Страница 12 из 14
– Она отказывается.
– Кто?
– Богданова отказывается свидетельствовать. Говорит, что ничего не помнит и никакого маньяка не видела.
– Так. Дальше.
– В паре метров от места убийства Малаховой были найдены отчетливые следы женской обуви тридцать шестого размера. Предположительно подошвы домашних тапочек.
– А Богданова выскочила из дома в тапочках? – Полковник Огарев снова представил дочь в домашних тапочках и ночной рубашке на улице ночью.
– Именно. В домашнем костюме и в тапочках.
– А нашли ее абсолютно голой?
– Так точно, товарищ полковник. Нашли далеко от места, где была убита Малахова.
– Так почему ты решил, что это дело рук нашего маньяка? Из чего следует, что Богданова стала свидетелем убийства? Погоди, закончу за тебя. – Он заерзал в кресле, даже о времени забыл, хоть оно безжалостно поджимало. – Она стала свидетелем убийства, как-то проявила себя, попала к нему в руки, но он ее почему-то не убил и не изнасиловал. Просто раздел и оставил на другом конце города. Так ты думаешь?
– Приблизительно, – осторожно ответил Воронов. Прекрасно понимал, как нелепо все это звучит.
Никита был прав, когда предостерегал его от откровений с начальством. Вид у Огарева был так себе. Недоверчивый, прямо скажем.
– А почему он ее не убил?
Полковник полез из-за стола. Схватил с тумбочки папку с документами, подготовленными для совещания. На Воронова он уже не смотрел. За уши притянута эта история с этой, как ее там, Богдановой.
На другом конце города. Найдена живой. При чем здесь маньяк, который после себя оставляет выжженное поле? На его счету уже четвертая убитая, над которой он надругался после смерти.
– Почему твоя Богданова осталась жива, капитан? – Огарев с жалостью глянул на него от двери и выразительно указал подбородком на выход. – Не вижу связи, капитан. Вообще не вижу связи.
– Я пока тоже не очень, но что-то подсказывает… – Воронов протиснулся в приемную. – Что-то подсказывает, товарищ полковник: Богданова знает больше, чем говорит. И очень боится.
– Только с чего ты решил, что она боится именно маньяка? – Огарев уже широко шагал по коридору. – Может, она мужа своего боится? После прогулки по городу голышом, а, капитан?
– Прошу прощения, товарищ полковник, но мужа она не боится.
– Почему? – Он даже остановился.
Он лично свою жену на цепь бы посадил, случись в его жизни подобное. Тьфу-тьфу-тьфу!
– Ты же сказал, что она не первый раз из дома сбежала, разве нет?
– Не первый. Но она убегала не потому, что боялась мужа, а чтобы не поколотить его.
– Чего-чего?
Они уже вышли на улицу. Накрапывал дождь, противный, мелкий, с ледяным ветерком. Но Огарев этого, кажется, и не заметил. Встал возле машины, уставился на Воронова, как на дурачка.
– Я тебя правильно понял: муж ее боялся, а не она мужа?
– Так точно, товарищ полковник.
Сказал и поежился. В отличие от Огарева, он противную влагу сразу ощутил на макушке, на лице, на шее. И мгновенно продрог. Он почему-то и по ночам теперь мерз, хотя спал под двумя одеялами. Но холодно было, неуютно.
– Она мастер спорта по каким-то восточным единоборствам. Мужа своего может запросто уложить на лопатки, вот и убегала от соблазна. И в ту ночь, месяц назад, сбежала. Обычно сидела во дворе, но там все ее любимые места оказались заняты. И она пошла по городу.
– В тапках? – Полковник взялся за ручку дверцы.
– Так точно.
– И следы от домашних тапок были обнаружены рядом с местом убийства?
– Так точно, товарищ полковник.
– А размер ноги?
– Совпадает, товарищ полковник.
– Но она все отрицает?
– Так точно, товарищ полковник!
Огарев не сразу так стал полковником. Начинал лейтенантом после училища. На оперативной работе провел не год и не два. И ход мыслей Воронова вдруг стал ему очевиден. И сомнения, из-за которых тот не делился с ним целый месяц, тоже вдруг стали понятны.
– Ты считаешь, что она на берегу стала свидетелем жестокого убийства, попыталась вмешаться, и он ее отключил? Тогда получается, портрет, который нам всучили психологи, неверен? И наш убийца физически крепок?
– Я сразу так предполагал, товарищ полковник. Не могли хорошенькие девушки клевать на физическое уродство. Думаю, он крепок и достаточно хорош собой. И как-то он их снимает. Чем-то заманивает.
– Значит, по-твоему, Богданова вмешалась, он ее отключил, но убивать не стал, – задумчиво повторил полковник.
Швырнул папку на заднее сиденье, влез сам. Поднял глаза на Воронова, послушно мокнущего рядом с машиной.
– Почему он ее не убил, капитан?
– Не знаю, – пожал плечами Воронов. Не сдержался, добавил ядовито: – Я же не психолог!
– Ты не язви, не язви, – с пониманием улыбнулся Огарев. – Ладно, есть над чем подумать. А в Питер тебе зачем, я не понял?
– Я снова говорил с пацанами, которые обнаружили Богданову. Выяснилась одна интересная деталь, – с азартом начал Воронов.
То, что Огарев не отмахнулся от него, а слово в слово повторил его версию, обнадеживало.
– Какая деталь? – полковник потянул дверцу автомобиля на себя.
Все, время вышло.
– Под левой лопаткой они нашли золотую монету. Или кулон, они точно не могут сказать. Один из них увез эту вещицу в Питер. Его туда родители спровадили, от дурной компании подальше.
– Обнаружили! Под левой лопаткой! – фыркнул Огарев. – Они что, ее ворочали, что ли?
– Не без этого.
– Вот засранцы! А самой Богдановой эта монета не могла принадлежать?
– Нет, я спрашивал.
– А погибшей Малаховой?
– Нет, подругам ничего не известно. Не видели ничего подобного у нее на шее.
– Думаешь, обронил тот, кто Богданову на пустыре кинул?
– Да, – снова замялся Воронов.
– Ты говори, что думаешь на самом деле! А не меня ублажай!
– Свидетели утверждают, что монета прилипла к ее коже. Боюсь предположить, но, может, он пометил ее таким образом? Игра? Вызов? Партия? Что угодно!
– А вот это много хуже, капитан, чем если бы он соответствовал имеющемуся психологическому портрету, – вздохнул Огарев. – Ладно, отправляйся в Питер. Командировку я подпишу. И никому, капитан, никому о нашем с тобой разговоре. Сам понимаешь, какой это бред.
Глава 6
За окном было мерзко. Ледяной ветер пролезал в крохотные щели в окнах и выдувал все тепло из комнаты. Вот тебе и новые технологии плюс непревзойденное импортное качество. Может, надо вызвать наладчиков, пусть что-нибудь здесь подкрутят?
Олег схватился за полированную ручку цвета слоновой кости, повертел ее туда-сюда. Подергал створку, даже приоткрыл немного. Снова захлопнул и повернул ручку вниз. Ничего не изменилось, все равно откуда-то поддувает. У него озябли ноги – конечно, стоит же босиком. Идиот, он совершенно забыл, что они с Олей заказали полы с подогревом, когда делали ремонт. Дорогие, модные, управляются с пульта, который лежал сейчас рядом на подоконнике. Сантиметрах в двадцати от его пальцев, сжавшихся в кулак.
Он вспомнил, но не торопился включать. Все так же стоял у окна с крепко сжатыми кулаками и смотрел на улицу.
От подъезда к машине, припаркованной метрах в сорока от дома, шла его жена Оля. Красиво шла, как велят модные журналы. Их у нее пруд пруди. Нарядно одетая, с прической. Она ловко умеет укладывать волосы. Почти вслепую, в зеркало не смотрит, но выходит здорово.
Вот она дошла до машины. Остановилась. Роется в сумочке – ищет ключи. Олег недовольно поморщился. Всегда учил ее ключи готовить заранее. Не стоит выглядеть рассеянной курицей, роющейся в сумке. Внимания в эти минуты ноль на то, что происходит вокруг тебя.
А вокруг нее, как Олегу казалось, одни мерзавцы. Так и норовят облапать глазами. Кто-то и на добро ее может позариться. Пока сумку растопырила в поисках ключей, нет ничего проще: подбежал, дернул из рук и помчался. Что, она за ним на шпильках побежит?
Говори, не говори – она все равно не слушает и делает по-своему. Вот и сегодня швырнула ключи в сумку, выходя из квартиры. Хотя логичнее было бы положить их в карман плаща. Или просто держать в руках.