Призрачная Америка

— Папаша Линс, где ты? – раздался вдруг у него в ушах голос Синди.

И в следующую секунду тяжелая дверь сарая стремительно распахнулась, ударив Линса в спину. Не удержавшись, он полетел вниз… Забежавшая в сарай мисс Кэмпбелл, которая так неаккуратно открыла дверь, услышала только два слова, которые президент университета успел сказать до того, как свернул себе шею:

— Проклятая дура!

А после этого он не мог уже ничего говорить, его повели туда, где уже находился Гриффин, чьей судьбы Линс надеялся избежать. Теперь он понял все, но было уже поздно…

Администрация университета, организовавшая торжественные похороны, решила скрыть при каких несолидных обстоятельствах погиб президент.

— Что ты хочешь за молчание? – спросил ректор Синди.

— Папаша Линс обещал мне диплом лавра…

— Что еще за диплом лавра? – растерялся ректор.

И через неделю мисс Кэмпбелл получила диплом лучшей студентки десятилетия и на голову ей надели лавровый венок. Говорят, что сейчас она уже доктор права.

ГЛАВА ТРЕТЬЯ

Новый житель Моуди

Арнольд Стерн сидел в комнате вместе с отцом Уильямом, мэром Фредом Бэрримором, шерифом Ричардом Беркли и Полом.

— Так вы говорите, что здесь совсем недавно произошло преступление, совершенное так, как будто моя книга была для него сценарием? – изумленно спросил подавленный писатель. – Я слышал что‑то об этом, но не думал, что все написанное может быть реально воспроизведено в таких жутких подробностях.

— И более того: мы считаем, что ваш приезд сюда окажется на руку мистеру Линсу, который, насколько нам известно, хотел обвинить во всем Ричарда, но теперь не преминет сказать, что вы были организатором и идейным вдохновителем злодеяния, — грустно ответил ему мэр.

— Может быть мне уехать отсюда? – поднял глаза Стерн.

— Бесполезно, от них не убежишь, — усмехнулся Беркли. – Они увидят в этом всего лишь подтверждение виновности.

— Что же теперь делать?

— Жить, — ответил отец Уильям. – Вы рассказали нам, что захотели от всего отказаться – от денег, от славы, от положения, лишь бы не писать больше то, что губит людские души. И это очень хороший поступок, за который Господь благословит вас. Вы сами не знали, почему решили ехать в Моуди; но мне кажется, что это будет место, где вы обретете новый смысл жизни и новых друзей.

— Где вы брали сюжеты для своих книг? – спросил до этого молчавший Пол.

Арнольд пристально посмотрел на него и произнес:

— Я вижу в вас ту же печать, что и на мне: вы видели то, что людям не нужно видеть. Но вы держали это в себе, а я выплескивал на бумагу. Временное облегчение, которой я получал при этом, как я теперь вижу, было чревато тем, что появившиеся записанные фантазии разрушали психику очень многих, духовно слабых людей… Я ответил на ваш вопрос?

— Вполне.

— Так вы примете меня? – уже зная ответ, спросил Стерн.

— Да.

— У меня есть сбережения, о которых я говорил…

— В городе сейчас продается подходящий дом, — кивнул мэр Бэрримор. – Рад еще раз приветствовать вас, мистер Стерн, теперь уже в качестве нового горожанина Моуди. И знайте, что вы теперь не один.

Новый президент университета

В кабинете президента университета сидел новый хозяин – лорд Джеймс Моро. Про него говорили, что он поддерживается Ротшильдами, и его назначение на его пост – свидетельство их развивающегося сотрудничества с Рокфеллерами, оказывающими существенную материальную поддержку университету. Сэру Джеймсу было около шестидесяти лет. Внешне этот величественный седой мужчина сильно отличался от мистера Линса, но по взглядам на основные вопросы, он был продолжателем его начинаний.

В первом своем публичном выступлении перед преподавателями, студентами и сотрудниками сэр Джеймс заявил:

— Наша задача – развитие тех традиций, которые существуют в университете. Первоочередной приоритет – закрытые студенческие клубы, в которых выковывается элита нашей страны и всего мира. Другой приоритет – интеграция в образовательный процесс передовых научных разработок ученых нашего университета, способствующих выработке правильного взгляда на мир и его составные части. Необходимо, чтобы те взгляды на правильное мироустройство, которые формирует наш образовательный и воспитательный процесс, проникали в самые широкие общественные слои в самых разных странах, чтобы американское восприятие действительности стало универсальным и объединяющим для всего мирового сообщества.

Затем на банкете в узком кругу ведущих профессоров президент университета сделал еще одно заявление:

— Похоже, что мы приближаемся к победе в холодной войне. В Советском Союзе сейчас находится человек, разделяющий наши взгляды и ценности. Думается, что ему удастся больше, чем могли бы сделать атомные бомбы – он включит в стране механизмы саморазрушения, о которых пока не подозревает. А сделает он это, выполняя наши поначалу невинные, но затем все более целенаправленные дружеские советы и рекомендации. В ближайшие годы он станет не просто одним из нас, но и одним из наших тайных лидеров. Мы живем в великое время, когда создание единого мирового государства после прошедших двух мировых войн и подходящей к концу холодной войны становится как никогда реальным.

Хопкинс, бывший секретарь Линса, который стал теперь помощником нового президента университета, отозвав сэра Джеймса в сторону, спросил:

— А будете ли вы продолжать то, что мистер Линс планировал в отношение Моуди.

Лорд скривился; он участвовал в событиях двадцатилетней давности, связанных с этим местом.

— Думаю, что преждевременная смерть мистера Линса показала, что инициативы на данном направлении были начаты несколько ранее, чем следовало, — вслух сказал он. – Поэтому мы завершим те формальные процедуры, которые запущены, но конкретное решение вопроса отложим до более благоприятного времени.

Делегация советских ученых

В университете было необычное событие – сэр Джеймс впервые принимал в его стенах делегацию ученых из СССР во главе с депутатом Верховного Совета Советского Союза Борухом Никаноровичем Свинчуткой. Даже один Борух Никанорович сам по себе был достаточно необычным явлением. Толстый, важный, бесцеремонный, с маленькими злобными глазками и громовым голосом, секретарь партийной организации одного из крупных московских вузов, ни дня не занимаясь наукой или преподаванием, он ухитрился получить ученое звание профессора за свою общественно–политическую деятельность по развитию советской школы. Через пять лет, накануне распада Союза, во время всеобщей политизации населения, один депутат Верховного Совета, академик, в прошлом репрессированный, сказал, что в отношении господина Свинчутки «профессор» это не ученое звание, а погоняло.

Борух Никанорович ничуть не смутился. Он сказал, что «профессор» намного более хорошее погоняло, чем «Свинчутка». Но дело в том, что «Свинчутка» – это не погоняло, просто у него фамилия такая. И, соответственно, «профессор» – также не погоняло, а звание. И вообще: откуда в стенах Верховного Совета такой жаргон? Возможно, академик привнес его из своего скорбного прошлого? Так не там ли он и стал «академиком»? Может быть, это у него не звание, а погоняло?

Профессор Свинчутка, а тем более депутат Свинчутка, не имел никаких принципов, не стеснялся в оценках, в том числе прямо противоположных. В зависимости от конъюнктуры он легко менял свое мнение, не думая озвучивал то, что было модно на сегодняшний день, чтобы также не задумываясь отказаться от своих слов завтра, в зависимости от обстоятельств заявив, что не говорил он ничего подобного, или же, что заблуждался, но имеет гражданское мужество признать свою ошибку.