Страница 16 из 37
— Ну, надо же! Кто бы мог подумать! – воскликнул он. – Гриша, найди Лиз, Зою и Петю. Мы едем в Лузервиль.
Три архимандрита
У архимандрита Петра был гость – из Англии в Москву на две недели приехал его давний знакомый архимандрит Василий. Три дня из них он выкроил на встречу со старым другом. В первый день из вежливости отец Петр пригласил поужинать вместе с гостем и отца Аристарха – все‑таки тоже архимандрит, тем более, сейчас своего рода знаменитость.
Архимандрит Аристарх знал, что настоятель без радости пустил его жить в свой дом. Но он знал и то, что отец Петр воспринимает это, как своего рода жертву, которую он приносит ради Христа, поэтому не ушел на квартиру, когда представилась такая возможность, хотя чувствовал бы себя там гораздо свободнее. Впрочем, настоятель никогда ничем его не попрекал.
Гостей архимандрит Петр всегда принимал хорошо. На столе была и осетрина, и семга, и красная и черная икра, и всевозможные фрукты и овощи, и коньяк, и текила, и дорогая водка, и абсент.
Архимандрит Василий в Англии привык к бедности духовенства, поэтому сейчас с любопытством осматривал и дом друга, и накрытый им стол. Впрочем, в Великобритании он оказался всего лишь два года назад. Причина его приезда в эту страну не была напрямую связана с пастырством – он готовил докторскую диссертацию в одном из английских университетов, и уже в будущем году должны были назначить защиту. А до этого он жил в России, имел достаточно широкий круг общения, а соответственно участвовал и не в таких застольях. Но общение с православными священнослужителями Англии, особенно их воспоминания о жившем фактически в бедности митрополитом Антонием, наложило свой отпечаток на мышление отца Василия.
— Как‑то, даже непривычно вновь видеть русские столы, — сказал он.
— Полно тебе, в Англии еще больше пьют и жрут, только тебя в приличные места не звали, а только нищие или крохоборы, — с беззаботной усмешкой сказал хозяин.
После молитвы три архимандрита сели за стол. Прислуживал им келейник отца Петра иеромонах Онисим.
Архимандрит Василий был самым молодым – ему было лишь немногим более тридцати лет. Он очень много читал, на каждый случай у него была запасена цитата из чьих‑то трудов.
Отец Петр предложил наполнить бокалы. Сам он предпочитал коньяк, его английский гость текилу, а отец Аристарх попросил налить ему водки и весь вечер сидел за одной рюмкой, в то время, как его сотрапезники сразу задали неплохой темп, и после пятой или шестой рюмки у них началась задушевная беседа.
— Вот Аристарх, — ткнул пальцем настоятель, снявший рясу и наперсный крест и расстегнувший верхние пуговицы на рубашке, — ты думаешь, он просто так? Нет, он не такой как мы! Да я ведь рассказывал тебе…
— Рассказывал, — подтвердил отец Василий, который тоже захмелел, но держал себя в руках. — Несчастье более талантливых – в более остром ощущении мира вокруг. Они видят и чувствуют все лучше нас – в этом их дар и их проклятье. Мы можем в силу образования и профессиональных качеств где‑то даже понимать их, но нам не дано чувствовать то, что чувствуют они. И в этом наше счастье. Мы не перенесли бы безмерной боли этого острого, ни с чем не сравнимого ощущения жизни в том смысле, в котором мы не готовы пока не понять ее, ни принять. То, что мне рассказывали о вас – достойно уважения, — повернулся он к архимандриту Аристарху.
Тот благодарно кивнул.
— Как писал Жан Поль Сартр в его, так и не поставленном сценарии «Фрейд», «чтобы погружаться во тьму душ, не губя собственную душу, надо быть чистым как ангел», — продолжил отец Василий. – А кто из нас может назвать себя ангелом? Мы исповедуем, да, но разве мы меняем души тех, кто к нам приходит? Иногда мне хотелось бы тоже стать таким старцем…
— Думаю, что не стоит, — мягко заметил отец Аристарх.
— Вы правы, — сразу же согласился гость. — Можно вспомнить слова Гераклита о том, что людям не стало бы лучше, если бы исполнилось все, что они желают.
— Ну, ты и зануда! – сказал хозяин и налил еще по рюмке. – Неужели своими словами нельзя говорить?
— Да я как‑то привык… — засмеялся отец Василий. И опять обернулся к архимандриту Аристарху:
— Я слышал, вам пришлось перенести много испытаний?
— Не очень.
— А вы так спокойны! Впрочем, по меткому замечанию Канта человек, который ненавидит, обеспокоен в большей степени, чем тот, кого ненавидят.
— Им так и положено.
Настоятель опять наполнил рюмки и решил разрядить обстановку:
— Джером К. Джером в свое время дал достаточно остроумный совет: «Восторгайтесь красотой урода, остроумием дурака, воспитанностью грубияна, и вас будут превозносить до небес за светлый ум и тонкий вкус». Я поступаю именно так и ни разу не пожалел.
— Ты известный дипломат, — засмеялся гость. – Только всем об этом не рассказывай. Не нужно выворачивать свою душу наизнанку. Мне всегда вспоминаются слова Сартра «Если вы снисходительны к себе, снисходительные люди будут вас любить; если вы растерзаете соседа – другим соседям будет смешно. Но если вы бичуете свою душу – все души возопят».
— Не нужно душу наизнанку выворачивать, — подтвердил архимандрит Аристарх. – А как в Англии относятся к религии?
Отец Василий начал издалека:
— Английская литература конца 19 – начала 20 века пропитана ожиданием чего‑то загадочного. От своеобразного романтизма Оскара Уайльда мы восходим к мрачной мистике Вирджинии Вульф – поэзии, в которой истина является нам изменчивой, зыбкой, неуловимой. В ее творчестве, как и в трудах ее единомышленников, чувствуется желание объединить музыку и прозу, стихи и живопись. Желание выйти за грани того, что определяет канон, в то же время ограниченность временными и вещественными рамками – все это делает борьбу беспредметной и жизнь бессмысленной… Признаться, мне жаль англичан, да и не только их, когда наиболее талантливые люди, разбрасывались в поисках эфемерной «истины» и не видели настоящую Ее возле себя и, в лучшем случае, просто вписывались в рамки нашего «общепринятого» мещанского мироощущения…
— Я бы сказал, что все это вообще не о том, — возразил архимандрит Петр. – В Англии есть и Льюис, и Честертон, и Толкин и, конечно же, митрополит Антоний. Но мы поговорим об этом завтра днем, если тебе это интересно, отец Аристарх. У Православия в Англии есть уникальный опыт, который митрополитом Антонием был описан. Правда, там есть и сложности, но тебе они ни к чему. Ты не обидишься, если мы посидим еще вдвоем – ты трезвый, а мы уже нет, и у нас есть о чем поговорить друг с другом?
— Конечно же, нет, — сразу встал отец Аристарх. – Но завтра с интересом послушаю о православной Англии.
Каким стал интернат
А интернат разительно изменился. Валерий Петрович за те полгода, которые там лежал, сумел на себе почувствовать каково его пациентам. И сделал все, чтобы переломить ситуацию.
Среди прежнего состава коллектива были те, кому доставляло удовольствие издеваться над больными, например, как бы случайно уронить на них что‑то тяжелое или пролить судно. Поэтому некоторых сотрудников пришлось уволить, но многие относились к пациентам плохо, только потому, что так здесь было принято и достаточно легко приспособились к новым порядкам.
Ольга, став главной медсестрой, занималась этим обновлением среднего и младшего медицинского персонала. Некоторые ее при этом проклинали, угрожали ей. Две санитарки – Роза и Клара – алкоголички неопределенного возраста, наиболее плохо относившиеся к пациентам, грозились даже, что ее убьют. Оля не жаловалась, но Валерий Петрович узнал об этом. Он нашел Розу с Кларой и сумел так их запугать, что они пришли к главной медсестре и на коленях со слезами на глазах просили у нее прощенья.
— Что вы им такое сказали? – удивлялась потом она.