Страница 2 из 17
Но Кребс ошибался, если думал, что оставил Гитлера пребывать в одиночестве. Его навестила Ева, привыкшая ко всему, что происходило. Гитлер так углубился в себя, что не заметил, как она вошла и, встав сзади кресла, положила руки на его плечи. Её избранник, считала она, устал от всех, и только Ева могла облегчить горесть переживаний, от которых он с каждым днём старел. С улыбкой он встал с кресла, она приблизилась к нему. Гитлер никогда не скучал, если Ева была рядом, и он был благодарен ей за то время, что говорил о себе, о своих переживаниях. Она не оставит его в беде, она всегда будет рядом с ним. Обыкновенная баварская девушка оказалась тем стимулятором, который вызывал в Гитлере сентиментальное стремление раствориться в её обществе. И вот он стоит рядом с ней, под землёй, в бункере, и она разговаривает с ним, как со старым знакомым.
– Перестань волноваться, дорогой, и улыбнись!
Вместо ответа Гитлер порывисто схватил Еву за руки, притянул к себе. Выждал мгновение и заглянул ей в глаза. В ответ она прижала его ладони к своим щекам, потом отпустила их, не переставая любоваться тем, к кому пришла.
– Продолжающийся по сей день обстрел бункера, грохот взрывов действуют мне на нервы! – пожаловался Гитлер. – Русские одолевают нас, и от меня как фюрера зависит, как будут развиваться события дальше. Ева! Ты не боишься остаться в живых? – неожиданно задал он вопрос. – Ты и Магда можете в любую минуту покинуть меня. Так уж повелось, что женщинам не место рядом со сражающимися мужчинами.
– Ты плохо меня знаешь, дорогой Адольф!
– А я разве это когда-либо отрицал, любимая? В жизни бывает иначе, чем в наших мечтах! Я пришёл в этот мир не для того, чтобы делать людей лучше, а для того, чтобы использовать их слабости.
Лицо Гитлера было усталым, но взгляд по-прежнему оставался живым и бодрым. Сказывались стрессы последних дней. Но таким ответом возлюбленного любопытство Евы не было утолено.
– Почему тебе не сделать это вместе с нами? – произнесла она. – Ты ведь способен влиять на всех силой своего убеждения, они же боготворят тебя! Ты сам говорил, что оставаться в этом капкане опасно, что сюда вот-вот ворвутся русские и возьмут нас в плен.
– Как человек я пошёл бы на это, но как фюрер – не могу.
Еве ничего не оставалось, как улыбнуться и отвести взгляд. В очередной раз сердце её не обмануло: он останется здесь, чтобы в последний момент на боевом посту нажать на курок и добровольно уйти из жизни непокорённым неприятелем человеком. Ева смирилась с тем, что долгими годами пестуемая благосклонность Гитлера к ней отлита из жестокости.
– Мне больно наблюдать, как Магда, укладывая по ночам детей спать, при мне ударялась в слёзы! – в голосе Евы зазвучало сострадание. – Я сама готова была заплакать, когда Хельга умоляла свою мать разрешить ей уехать. Она – взрослый ребёнок. Она догадывается, что её ожидает, если русские подойдут к бункеру слишком близко. Девочка не хочет умирать, как мы. Сделай же что-нибудь, спаси хотя бы детей!
– Третий рейх никогда не погибнет, Ева, если мы будем едины и верны, – сказал Гитлер. Он предпочёл пропустить мимо ушей слезливые просьбы. – Фюрер обязан быть выше людских страданий, только так он может выполнить миссию, возложенную на него самим провидением. Да, бесспорно! Для меня Магда является образцом арийской женщины, а прикасаясь к её детям, я успокаиваюсь. Сколько я ни уговаривал семью Геббельсов покинуть зону боевых действий, она, как и её муж, проигнорировала меня. Побольше бы таких женщин, – и возможно, эта война приобрела бы другой оборот.
– Тоска берёт при одной мысли, что всё скоро закончится! – сказала Ева. – Куда подевался твой хвалёный генерал Венк, где все те, кто должен нас спасти?
– Я понимаю тебя, дорогая! – Гитлер не обиделся на её слова. – Я не раз задавал себе точно такие же вопросы. Ты близка мне, ты мне очень нравишься, когда приходишь ко мне красивой и нарядной, с искусным маникюром на руках. Но позволь мне как фюреру самому решать, где кто находится и как сражается.
– Ты прав, мой фюрер! – покорность в голосе Евы убедила Гитлера. Он давно отвык от возражений. – Решай сам, как оно будет лучше. Жизнь – забавная штука. Вечно нас обманывает.
И оставив фюрера удивляться тому, что сказала, Ева ушла к себе. Проводив её до двери внимательным взглядом, Гитлер улыбнулся. Он знал, что с 1929 года всеми её поступками руководило чувство любви к нему. Для него Ева была просто женщиной, которая не имела на него никакого влияния, и это его устраивало. Женщины не должны совать свой нос в дела мужчин, их место – кухня, дети, церковь. Политика не для них, ею занимаются сильные волей мужчины.
Но горестная реальность за стенами бункера вернула Гитлера к руководству гибнущим рейхом. Он подошёл к столу, где лежали очки и лупа, и медленно уселся в кресло. Взяв в руки лупу, вперил свой прищуренный взгляд в бумагу с увеличенным шрифтом. Покачал головой. Встал. Приблизился к столику с радиоприёмником, дрожащей рукой настроил на лондонскую радиоволну, но его мысли были далеки от того, что пыталась донести до слуха английская речь. Немного постояв, после размышления он возвратился в кресло. Рука потянулась к трубке телефона.
– Рохус! – произнёс фюрер. – Соедините меня с Йодлем.
В бункере работала передвижная радиостанция министерства пропаганды. Телефонная связь с фронтовой реальностью была установлена, и, приложив к уху трубку, Гитлер произнёс:
– Алло, Альфред! Ты меня слышишь?
– Да, мой фюрер!
– Почему окружённые русскими немецкие части движутся не к столице, а на запад? Неужели генерал Буссе обманывает Ставку?
– Мой фюрер! Боевые машины в районе Хальбе с большими трудностями продвигаются по песчаной почве соснового леса. Все дороги бомбардирует советская авиация.
– Слышите меня, Йодль? Атаки 9-й и 12-й армий своей целью имеют не только спасение 9-й армии, но и спасение Берлина. Я как первый солдат рейха по-прежнему остаюсь в Берлине и верю, что командование двух армий исполнит свой воинский долг. Запомните, Йодль! История и германский народ проклянут тех людей, которые в этот тяжёлый час откажутся делать всё, что в их силах, чтобы исправить ситуацию и спасти не только фюрера, но и сам Берлин от красных зверей. Вы должны повернуть фронт наступления с востока на север.
Слушавший на другом конце провода эту речь Йодль понимал, что данное распоряжение фюрера обрекает людей на гибель, но тоном исполнителя отвечал:
– Мы сделаем всё, мой фюрер, чтобы прийти к вам на помощь.
12 часов 00 минут
Молодой лейтенант 22-го танкового корпуса Виктор Боев пережил в жизни многое, что преподнесла ему и его боевым товарищам война, но этот день он запомнит навсегда. Такой случай представлялся раз в сто лет. Его горящий дерзостью взгляд остановился на юном бойце, на поясных ремнях которого были две гранаты, а потом с тайным умыслом переместился на стол, где покоился телефон. «А вдруг получится?!» – мелькнула у него смелая и дерзкая мысль. Докурив сигаретку, Виктор направился к столу, снял с эбонита аппарата трубку и, полистав трофейный телефонный справочник, набрал нужный ему номер.
– Алло, фройляйн! – по-немецки заговорил лейтенант. – Я офицер вермахта, еле дозвонился до вас. У меня срочные новости, будьте так любезны соединить меня с рейхсминистерством пропаганды.
– Сейчас, герр, минуточку! – ответила девушка. – Пожалуйста, оставайтесь на линии.
– Я так и сделаю, фройляйн!
Боев терпеливо ждал.
– Алло! – в трубке вновь возник девичий голос. – Чтобы вы не теряли времени, я связалась с министерством пропаганды. Могу вас порадовать, герр офицер. С вами желает говорить представитель министра.
– Да, конечно! – не стал ей возражать лейтенант.
– Кто вы? – спрашивает мужской голос.
– Герр представитель! – отвечает Боев. – Я звоню вам из Сименштадта и хотел бы поговорить с доктором Геббельсом по важному делу.
– Сейчас у доктора Геббельса совещание, но если у вас к нему важное дело, то я сейчас его позову.