Семирамида

— Получается, что от бессилия? — вздохнула женщина.

— От человеческой немощи, в которой совершается сила Божия. Его поступок был так необычен, что привлёк внимание всех отцов Собора; они начали ещё тщательнее искать возражения еретику и нашли их. А многим из них были видения от Господа, после которых Святитель Николай был оправдан и восстановлен в своём архиерействе.

— А у меня были видения от Господа? — воспользовалась возможностью узнать мнение такого знающего человека ассирийка и рассказала о том, что видела, и что этому предшествовало.

— Давай только без обид, но это называется делирий, — улыбнулся старичок. — Думаю, что тебе тогда не повредил бы галоперидол. Но Бог и зло обращает ко благу; выводы ты из всех этих вещей сделала верные, раз перестала пить…

— То есть это не духовные видения? — обиженно спросила Семирамида.

— Давай разберёмся, что значит духовные, — засмеялся её собеседник. — Есть мир рядом с нами, который мы не видим, и это большое благо для нас, потому что человек в повреждённом его состоянии не может без опасности для себя видеть мир духов. Изменения, которые люди производят в своём теле наркотиками, алкоголем, голодом, чем-то ещё могут дать им возможность видеть какие-то фрагменты духовного мира, но, как правило, тёмной его части. Это разрушительно для человека, который имеет грубые грехи; у него может развиться хроническое психическое заболевание. И вообще не нужно искать мистических видений. Разве хоть один раз в Священном Писании говорится, что тот, кто их не имеет, несовершенен? Там написано, что совсем другое представляет подлинную ценность для человека: любовь к Богу и ближним, чистота сердца.

Он не раз так с ними говорил. Рассказывал и про трёх дочерей одного неплохого, но не особо морально устойчивого человека, который после того, как разорился, начал думать, как бы ему пристроить их куда-нибудь содержанками, если не похуже… И как Святитель Николай ночью тайно постучал в окно его дома и бросил туда свёрток с золотыми монетами. Непутёвый отец распорядился ими правильно, выдав замуж старшую дочь, и архиепископ бросил ему через какое-то время второй, устроивший судьбу средней девушки, а затем и третий, который помог младшей…

— Волшебная сказка — стук в окно три раза и нежданный подарок, меняющий жизнь из беспросветного мрака к солнечному свету! — задумчиво сказала Семирамида. — Но это лишь сказка, разве так бывает в нашей обычной жизни?

— Бывает, — уверенно ответил ей старичок.

Он рассказал ей и про невинно осуждённых вельмож, которых Святитель спас от незаслуженной казни. Они были свидетелями того, как Святитель Николай выхватил меч из рук палача, не дав казнить трёх оклеветанных горожан, чья невиновность потом была доказана. Этих сановных людей поразило тогда не только бесстрашие архиерея, остановившего казнь, но и то, как близко к сердцу он принял чужую беду и — самое удивительное — он действовал с такой властью, что не послушаться его было невозможно.

Через какое-то время помощь понадобилась уже этим вельможам: столичный мэр оклеветал их перед императором, выдвинув тяжкое обвинение в государственной измене, наказанием за которое была смерть. Несчастные в темнице вспомнили тогда Святителя Николая. «Если бы он был здесь, то и нас спас бы, как тогда горожан!» — подумали они. И хотя святой был далеко от них, невинно заключённые обратились к нему с горячей мольбой, веря, что он услышит их, невзирая на расстояние.

И Святитель Николай действительно их услышал. Он явился во сне императору и мэру; было новое разбирательство дела, в результате которого сановников не только оправдали, но и восстановили во всех правах.

Рассказывал и о погибавших на море и много всего другого. Ассирийке стало казаться, что Святитель Николай — самый родной из всех, кто у неё есть; особенно впечатлило её, что, как ей казалось, в том, как он пострадал, защищая веру на Вселенском Соборе, есть что-то схожее с тем, как пострадал Тигран… Что Тигран был всего лишь драчуном, ей было не внушить: она точно знала, что он самый лучший из всех людей, когда-либо живших на свете… Она постоянно молилась Святителю, ласково обращаясь к нему «Николушка». Семирамида думала, что не будет он из-за этой вольности сердиться на старую больную ассирийку, живущую в ожидании смерти. Вспомнила давно прочитанный отрывок из книги, которую дала ей в недавнем ещё, но уже стёртом новыми скорбями прошлом её подруга монахиня, и отрывок древнего жития, которое читал продавец часов… И ей почему-то стало казаться, что Святитель обязательно сотворит чудо и в её жизни, похожее на одно из тех, о которых рассказывал ей старичок…

Порой она часами сидела перед небольшой бумажной иконкой (сил стоять не было: ноги не слушались), беседуя с изображённым на ней святым чудотворцем, как с самым близким человеком, делясь с ним горестями жизни:

«… Мой любимый приходил, когда я ещё не выходила замуж. Оказывается, у него был суд за драку, и ему дали шесть месяцев тюрьмы. Он освободился, пришёл и, увидев мою подругу-армянку, попросил её позвать меня. Но она его обманула, позавидовав мне, и сказала, чтобы он меня не беспокоил: я люблю другого. Она хотела остаться с ним, но он ушёл. И это лучшая моя подруга! Зависть — это страшно…»

Другой сердечной болью был умерший сын. «Когда сестра принесла письмо от мамы, я поцеловала сына, отдала из рук в руки сестре (она ждала в коридоре). Что заставило меня совершить такой поступок: в трезвом виде своими руками отдать сына другой женщине, пусть даже родной сестре?! Я и сейчас не могу этого объяснить. Если бы я знала, что теряю сына навсегда…» Жаловалась на подруг: «Одно я поняла: если ты более удачлива, чем твоя подруга, то автоматически становишься её врагом. Но если ты совсем внизу, ты ей не нужна, ты ей не соперник. Если родные от нас отворачиваются, то что говорить о чужих людях? Нет слепца большего, чем тот, который не хочет видеть…» Жаловалась она и на отца своих дочерей: «В Ростове он стал играть на скачках. И этим сам все разрушил. У меня начинался нервный срыв. Я знала, какое успокаивающее лекарство мне нужно… И я безрассудно стала делать ему назло. Он — на скачки, а я — в бутылку. Он мне надоел. Мало того, что денег я не видела, он ещё стал мне грубить. Я не ангел бескрылый, я человек. В каждом человеке сидит дьявол, но во мне его было слишком много…» Иногда, обращаясь к святому, Семирамида начинала философствовать, пытаясь осмыслить свою жизнь: «Я все расскажу: как была растоптана жестокой правдой жизни, как мои мечты и надежды были убиты безжалостной судьбой. Кто защитит погрязшую в грехах и опустившуюся женщину? Очень страшно, когда отворачиваются те, кто был дороже жизни… Зло принимает множество обличий и прибегает к самым коварным уловкам».

Вардия тоже молилась перед этой иконой, но не так «запросто», как её дочь. Она считала, что просить помощи святого нужно с почтением, не загружая его лишней информацией. Ей горько было смотреть на Семирамиду: в глубине души старая ассирийка чувствовала, что, не заставь она её избавиться от ребёнка, вся жизнь дочери была бы иной…

Вардия просила прощения за все, что сделала не так, обращалась за помощью — больше не для себя и дочери, а для внучки: «Она-то ни в чем не виновата! Просто слишком привязана к матери. Ей бы выйти замуж давно, жить нормальной жизнью, а она, не видев ничего в ней, ни за что, по доброй воле делит с нами этот кошмар! Мы-то хоть пожили, всякое повидали, а она-то за что страдает?»

Чем больше были внешние трудности, тем горячее были молитвы находившихся, казалось бы, в безнадёжном положении женщин.

…Иногда Вардия автостопом ездила в Ростов-на-Дону. Однажды ночью после молитвы Семирамида и её дочь услышали стук в окно — три раза. Выглянули — никого не было. Дела их были ещё хуже, чем обычно, и благодетель-старичок куда-то исчез в последнее время. Утром Вардия собралась в город. Когда она стояла на трассе, проезжавший мимо неё джип сдал назад. Из него вышел представительный мужчина и, узнав, куда она едет, предложил подвезти. В городе он дал ей конверт, в котором было шестьдесят тысяч рублей и бумажная иконка. Он взял и такси, которое отвезло Вардию домой. А когда деньги кончились, он приехал к ним, помог выбраться из этой деревушки и купить дом.