Годунов.
Государь!
Напрасно я с тобой хотел лукавить:
Не от тебя сумеет кто сокрыть,
Что́ мыслит он. Так, государь! Виновен
Я пред тобой. Вели меня казнить —
Но выслушай: не мне, великий царь,
А всей Руси не по́ сердцу придется
Твой новый брак. Вся Русь царицу любит
За благочестие ее, а паче
За то, что мать Димитрия она,
Наследника второго твоего,
Который быть царем однажды должен.
Как за тебя, так за твою царицу
Народ вседневно молится в церквах.
Что скажет он? Что скажет духовенство,
Когда ты мать Димитрия отринешь
И новый брак приимешь с иноверкой —
Осьмой твой брак, великий государь!
Не скажут ли, что все невзгоды наши
(И, может быть, их много впереди)
Накликал ты на землю? Государь,
Казни меня – но я у ног твоих
(становится на колени)
Тебя молю: тобою лишь одним
Русь держится – не захоти теперь
Поколебать ее к тебе доверье!
Не отвращай напрасно от себя
Любви народа!
Иоанн.
Кончил? Ободренье
Мое пошло тебе, я вижу, впрок,
И дерзок ты воистину немало!
Мою ты видя милость над собой,
Конечно, мнишь, что я для руководства
Тебя держу? Что ты ко мне приставлен
От земства, что ль? Хулить иль одобрять
Мои дела? И можешь гнуть меня,
Как ветер трость? Достойно смеху, право,
Как всем бы вам со мной играть хотелось
В попы Сильвестры! На твоих губах
И молоко в ту пору не обсохло,
Как я попу Сильвестру с Алексеем
Уж показал, что я не отрок им!
По моему с тех пор уразуменью,
Как прибыльней для царства моего,
Так я чиню и не печалюсь тем,
Что́ скажет тот иль этот обо мне!
Не на́ день я, не на́ год устрояю
Престол Руси, но в долготу веков;
И что́ вдали провижу я, того
Не видеть вам куриным вашим оком!
Тебя же, знай, держу лишь для того,
Что ты мою вершишь исправно волю;
А в том и вся твоя заслуга. Встань —
На этот раз тебя прощаю – впредь же
В советчики не суйся мне! Посла
Ты пригласишь и принесешь мне завтра
Его последний уговор!
(Уходит в другую дверь.)
Годунов (один).
Он прав!
Я только раб его! Предвидеть это
Я должен был! Иль я его не знал?
Я поступил как женщина, как мальчик!
Я как безумный поступил! Вот он,
Тот путь прямой, которым мне Захарьин
Идти велит! На первом он шагу
Мне властию царёвой, как стеною,
Пересечен! Для блага всей земли
Царицу защищая, я с ней вместе
Спасал Нагих, моих врагов исконных,
Которые теперь же, в этот час,
Ведут совет, как погубить меня, —
Я был готов их пощадить сегодня,
Лишь только б царь не потрясал Руси!
И вот исход! Легко тебе, Никита
Романович, идти прямым путем!
Перед собой ты не поставил цели!
Спокойно ты и с грустью тихой смотришь
На этот мир! Как солнце в зимний день,
Земле сияя, но не грея землю,
Идешь ты чист к закату своему!
Моя ж душа борьбы и дела просит!
Я не могу мириться так легко!
Раздоры, козни, самовластье видеть —
И в доблести моей, как в светлой ризе,
Утешен быть, что сам я чист и бел!
(Уходит.)
Шуйский, Мстиславский, Бельский, Михайло Нагой и Григорий Нагой сидят у стола за кубками.
Шуйский (наливая им вино).
Прошу вас, пейте, гости дорогие!
Во здравие Бориса Годунова!
Ведь он-то в Думе дело порешил!
Гости пьют неохотно. Мстиславский не пьет вовсе.
Что ж, князь Иван Феодорыч? Иль, может,
Не нравится тебе мое вино?
Не выпить ли другого нам, покрепче?
Мстиславский.
Нет, князь, спасибо. Не вино, а здравье,
Признаться, мне не нравится.
Шуйский.
Что так?
Про Годунова, князь, ты пить не хочешь?
Да вот и вы поморщились, бояре;
Иль он вам не́люб?
Мстиславский.
Выскочка! Татарин!
Вишь, ближним стал боярином теперь!
Бельский.
А мы, должно быть, дальние бояре!
Михайло Нагой.
Всем сядет скоро на́ голову нам!
Григорий Нагой.
Нет, он не сядет – он уже сидит!
Шуйский.
Помилуйте, бояре, Годунов-то?
Его насильно ставят выше нас,
А он и сам не рад! Он нам всегда
И честь как должно воздает, и в Думе
Готов молчать иль соглашаться с нами!
Михайло Нагой.
Да, к этому вьюну не придерешься!
Поддакивает, кланяется, бес,
А все-таки поставит на своем!
Шуйский.
Ну, этот раз ему за то спасибо!
Бельский.
Да этот раз не первый, не последний.
Покойный Сицкий правду говорил:
Он всех нас сломит!
Михайло Нагой.
Да – коль мы его
Не сломим прежде!
Григорий Нагой.