Страница 30 из 34
— Вот я, вроде бы считаю все это очень важным, стараюсь жить по совести, и, не слишком ей доверяя, спрашиваю тех людей в ком уверен, правильно ли я поступаю, — произнес Фред. – Но мне кажется, что я и на полшага не сдвинулся на пути духовной жизни!
— У меня та же история, — весело ответил ему отец Уильям. – Вы все делаете правильно, но никак не можете научиться простой вещи: радоваться тому, что есть. Вам сразу значительно легче будет жить, поверьте мне!
Похороны Боруха Никаноровича
Профессор Свинчутка скончался, как сказал президент университета, после тяжелой непродолжительной болезни. Массивный гроб из красного дерева с телом покойного стоял посередине университетской площади, на которой собрались все преподаватели и студенты. Сэр Джеймс в черной мантии и профессорской шапочке говорил прочувствованную речь:
— От нас ушел тот, кого в полной мере можно назвать гражданином мира. Он оказывал влияние на судьбы правителей великих держав, был востребован в десятке стран, в каждой из которых занимал подобающее его таланту положение. Королева Англии сделала его рыцарем, Президент Франции наградил орденом Почетного легиона. В России он был депутатом высших представительных органов, в пяти странах он был министром. Я не говорю уже о том, каким прекрасным профессором был Борух Никанорович, и какая это утрата для нашего университета. Незаметный, он стоял за многими из тех событий, которые меняют судьбы мира. Тяжкая внезапная болезнь вырвала его из наших рядов…
Лорд Моро говорил долго и нудно, так, как, по его мнению, говорили бы, если бы покойного с такими же почестями хоронили бы в России. Религиозного обряда усопший завещал не совершать, поэтому вскоре после окончания речи президента, покойный был похоронен в небольшом склепе на территории университета, рядом с мистером Линсом и мистером Гриффином.
Сэр Джеймс после похорон пригласил к себе в кабинет несколько человек, где для них был накрыт стол. Выпив несколько рюмок, лорд Моро раскраснелся и доверительно сказал сидевшему рядом с ним профессору:
— А ты знаешь, от чего он умер?
— Нет, ведь об этом умалчивалось.
— От рака прямой кишки.
— Ужас какой! Страшная смерть!
— Вот–вот! А виноват сам: обнаглел до того, что стал подтираться не иначе как стодолларовыми купюрами, и еще мне об этом рассказал!
— Это шутка? – изумленно посмотрел собеседник.
— Нет, конечно! Но нельзя безнаказанно глумиться над тем, что для нас дорого: стодолларовые купюры, оказывается настолько вредные, что уже через месяц у него появился рак прямой кишки, а еще через месяц он умер в мучениях.
— Из‑за… долларов?
— А то из‑за чего же? – долгого тесного из‑за общения со Свинчуткой сэр Джеймс стал говорить чем‑то похоже на него.
Впрочем, если бы вопрос из‑за чего так ужасно умер Борух Никанорович, задали Слободану, то он, скорее всего, сказал бы, что его постигла кара за Югославию. А сотни других людей, с которыми жизнь сводила умершего, назвали бы другие причины…
— Кто же будет новым заведующим кафедрой политологии? – поинтересовался у президента собеседник.
— То же выходец из бывшего Советского Союза, которого также с полным правом можно назвать гражданином мира. Но об этом пока не будем – мы еще не простились с господином Свинчуткой. Господа, — обратился лорд Моро к собравшимся, — попробуйте водку с салом: это было любимым блюдом Боруха Никаноровича.
ГЛАВА ВТОРАЯ
Мифы и реальность империализма
В университете проходил международный семинар по вопросам глобализации. Во время него лорд Моро сидел в соседней комнате с новым заведующим кафедрой политологии Борисом Григорьевичем. Сквозь открытую дверь до них доносились голоса выступающих.
— Неужели кому‑то это интересно? – спросил профессор.
— То, что происходит должно получить еще и академическую оценку, — улыбнулся сэр Джеймс. – Тогда оно будет восприниматься, как что‑то скучное и само собой разумеющееся. Кроме того, для достижения наших целей мы должны стереть в общественном сознании границы между мифом и реальностью.
— Я недавно был в Европе, — сказал Борис Григорьевич, — меня очень позабавила одна моя бывшая соотечественница. Она купила дом в Исландии. Как сейчас принято в России, начала строить огромный забор. К ней пришли соседи: «Нельзя строить, здесь идет тропа троллей». Она: «Это же моя частная собственность, что хочу, то и делаю!» Так они демонстрации у ее дома организовывали, в знак протеста. Мэр приходил уговаривать… Так что придумала дамочка: взяла и нарисовала в заборе дверь: пусть тролли в нее ходят, в нарисованную! Но самое интересное не это: они в высшем законодательном органе всерьез обсуждали, как тролли должны участвовать в оздоровлении экономики их страны!
— Неужели, правда? – усомнился лорд.
— Не знаю… Но это я к тому, что гражданское общество, демократия, права человека, свобода слова, местное самоуправление – это мифы.
— А при чем здесь тролли?
— А тролли – реальность.
Сэр Джеймс засмеялся, затем знаком попросил собеседника умолкнуть и не без интереса прислушался к докладу профессора из России:
— Человечество с древнейших времен знает такую форму государственного устройства, как империя, объединяющая в своих границах государственные образования с разным уровнем культурного, политического и экономического развития. Многие из завоевателей Древнего мира мечтали о создании всемирной империи. Но лишь к началу XX века появились исторические и экономические предпосылки для реальной возможности ее создания.
В XX веке можно выделить 3 основных попытки создания всемирных империй:
1. Британская империя;
2. Государство всемирной диктатуры пролетариата (с центром в Советской России);
3. Гитлеровская Германия.
Каждая из них имела свои особенности. В отношении четвертой попытки (США), которая имеет свое развитие и в XXI веке, необходимо отметить, что она, в силу процесса исторического развития, во многом приняла уже иные формы.
Возникновение на рубеже XIX – XX вв. империализма нового типа было связано, в первую очередь, с появлением разного рода монополий. Как писал В. И. Ленин, к началу XX века «концентрация дошла до того, что можно произвести приблизительный учет всем источникам сырых материалов (например, железорудные земли) во всем мире. Такой учет не только производится, но эти источники захватываются в одни руки гигантскими монополистическими союзами. Производится приблизительный учет размеров рынка, который «делят» между собою, по договорному соглашению, эти союзы».
Особое значение в империалистически устроенном мире приобретают банки. «Монополия выросла из банков. Они превратились из скромных посреднических предприятий в монополистов финансового капитала. Каких‑нибудь три–пять крупнейших банков любой из самых передовых капиталистических наций осуществили «личную унию» промышленного и банкового капитала, сосредоточили в своих руках распоряжение миллиардами и миллиардами, составляющими большую часть капиталов и денежных доходов целой страны. Финансовая олигархия, налагающая густую сеть отношений зависимости на все без исключения экономические и политические учреждения современного буржуазного общества – вот рельефнейшее проявление этой монополии», — писал В. И. Ленин.
На примере Британской империи и США мы можем видеть убедительное подтверждение этим его словам. Некоторым казалось, что на фоне жестких диктатур, существовавших в фашистской Германии и СССР, Британская империя, охватывавшая четвертую часть суши, была местом народного благоденствия. Говоря о положении ее доминионов, Карл Каутский писал, что их население имеет больше прав, чем в европейских демократиях. Впрочем, мифологизация вообще характерна для империализма.