Страница 20 из 37
— А, это типа «Преступление и наказание»! – важно сказал он. – Достоевский написал, писатель такой. Там суть в чем: был парень такой Родион, студент. Типа шизик, всякая дрянь его занимала. Все думает постоянно, то ли тварь он дрожащая, то ли право имеет. А он и тварь дрожащая, раз дрожит все время, и право имеет, только вопрос на что. Так вот решил он грохнуть бабку одну. Она такая гнида старая была, деньги взаймы давала, а обратно брала больше, типа как банки сегодня, только она все же менее поганая. И Родион этот думает: надо бы эту старуху замочить. А вот сделал он эту мокруху, и не по себе ему стало, потому как все равно ведь живая душа. И так ему тошно стало, что и жить нет сил. А у него еще подружка была – сама проститутка, а из себя святошу корчила. И вот под ее влиянием сдался он в руки правосудия, так как понял, что не имел он права чужой жизнью распоряжаться…
— Мы тут тоже сгоряча курве одной пригрозили, что убьем, а потом как‑то совестно стало, – сказала Клара.
— Да не совестно, просто этот парализованный директор нас запугал, – отмахнулась Роза. – Расскажи еще чего‑нибудь.
— Про аленький цветочек! – попросила Клара.
— Надо же, какие мы сантиментальные! «Про аленький цветочек!» – передразнил Колян. – Там фишка какая: был один барыга, и у него три дочки. Здоровые уже девки. Две‑то вроде ничего, а третья с придурью. Он поехал за границу, типа фарцануть, деньжат набашлять, туда–сюда… И спрашивает их: «Чего вам привезти?» Две‑то все путем, чего‑то путное попросили, но вот чего и не вспомню. А младшая попросила цветочек аленький…
— Вот дурища, – не выдерживает Роза.
— Ну да, ты бы поллитра попросила, только не нужно было ему за ними было бы ехать, потому что выпивки у него и так было полные погреба, хоть залейся, – замечает Бухарик.
— Везет же людям! – вздыхает Клара.
— Ну вот, попал он на какой‑то остров, а там жило чудище – страшное–престрашное, хуже, чем Васька из соседнего дома!
— Неужели такие чудища бывают? – вздрагивают слушательницы.
— Бывают, – кивает Бухарик и продолжает: – Так этот чудище – был очень классный мужик. Принял барыгу, как родного, поил–кормил, гостиница–люкс и все дела. Даже не показывался ему, чтобы видом своим смрадным его напугать. А тот что? Фарцовщик он фарцовщик и есть. Спер он у него цветочек аленький, а тот чудищу был дороже всего…
— Во козел! – не выдерживает Роза.
— Типа того! – подтверждает Колян и продолжает: – А дочка честная была, решила вернуть цветочек. А потом влюбилась в это чудище. Хоть он и страшный, но почувствовала она в нем человеческую сущность, которую ни за какой страшной образиной не спрячешь, если она есть! Но попросилась она домой: по папаше–прохвосту соскучилась! А чудище ей: «Умру, если через день не вернешься! Сдохну прямо и все!»
— Так и сказал? – всхлипывает Клара.
— Именно так, – Бухарик вытирает слезу. – А эти две козлицы – сеструхи еенные, решили ей подгадить, и часы перевели.
— Видать завидно этим крысотелкам стало! Во гниды! – замечает Роза.
— Наверное, завидно. Потому как чудище хоть, но ведь полюбил их сеструху. А козлиц‑то кто полюбит? – резонно замечает рассказчик и возвращается к рассказу: – Приезжает она на остров, а чудище ее лежит мертвый, типа откинулся уже. И начала она плакать горькими слезами, а он взял и ожил…
— А может он не мертвый, а сильно бухой был? Другой раз и не отличишь, особенно Ваську, – уточняет Роза.
— Да нет, просто любовь ее его оживила. И стал он не чудищем, а вообще красавцем! И поженились они!
Все утирают слезы, жалуются, что в настоящей жизни так не бывает, потом выпивают еще по стакану. Разговор заходит о политике.
Роза говорит, что она за коммунистов.
— И где бы ты была при коммунистах? – смеется над ней Бухарик. – Сидела бы сейчас в ЛТП, и работала забесплатно на государство. А сейчас сидишь здесь, как княжна!
— Вот–вот! – поддерживает его Клара. – У меня тоже одна знакомая, сидит дома, тунеядка. Не работает, а туда же: «Я за коммунистов!» Да ей сразу же бы статью за тунеядство вкатили, и на принудительные работы!
Затем беседа плавно переходит на проблемы российского образования. Бухарик и здесь имеет свое мнение: он против Фурсенко и Болонского процесса, который называет «болванским». Оказывается, в свое время Николай получил диплом специалиста, который очень ценит. Вот советское образование было настоящее, а сейчас что? Выдумали бакалавров и магистров. Роза не может понять, как может быть две ступени высшего образования и обе они высшие и зачем это надо. Колян долго думает, а потом объясняет:
— Ну, просто для одной и той же работы, если она становится более сложной, нужно больше навыков. Вот представьте придурков, которые наряжаются в кенгуру или пчел и рекламируют всякую дрянь…
Подруги представили.
— Так вот, например, кто наряжается в кенгуру – это бакалавр. Ему меньше нужно уметь: надел костюм и ходи, почти все к нему с симпатией относятся кроме отморозков. А вот пчеле уже сложнее – ходит, понимаешь, с выпяченным задом, многим захочется по нему пнуть. Поэтому нужно уметь и отбиваться, и убегать, и звать на помощь, и вызывать милицию. Это называется «компетенции». А компетенции, в свою очередь, бывают общекультурные – как милиция вызывать, и профессиональные – в каком положении ходить, чтобы хвост по земле не волочился.
Роза с Кларой говорят, что это отстой – раньше из института инженер или врач выходил, а сейчас пчела или кенгуру.
— Да я же образно говорю! – раздраженно машет рукой хозяин.
Они пьют еще, и еще о чем‑то говорят. Внезапно всех их охватывает необычайная жуть. Собеседники чувствуют, что сейчас что‑то произойдет. И в это время в дверь к ним кто‑то стучит…
Первая неудача юриста
… В дверь стучал Петр Иванович. Приехав в Лузервиль, сэр Джон сам решил навестить Валентину, и велел сопровождающим его разделиться: Элизабет с Григорием должны были посетить бывший дом Скотниковой, а Петру было дано одно деликатное поручение, от которого юристу стало как‑то не по себе. «Зато потом ты сразу будешь наш!» — заверил его Эктон. И эта перспектива страшила еще больше.
Юриста сопровождал темный дух, которого он пока не видел, зато чувствительные к потустороннему миру алкоголики почувствовали через дверь и, нужно сказать, очень испугались.
— Кто там? – самым смелым голосом, который был для него в этот момент возможен, спросил Бухарик.
— У меня к вам есть деловое предложение, — сказал Петр. – Вы можете очень хорошо заработать.
Заработать собравшейся компании было кстати. Поэтому Колян охотно открыл дверь. Вид юриста его не впечатлил: «Хлюст какой‑то! Но откуда же идет эта жуть?»
Сэр Джон посылал не вслепую: он выбирал именно тех людей, для которых настало время последнего выбора, после которого они либо станут его, либо начнут путь к Богу, как Валерий Петрович. Он знал, что Роза с Кларой угрожали убить Ольгу, и что Николай чуть не свел их со своим соседом Василием, который промышлял заказными убийствами, по каким‑то причинам (сэр Джон хорошо знал по каким) сходившими ему пока с рук.
— Что за работа? – спросила Клара.
— Дело деликатное. Нужно убрать одного человека, мне сказали, что вы можете это организовать, — неуверенно начал Петр, думая про себя: «Да чего они могут организовать! Какой дурдом! Сэр Эктон надо мной посмеялся!»
А пьяницы, которые незадолго до этого растрогались над судьбой Раскольникова и над «Аленьким цветочком», вдруг на него набросились:
— Да как ты смеешь такое нам говорить, дерьмо очкастое! Кто мы такие по твоему?
А ведь юрист не успел им еще сказать, что речь идет об отце Аристархе: если бы успел, то его побили бы.
Петр Иванович перешел к плану «Б»: он представил дело так, что ошибся домом и спросил:
— А кто здесь Василий?
— Ах, он к Ваське! – сразу успокоились пьяницы. То, чем занимался сосед, их не волновало. – Так он вон в том доме живет!