Страница 8 из 34
— Вот как? Ваш университет имеет какие‑то наработки? – недоверчиво спросил Хиггинс.
— И вы даже не представляете, до какой степени серьезные! – подтвердил бывший иезуит.
— Вы сможете мне рассказать и показать что‑то пока мне неизвестное?
— Не сразу, конечно. Сначала нужно пройти посвящение.
— Так вы просто религиозная секта? – презрительно сморщился Хиггинс. – Прикрываетесь наукой?
— Я бы не спешил с такими выводами. Просто инопланетный разум облечен в неорганические формы, поэтому для общения с ним нужно пройти определенную подготовку.
— Неорганическую? Но я же сам видел тела пришельцев, они были вполне органическими…
— Вот это и будет вашей задачей. Дело в том, что высшим силам космоса на данном этапе нужно, чтобы их считали чем‑то похожими на людей. Они вообще принимают тот облик, которого от них ждут. Но некоторые люди могут видеть их подлинный облик, а это мешает реализации их планов. Поэтому ими дано поручение тем, кто их поддерживает на Земле, подготовить доказательства их органического существования. С этой целью у нас существует одна закрытая лаборатория, где мы выводим таких существ, в которых пришельцы потом вселяются и затем покидают их тела во время смерти.
— И из кого вы их выводите?
— Из людей. Вивисекция, эксперименты по мутациям. Полученные особи должны иметь круглую голову, большие глаза, зеленый цвет кожи, в общем ничем на людей не походить.
— А что такое летающие тарелки?
— Настоящим представителям инопланетного разума они не нужны. Они и так легко преодолевают любые расстояния. Это просто иллюзии, которые они легко могут вселять в умы людей. Но, возможно, нам имеет смысл сделать парочку таких тарелок по аналогии с нашими космическими кораблями, напичкать их зелеными мутантами и разбить в паре мест…
— А как же полеты в космос?
— Это делается с целью внушить людям уверенность, что горделивому человеческому разуму все возможно. Это также согласовано с теми, кому мы служим.
— Но, если это все правда, а я почему‑то начинаю в это верить, то почему вы не боитесь мне все это рассказать?
— Потому что у вас отсюда два пути: либо на заведование закрытой лабораторией, либо туда же в качестве лабораторного экспоната для эксперимента…
Хиггинс деланно рассмеялся.
— А про кафедру антропологии вы забыли?
— Ах, это… — усмехнулся Линс. – Это такая мелочь, которая совсем ничего не значит. Если вы будете с нами, то у вас будут любые деньги и любые должности, хоть министра. Но вы скоро поймете, что это не главное… Так вы согласны с нами работать?
Хиггинс утвердительно кивнул головой.
Родители Пола
Родители Пола жили в маленьком городке всего в шестидесяти милях от Моуди. Эндрю, всю жизнь отработавший на шахте, получал пенсию, на которую теперь и жили он и его жена, посвятившая жизнь дому и заботе об их четырех детях. Сначала после отъезда из родного города им приходилось несладко: ведь им пришлось оставить и дом и землю – без шахты город потерял источник жизни. Но потом кто‑то скупил всю недвижимость и землю в Моуди, ставшем частной собственностью. Как говорили, он купил и шахту, так что ее хозяин–конгрессмен теперь еще и при деньгах. И хотя покупатель и не стремился платить лишнего, вырученных денег у Эндрю и Патриции хватило на то, чтобы приобрести небольшой домик в другом городке неподалеку от родных мест.
Трое их детей жили в разных больших городах: Питер был лейтенантом американской армии и служил в Детройте, Эмма работала журналисткой в какой‑то большой газете в Вашингтоне, Том имел свой небольшой бизнес в Нью–Йорке. Лишь от Пола не было вестей.
Патриция часто втайне от мужа плакала, вспоминая непутевого сына. «Наверное, мы что‑то ему недодали, раз он предпочел нашей спокойной размеренной жизни полную неожиданностей жизнь этих хиппи…» Эндрю, втайне от жены, также иногда долго сидел, смотря вдаль. Старик думал, мог ли он сделать что‑то, чтобы его сын понял тогда, что «правильно» жить лучше и приятнее, чем пытаться бессмысленно идти путем нарушения запретов, лишая себя при этом намного большего, чем их соблюдение. И жив ли сейчас его сын?
Иногда до стариков доходили странные слухи, что в их родном городе, купленном неизвестным чудаком, творятся страшные вещи. Будто бы из людей там делают зеленых монстров, что туда прилетают какие‑то инопланетные существа, что грядет новая война с русскими, которая будет происходить уже не на земле, а в космосе…
Патриция ахала, а Эндрю сплевывал и бормотал: «Надо же было так угадить такой замечательный город!» В городке, где они жили теперь, был маленький католический храм. Супруги были постоянными его прихожанами. Католический священник Уильям Блэк часто бывал у них в гостях. Это был невысокий добродушный полный мужчина лет пятидесяти, который не был склонен так просто доверять каким бы то ни было слухам.
— Мало ли что говорят! – неизменно отвечал он на все вопросы Патриции по поводу Моуди. Когда же она сотый раз его спросила, что он об этом думает, отец Уильям ответил: — Думаю, что это не наше дело. И если то, что про этот городок болтают правда, хотя бы на сотую часть, то добавлю: и нам крупно повезло, что это не наше дело!
А вот Пола, о котором ему рассказывал и Эндрю, он очень жалел:
— Надо же придумали: «цветы любви»! Коровьи лепешки греха они, вот, кто они на самом деле есть! Но Бог и их любит! Давайте молиться, и однажды ваш заблудший сын постучит в вашу дверь.
И они молились, и Эндрю, и Патриция, и отец Уильям. Прошли годы. И вот однажды в дверь дома стариков действительно постучал их сын. Они проезжали городок с Ричардом подъезжая к Моуди, и решили попросить воды в одном из стоявших у дороги домов…
Встреча с родителями
… Ричард велел Полу попросить воды в одном из домиков в небольшом городке, когда они подъезжали к Моуди.
— Что‑то я опасаюсь пить из местных водоемов, — заявил он.
— А местные жители тебе откуда воду возьмут? – усомнился Пол. – Стоит людей тревожить?
— Мне кажется, что стоит, — сказал следователь непонятно почему уверенный в этом.
Пол постучал. Ему открыл старик, лицо которого показалось до боли знакомым…
— Отец! – закричал вдруг Пол и упал на колени.
Услышавший крик Ричард вышел из машины и подошел к ним. Его спутник стоял на коленях перед стариком и плакал, а тот гладил его рукой по голове… На шум из домика вышла старушка, издавшая не менее громкий вопль, чем ее сын, которого тут же подняла с колен и начала целовать.
— Что случилось? – спросил подошедший Беркли.
— Это мои родители, — сияя от радости, сообщил Пол.
— Вот оно что! – задумчиво сказал следователь. — Давайте зайдем в дом, а то мы привлечем внимание соседей.
Уже в доме он сказал Эндрю:
— Когда соседи спросят вас, что были за крики, вы скажите, что проезжающие мимо остановились попросить у вас еды, но один из них случайно увидел змею и испугался. Вы его успокаивали, а ваша жена, увидев, что незнакомец стоит перед вами на коленях, подумала, что случилось что‑то плохое, и тоже закричала…
— А что случилось? – забеспокоилась Патриция.
— Случилось много всего такого, что я не разрешил бы ему встретиться с вами, знай я, что вы живете в этом доме. Но видно судьба вам встретиться. Пол, расскажи сам родителям о своей жизни, но помни, что у нас есть только полчаса. По поводу нашей сегодняшней поездки мы вам ничего не можем сказать, чтобы не подвергать вас опасности.
Эндрю и Патриция со слезами узнали о смерти их внука, но были рады тому, что Пол наконец покаялся, и взялся за ум.
— Приезжай жить к нам, сынок, — плача, попросила Патриция.
— Вряд ли это будет возможно, к сожалению, — сказал Беркли. – Мы должны ехать дальше. Никому не говорите, что видели сына.