Страница 13 из 14
Выехав на безлюдное место, Одвард выключил мотор и самым виноватым голосом стал рассказывать невероятно торгательную историю. К его другу, бывшему байкеру, пристали чужие пьяные байкеры, стали требовать бесплатной выпивки, потом завязалась драка. Одвард не мог остаться в стороне и, как бывший байкер и доблестный друг, бросился навыручку. Началось настоящее побоище и кто-то вызвал полицию. Всех забрали в участок, отобрали мобильники, разместили по камерам и не выпустили до обеда.
Викинг-воитель всем своим видом пытался разжалобить и вызвать сочувствие. Слов прощения я так и не услышала. Меня не растрогала эта «душещипательная» история. Глупость – дорогое удовольствие. Если бы он подло не бросил меня одну, то этого бы не произошло. Жаль, что он не попал в «обезьянник» российской милиции. Там бы его быстро научили и родину любить, и жену уважать, и не напиваться до «чертиков». В общих чертах, Одвард понял мою основную мысль, благоразумно не возражал, и в гробовой тишине нервно завел машину.
Я даже не пыталась понять переживает Одвард или нет. Какая разница, я уже решила порвать отношения и вернуться домой. Может, он сожалеет о потраченных на меня деньгах и времени, но это его проблема, я была честна и перед своей совестью и перед ним.
Между тем, мы подъехали к заправке и незнакомая женщина стала настойчиво предлагать цветы для его дамы. Наверное, единственной памятью о Норвегии станут заправки, по большинству из которых я уже могу возить экскурсии. Жаль, что я не могла ей сказать, что скорее пойдет снег в середине лета, чем он догадается подарить мне цветок.
Одвард стал судорожно рыться в карманах и сосредоточенно считать мелочь. Потом он с видом короля высыпал звонкую наличность женщине, вручил мне розу, поцеловал руку и попросил прощения, для большей убедительности обозвав себя идиотом. После секундного замешательства он признался в любви, наверное, в первый и последний раз в жизни.
Прогресс был налицо, но я не упала от счастья ему в объятия. Я не могла вот так, сразу отказаться от своего решения, а поэтому сказала, что должна хорошенько подумать. Одвард грустно уставился в окно, надеясь, что мне хватит и пары минут. Я же, чувствуя смертельную усталость, попросила его ехать домой. Судьбоносные решения лучше принимать в хорошем настроении.
Дорога была длинная и к Одварду вскоре вернулся дар красноречия. Он весьма убедительно стал рисовать картину моего возвращения на родину. Конечно, родственники и знакомые будут злорадствовать, что меня выгнал муж, потому что в мой добровольный приезд никто не поверит, а многие будут сомневаться и сплетничать, что и замужем я не была, а занималась проституцией. И отмыться от этого я уже никогда не смогу, а страдать больше всех в итоге будут мои дети. Одвард нашёл мою болевую точку и умело воспользовался этим. В принципе, об опасности такой перспективы я и раньше догадывалась, поэтому не спорила, чувствуя, что он тысячу раз прав.
Почувствовав вдохновение и мою нерешительность, он стал упорно доказывать, что все наши межличностные проблемы существуют только по причине отсутствия детей. Он испытывает постоянный стресс, что детям задержат или не разрешат въезд и поэтому я его брошу, а как он тогда будет выглядеть в глазах своих родных и знакомых?
Я не могла ответить, что уже сто дней испытываю страшнейшие перманентные стрессы и по поводу своих детей, и по поводу языкового барьера, и по поводу неприятия меня его родителями, и по поводу денежных проблем и у моих родителей и у нас самих. Но я же не устраиваю истерики, не ухожу в запой или загул с другими бабами… или мужиками, в общем, не осложняю ему жизнь.
Уже подъезжая к нашему подвалу я устало, но внушительно объяснила, что какие бы трудности не ожидали меня в моем отечестве, я не позволю унижать свое человеческое достоинство, а поэтому в следующий раз пусть думает о последствиях для себя.
Через две недели я получила в полиции свой паспорт с вклееной годовой визой. Теперь я могла свободно передвигаться по странам Шенгенского договора. Потом мы отправились в контору, оформили бумаги и еще через пару недель мне был присвоен персональный номер.
О том, что этот номер является личной собственностью и его надо держать в секрете даже от мужа, я узнала через год. А через два года я столкнулась с серьезными и необратимыми последствиями от своего незнания.
Визит в банк оставил приятное неизгладимое впечатление. Никакой охраны и решеток, электронное распределение клиентов, бесплатная питьевая вода и кофе, мягкие диваны и удобные стулья, игровая площадка для детей, цветы и картины. Весь персонал сиял улыбками и белыми зубами, одинаково хорошо обслуживая всех, независимо от национальности и бренда одежды.
Подошла наша очередь и кассир отправила нас в кабинет к специалисту. А он уже спешил к нам, как к самым дорогим гостям. До последнего мгновения я не знала причину нашего прихода. Банковский работник спрашивал меня о чем-то, я беспомощно смотрела на Одварда, а он очень уверенно и свысока отвечал вместо меня. И только, когда сделали мою фотографию и я подписала бланк, до меня дошло, что Одвард открыл на мое имя банковский счет и заказал виза-карту, которую вышлют по почте в течение десяти дней.
Вот так просто, за пятнадцать минут? Я же безработная и у меня нет доходов в Норвегии. Одвард самодовольно рассмеялся моему недоумению, сказав, что он ловкач по таким делам, сумел убедить специалиста в будущих грандиозных доходах нашей фирмы, а моей карточкой будет пользоваться сам, потому что его экс-сожительница повесила на него долги и он не может сейчас открыть счет на свое имя. Я была согласна на все, лишь бы поскорее поехать домой и забрать детей.
Одвард чувствовал, что мое терпение на пределе, но, чтобы купить билет надо ждать две недели. Я не могла «въехать», почему так долго надо ждать. А муж не хотел объяснить, что денег на дорогу сейчас нет, что за гольф-банн с ним расчитаются только через две недели. Вобщем, он не хотел выглядеть полным банкротом, боясь, наверное, моего невозвращения. Так шаг за шагом, скрепя сердце, я привыкала покоряться обстоятельствам, которых абсолютно не понимала, и принимать их в том виде, в каком это было удобно Одварду.
Каждый вечер Одвард брал напрокат у одного знакомого лодку с мотором и мы отправлялись на рыбалку. Никогда не забуду свою первую рыбалку в Норвегии! Одвард отдолжил лодку, которая очень напоминала старую алюминиевую миску. Я прошла вперед и неуверенно села на первую скамью от носа, а Одвард сел на корме у руля. От тяжести мужа лодка только что не прогнулась, но прилично осела, а ее нос круто задрался вверх. Загудел мотор и мы полетели почти в вертикальном положении, сильно подпрыгивая на каждой небольшой волне. Берег стремительно уменьшался, а темная вода с каждой секундой угрожающе заполняла все окружающее пространство.
Муж выглядел бывалым, бесстрашным мореходом, который гордо и смело смотрит, прищурясь от встречного ветра, на чуть приближающийся и вечно убегающий горизонт. Я по-настоящему залюбовалась им и… судорожно вцепилась в ледяную скамейку, стараясь посильнее прижаться к ней, чтобы не биться об нее костями или случайно не вылететь за борт. С тоской и тревогой я смотрела на еле видневшийся вдали берег с уже неразличимыми домами и пристанью. Никогда прежде я не испытывала подобного чувства страха за свою жизнь. Молниеносно возникшие мысли, довели меня почти до полного оцепенения, паралича и комы: плавать я не умею, спасательного жилета нет, страховки нет, дети останутся сиротами, если мой муж случайно или специально утопит меня.
Одварда, наверное, порадовало мое искаженное испугом лицо и, чтобы «добить» меня и повеселить себя, он стал выписывать крутые виражи, захлебываясь встречным ветром и своим громовым смехом. Экстримальщик хренов! Напугал меня до смерти и ржет бессовестно! Наконец, лодка остановилась.
Конец ознакомительного фрагмента.
Текст предоставлен ООО «ЛитРес».