Убежать от зверя (ЛП)

Мы выбегаем наружу, сверкая улыбками и лентами, и когда включается музыка, мы идеальны. Мы выполняем весь номер, который снова и снова репетировали на тренировках, но в этот момент все по-настоящему. Этот момент — главный. И когда мы заканчиваем, толпа ликует, а когда судьи выставляют за наше выступление самые высокие оценки за этот соревновательный день, крики становятся еще громче.

Автобус увозит домой все, кроме тишины, и я когда я захожу в дом, я все еще в приподнятом настроении. Вечеринка проходит у Мэлори, потому что ее родители не против того, чтобы восемнадцать подростков сильно шумели у них в амбаре. Кэлдон угрожает смертью любому, кто выпьет, но ей не стоит беспокоиться — даже Тиг боится матери Мэлори, и большое спасибо ей за лед, который она приготовила для нас еще с обеда. Мы слишком долго задерживаемся, уже становится темно, все еще немного прохладно для уличной вечеринки, и пока Полли везет меня домой, я не могу перестать смеяться и улыбаться, и говорить ей о том, какие мы крутые.

Мои родители на кухне, ждут меня, и как только я захожу в дверь, я уже знаю причину этому. В первый раз с прошлого сентября мои родители усаживают меня для серьезного-серьезного разговора.

— Это не потому, что мы не хотим, чтобы ты ехала, — сразу переходит к делу папа. — И это не потому, что мы считаем это опасным. Просто… ты добилась такого прогресса. Ты настолько далеко продвинулась, чтобы не оглядываться назад. Ты уверена, что хочешь это сделать сейчас?

Мне интересно, будет ли у меня такой же разговор с доктором Хаттом в четверг? По всей вероятности, они уже сами позвонили ему. Я не могу винить своих родителей за то, что они отошли в сторону и позволили разбираться со мной специалисту. Я уж точно никогда не думала об этом в таком ключе. Несколько месяцев назад я сказала маме, что мне нужно, чтобы она оставалась для меня мамой, и по сегодняшний день так и есть. Мне кажется, я готова, чтобы мои родители снова заняли главную роль.

— Я знаю, что тебе трудно найти слова, чтобы это объяснить, — говорит мама. — И это нормально. Нам не нужно это понимать. Мы просто хотим, чтобы ты сказала это вслух.

У них определенно был разговор с доктором Хаттом. Полагаю, в этом есть смысл.

— Хорошо, — отвечаю я. — Была не была.

Папа улыбается и перестает рвать на кусочки салфетку в подставке, которая стоит прямо перед ним.

— Вещи, которые на самом деле помогли мне прорваться сквозь трудности всего этого года, и не только через последствия от нападения на меня, а через все, что происходило с нормальными выпускниками в их последний год в средней школе, связаны с черлидингом, — говорю я. — И я очень его люблю, о чем вы оба хорошо знаете. Так что, даже несмотря на то, что это будет означать, что мне придется быть на публике, именно поэтому я буду держаться за черлидинг. Это то, что я люблю.

Мама кивает и возвращается обратно в свое кресло. Она ничего не записывает, но у нее превосходная память.

— Знаете, как действуют персонажи в тех банальных фильмах «Если мы не сделаем этого, террористы победят»? — спрашиваю я.

— Да, — кивает папа. — Обычно это происходит перед взрывом.

— Ну, не стоит преувеличивать, но примерно так я себя чувствую, решив вернуться в Manitouwabing для черлидинга, — говорю я. — Если я сейчас откажусь, или отступлю только из-за расположения места для соревнований, я не выиграю. А я, правда-правда, хочу победить.

— Звучит хорошо, — одобряет мама. — Если ты снова наткнешься на репортеров, так им и скажи.

В газетной статье ничего не написали из того нашего разговора, но на всякий случай я рассказала своим родителям о тех нелепых вопросах, которые мне тогда задавали. Мама намного превосходит меня в написании петиций.

— Естественно, мы приедем посмотреть, — уверяет папа. — Ну, я приеду.

Мама использовала свой отпуск за год, взяв его, чтобы присматривать за мной в прошлом сентябре. Она могла бы разыграть карту «моя дочь — жертва насилия», но я рада, что она не стала этого делать, даже несмотря на то, что будет отстойно, что она пропустит мой Национальный чемпионат. В конце концов, я планирую надрать несколько серьезных задниц.

— Ну, для этого Бог и изобрел телефоны с камерами, — говорит мама.

— Я не уверена, что Бог изобрел телефоны с камерами, — возражаю я ей.

— Вероятно, он с этим помог, — говорит она. — Ты ела у Мэлори? Полагаю, нет. Что ты хочешь на ужин?

Технически, у меня подготовка, и поэтому должна питаться здоровой пищей. Но я все еще чувствую, как растворяюсь в этом моменте, поэтому мы садимся за свой воскресный ужин с мороженым.

— Никогда никому не говори, что я позволила тебе это, — предупреждает мама.

— Не переживай так сильно, милая, — успокаивает ее папа. — У нее уже есть превосходный психотерапевт.

И так я понимаю, что с нами все будет хорошо.

Часть 4

Настала весна, сорняки пустили свои корни.

Глава 28

Между Провинциальными и Национальными соревнованиями целый месяц мая. Я получаю приглашения от каждого университета, в которые подавала документы, то же самое и у Полли. В первую субботу месяца она приходит ко мне, и мы обсуждаем, какой университет выбрать.

— Теперь нам на самом деле надо сделать выбор, — говорит она. Мы сидим на моей кровати с брошюрами из всех шести университетов, которые раскиданы вокруг нас. Это немного сложно.

— Ты, по крайней мере, претендуешь на некоторые программы в трех разных университетах, — говорю я ей.

— Это было очень умно с моей стороны, — допускает она.

Черлидинг не квалифицируется как вид спорта, даже в девятой поправке, никому из нас не получить атлетическую стипендию нигде в пределах южной границы. Множество людей думают, что мы получаем их, во многом потому, что время от времени черлидеры из Палермо получают стипендии гимнастов в Штатах, что отнюдь не является нашей квалификацией. Когда мы с Полли учились в десятом классе, один из выпускников как раз это и сделал, и отправился в университет Флориды, но большинство из нас отправятся в учебные заведения Канады за свои собственные деньги, или за счет любой стипендии, которую только сможем себе отхватить.

— В Гамильтоне реально ужасное качество воздуха, — говорю я ей, кидая брошюру McMaster к ее ногам.

— Ага, но кампус великолепен, — замечает она. — И это величайший учебный госпиталь. Кроме того, мы живем будущим! Они, наверно, накрывают себя чем-то на подобии воздушного пузыря, и это, определенно, должно быть весело.

— Угу, — соглашаюсь я. Я перетасовываю свои три брошюры. Я была идиоткой, остановившись на трех разных программах. Мне просто нужно было выбрать одну. — У программы исследования древности и археологии в Карлетоне есть вариант годичного обучения за рубежом в университете Эдинбурга.

— И тонна предложенных денег для тебя, — замечает Полли. — Кто знал, что у такой крошечной блондинки есть мозг?

— Заткнись, — говорю я. — Ты хуже доктора Хатта. Он утверждает, что это благодаря его репетиторству.

— Знаешь, возможно, он не так уж и не прав, — размышляет Полли. — В этом году ты была слишком зациклена на этом и черлидинге.

— Пожалуйста, не напоминай мне, — прошу я. — Не позволяй мне выбрать университет только из-за того, что он далеко отсюда.

— Ты всегда собиралась уехать отсюда подальше, — напоминает мне Полли, что является правдой. — Но также ты собиралась и вернуться назад.

— Если я поеду в Карлетон, то смогу приезжать домой только на праздники, — говорю я. — Не на выходные.

— Но тебе придется ехать на поезде, — говорит она. — Плюс, ты будешь жить в столице, где происходит наибольшее колебание температур.

— Серьезно? — спрашиваю я.

— Холоднее только на Улан-Баторе, — усугубляет она.

— Я не уверена, что это весомый аргумент, — спорю я.