Закон сильной женщины

– Но с чего-то решили, что это мои следы, так?

– Да. Я думаю, что вы случайно стали свидетелем убийства. Как-то проявили себя, и он вас…

– Что?

Ее щеки сделались не просто бледными, они позеленели. Сейчас она сидела перед ним с низко опущенной головой. Со своего места ему было видно, как подрагивают отросшие на макушке волосы. Ее трясло.

– Он схватил вас, смею я предположить, – тихо закончил Воронов. – Но по какой-то причине не убил. Просто вколол усыпляющую дрянь, раздел и бросил на пустыре.

– И что же это за причина, по которой он меня не убил? Что на этот счет вы смеете предположить? – тихо спросила она, не меняя позу.

– Не знаю. Я не знаю даже, прав ли я, думая так. Но если это так, вам угрожает опасность, Арина Сергеевна. Он будет следить за вами, будет охотиться. Специалисты составили его психологический портрет, но у меня на этот счет есть свое мнение.

– Какое же?

– Мне кажется, ему доставляет удовольствие не убийство само по себе, а скорее наблюдение за жертвой. Его мерзкое ожидание есть не что иное, как прелюдия.

– Прекратите, меня сейчас стошнит, – предупредила Арина тихо.

Посидела в тишине минуту, потом осторожно поднялась и медленно пошла к двери. Там остановилась и, не поворачиваясь, произнесла:

– Больше я к вам не приду. Не зовите. Это была не я. Вы ошибаетесь. Прощайте, капитан Воронов.

И ушла, осторожно прикрыв за собой дверь. Бесшумно, неслышно. По коридору тоже наверняка проскользнула как привидение в своем балахоне.

Это была она, у него почти не осталось сомнений. Она видела все. Возможно, попыталась вмешаться, полагаясь на свою физическую подготовку. Она же сильная, крепкая. Вон Богданов утверждал, что жена его способна свалить на пол одним ударом ноги. Но что-то пошло не так, она не справилась. Или перепугалась. Или чудовище застало ее врасплох. Или просто он оказался сильнее, чем тот, кого нарисовали специалисты.

Он сильный. Возможно, высокий. И симпатичный, наверное. Воронов продолжал рассуждать, не отводя взгляд от двери, за которой только что скрылась Арина. Красивый, поэтому девушки идут с ним. Добровольно! Он не отключает их при встрече. Не ломает им руки, не усыпляет. В легких ни намека на хлороформ или еще какую-то дрянь. Богданова первая, на ком он испытал усыпляющее вещество.

Девушки сами идут с ним, потому что – что?

Потому что знакомы? Или просто потому, что он им понравился? Или сумел уговорить сесть к нему в машину?

Машина точно должна быть. Точно! Убийца мобилен. И не может он, перепачкавшись в крови жертвы, сесть потом в такси или в последний троллейбус.

– Вовка, почему ты думаешь, что случай с Богдановой – его рук дело, а? – Никита явился к нему на ужин и теперь обсасывал куриную ножку. – Ни у одной жертвы в крови нет никакого наркотика. Вообще ничего! Они все были чистыми. А ей вкололи лошадиную дозу. Могла бы и окочуриться от холода на пустыре.

– Но не окочурилась, Никита. – Воронов вскинул глаза. – Хотя ночь была холодной и утро тоже. А она осталась жива. Даже от переохлаждения не пострадала. Почему?

– Не знаю. – Никита со вздохом швырнул косточку на салфетку. – Давай о чем-нибудь другом поговорим, а? На работе о работе, в кафе о работе. В кои-то веки пригласил к себе – и здесь не угомонишься никак. Отвлекись, дружище!

– А знаешь, почему она не замерзла, Никит? – Воронов будто его и не слышал.

– Ну почему, почему? – Никита назло другу стащил с блюда последнюю куриную ножку. Будет знать, как рот разевать.

– А потому, что ее там оставили незадолго до того, как нашли. Точно! Как я это сразу не понял, а?

Он радостно потер ладони. Прошелся взглядом по столу, обнаружил пустое блюдо, недовольно скривился:

– Вот только отвлекись – ты сразу все сожрешь. Разве друзья так поступают?

– А разве друзья заманивают к себе на ужин, чтобы два часа молотить о работе? – Никита невинно улыбнулся и шлепнул приятеля по плечу: – В кругу друзей кое-чем не щелкай, Вовка!

Они рассмеялись. На сковородке у Воронова была припрятана еще пара ножек – выучил за столько лет, как Никита любит таскать с тарелки последнее. Положил сразу себе, даже крышку от сковородки предупредительно выставил щитом, давая понять, что не поделится. Быстро расправился с курятиной и запросил кофе.

– Как ты его варишь, не варит никто, Никитка. Давай, давай, не капризничай. Людмиле в постель подаешь почти каждое утро, вот и за мной поухаживай. Друг все же.

Кофе получился божественным. Крепкий, но не горький, сладкий, но не приторный. Такой именно, как Воронов любил. Они достали из пластиковой коробочки по пирожному и уселись к столу с кофейными чашками.

– Да-а, – протянул Никита. – Если бы сейчас твоя Соня увидела это, шлепнулась бы запросто в обморок. Ее Воронов вместо водки хлещет кофе. Да еще с пирожными!

– С бисквитными, – добавил Воронов, округляя глаза в притворном ужасе.

– С бисквитными, – поддакнул Никита и закатил глаза от удовольствия. – А вкусно, черт!

Воронов улыбнулся и отложил пирожное на тарелку. Не любил он сладкое, для Никиты специально купил. Он бы предпочел крекер с солью или с сыром. Или с перцем – самое то.

– Вот ты скажи как специалист, Никит. Сколько она могла пролежать голой на земле? Чтобы не то чтобы не замерзнуть насмерть, а даже не простудиться?

– Тогда заморозков еще не было. При ночной температуре воздуха около десяти градусов часа два могла пролежать. Опять же все зависит от здоровья. Кому-то и сквозняка пустякового достаточно.

– Думаю, он ее туда притащил около шести утра. Еще темно было, народу никого. Пацаны в половине восьмого там нарисовались с сигаретками. Да, часа два она пролежала. – Воронов поставил чашку на стол, уставился рассеянным взглядом на коллегу. – Смерть Малаховой, по словам экспертов, наступила около полуночи. Богданову он привез на пустырь к шести. Где же он с ней столько времени забавлялся-то, а, Никита?

– Снова ты за свое? С чего ты взял, что это именно он с ней сотворил? Это же совершенно не его почерк, Вова. Ты чего, хватку теряешь?

– Нет, просто чую! – огрызнулся Воронов и вылил себе остатки кофе из кастрюльки.

– Ее мог муженек подловить на улице и вколоть чего-нибудь, чтобы она его снова не вырубила.

Взгляд Никиты сделался скучным. Сразу захотелось домой, к Людке. Ему с ней всегда хорошо – и помолчать, и поговорить, и даже поспорить. А Володьку на трезвую голову только больной и выдержит. Несет и несет одно и то же.

– Он мог ей вколоть какой-то дряни, отвезти на пустырь и бросить там голой. – Никита постарался как можно незаметнее глянуть на часы.

– Зачем?

– Чтобы отомстить за свое унижение.

– Таким извращенным образом? – Воронов недоверчиво выкатил нижнюю губу, помотал головой. – Чушь. И гопники ее бы нетронутой не оставили. Уж порезвились бы, поверь, от души. И дрянь такую со шприцем не каждый в кармане таскает. Редкая же дрянь, сам говорил, Никита.

– Редкая, – нехотя согласился тот. – По составу похожа на импортное обезболивающее для онкологических больных. Дорогое обезболивающее. Но с чем-то явно оно смешано. Может, со снотворным каким?

– Вот! Уже зацепка!

– Ни хрена это не зацепка, Вовка. – Никита со вздохом полез из-за стола. – Пора мне, дружище. Людка ждет.

– Ладно, раз ждет. – Воронов был настолько погружен в свое, что, кажется, и не слышал, что ему сказали. – Все равно мне больше не за что цепляться, Никит. Ни единого следа. Может, история с Богдановой куда-нибудь выведет?

Так и застыл в кухне на стуле. Не слышал, как ворчит Никита, завязывая ботинки. Повернулся только на звук открывающейся двери:

– Позвони, как доберешься.

И улыбнулся тому, с какой силой приятель шарахнул дверью на прощание. Обиделся, что не пошел проводить. Обычно Воронов провожал его до машины или до автобусной остановки. Или до такси – когда им случалось выпить изрядно. Сегодня не пошел.

Допустим, Богданова, блуждая той ночью, случайно забрела туда, где маньяк надругался над жертвой. Допустим далее, что она его видела. Тогда почему молчит, не выдает его? Не помнит? Не видела лица? Или вообще ничего не видела, а сама стала жертвой?