Страница 37 из 47
Я не имею ни малейшего представления, что делать с Дионом. Я не могу избегать его, потому что он в команде. Во время тренировок он ведет себя полностью профессионально. Он выполняет подъемы и поддержки без задержек. Но за пределами тренировок я замечаю изменения. Непонятно как, но он всегда рядом, улыбается и никогда не подходит достаточно близко, чтобы коснуться меня. Я думаю, что смогла бы справиться с этим, если бы он пригласил меня в кино или еще куда-нибудь. Если бы он положил свою руку мне на плечо в кафетерии. Я представляю, как бы отреагировали на это остальные. Полли вполне смогла бы убить его на месте. Лео бы глазел, но он всегда так делал, когда кто-нибудь был милым со мной. Тиг бы рассмеялся и сказал какую-нибудь неуместную непристойность о похищении из кровати, а Мэлори делала бы все возможное, чтобы вести себя так, будто ничего не произошло.
За неделю до Зимнего Бала после тренировки я убираю на места маты. Сейчас я делаю это для себя, потому что у меня впервые свободное утро. Я могу пойти в душ последней, даже если придется ждать появления горячей воды, это не будет иметь значения. Когда Дион подходит, чтобы помочь мне, я уже знаю, как именно все будет происходить, несмотря на то, что не уверена, как вести себя, когда мы к этому придем. Полагаю, мне нужно привыкать к таким ощущениям.
— Гермиона, — говорит Дион. По крайней мере, он спокоен. Если бы он нервничал, я бы, вероятно, убежала прочь. Я могу справляться с этим так долго, пока один из нас остается уравновешенным.
— Привет, Дион, — мой голос не скрипит. Превосходно.
Я вижу, как он раздумывает, рассматривая свои варианты. Будем ли мы говорить о хоккее или о номере, который только что отрабатывали? Или о погоде? Выражение его лица меняется, и я понимаю, что он решил покончить со всем и просто сделать это.
— На следующей неделе Зимний Бал. Не хочешь пойти на него со мной? — он произносит это спокойно, чтобы снять напряжение, если я буду удивлена, но я не удивлена. Хотя я все еще не знаю, что собираюсь ответить, так что притворяюсь, что борюсь с раскладкой матов. Конечно, это приводит к обратным результатам, потому что Дион — джентльмен, и он подходит, чтобы помочь мне.
— С радостью, — отвечаю я. Я сжимаюсь в ожидании волны паники от возможности выхода из зоны комфорта, но ничего не происходит. В конце концов, я хочу пойти на танцы. У меня есть платье и все необходимое.
— Круто, — говорит он и улыбается. Я вижу небольшую нервозность в его улыбке, но он счастлив. Я не могу сгладить неловкость или просто избежать сцены; но могу сделать его по-настоящему счастливым. Не знаю, когда последний раз делала это. — Какого цвета твое платье?
— Темно-фиолетовое, — быстро говорю я, думая о том, что это также сделает счастливой и мою маму. — Но не цвета баклажана.
Дион кивает. Это значит, что он будет делать так постоянно. Он заедет за мной, потом, вероятно, будут цветы и фотографирование.
Он все еще не прикасается ко мне. Он делает все это, все еще не будучи уверенным, что я буду танцевать с ним. В конце концов, я ни с кем не танцевала на Хэллоуин, и, помимо черлидинга, я ни с кем не танцевала со времен лагеря.
— Хорошо, — говорит он. — Я достану билеты. Могу я заехать за тобой в восемь?
Танцы начинаются в восемь. Мы опоздаем, и поэтому не сможем эффектно появиться. Меня это устраивает. Я вздыхаю, все еще неуверенная, нужно ли мне вернуться обратно к укладке матов. Я делаю его счастливым. И он не сломает меня. Это может сработать.
Именно в тот момент я понимаю, что это не сработает. Или сработает небезупречно. Я бросаю последний мат в стопку и поворачиваюсь к Диону лицом.
— Дион, подожди, — зову я.
Он встречается со мной взглядом, и я могу сказать, что он уже знает. Вероятно, наши отношения могут стать самыми быстрыми отношениями во всем мире. Я ужаснейший человек.
— Я не могу, — говорю я ему. — Я имею в виду, я могу. И хочу этого. Но по неправильной причине. Мне не нужен бойфренд, и, безусловно, прямо сейчас я не на той стадии, где могу быть чьей-то подружкой. Я просто… я просто хочу…
— Ты хочешь просто посмотреть, сможешь ли зайти в темную комнату с парнем, — отвечает он. — Я понимаю это. Я думаю, это нормально. Или, по крайней мере, полезно.
— Я не хочу использовать тебя, — говорю я. — Это было бы нечестно.
— Спасибо, — говорит он. — За честность. Рад знать, что не пугаю тебя. Это было бы отстойно.
— Извини, — отвечаю я. Наверно, я собираюсь произнести это слово еще миллион раз.
— Все в порядке, — говорит он снова. — Ты хотя бы потанцуешь со мной?
— Я танцую с тобой постоянно, — шучу я, но мы оба знаем, что я имею в виду.
Дион стоит близко. Очень близко. Я могу чувствовать его дыхание в своих волосах, около моего уха. И у меня нет панической атаки. Это хорошо. Конечно, именно поэтому мне приходится сказать «нет». Я не могу быть настолько беспристрастной. Это нечестно. Но он не двигается с места.
— Только один танец, — шепчет он, и это звучит как вопрос. Выбор, который я принимаю. Я немного люблю его, совсем немного, за то, что дает мне право выбора. И это тот момент, когда я понимаю, чего именно боюсь. Я не боюсь, что использую его. Я боюсь, что влюблюсь в первого человека, который со мной мил, только потому, что он мил. Слава Богу, что я не во вкусе Полли. — Только один.
— Хорошо, — шепчу я в ответ. Я дрожу. Я не хочу пугать его, но не могу остановиться. Хотя, я думаю, что он тоже дрожит, потому что он не замечает этого.
Он целует меня. Не так, будто я сломаюсь, но и не слишком решительно. У него теплые губы, и он раньше уже целовался, потому что он небезнадежен. Одна его рука на моем бедре, а другая на моей шее, запутавшись в моих волосах. Он после душа, а я все еще пахну тренировкой, но, очевидно, его это не волнует. Он не целует меня так, будто я девушка, которую он не хочет напугать, или девушка, которую он хочет впечатлить. Это просто честно. Просто. С отсутствием вспышек. Проклятье, почему это должно быть таким милым?
Когда он отклоняется, я дышу чуть тяжелее, чем должна. Поцелуй был почти беззвучным, и я не паниковала, но я могу чувствовать волны, пробегающие по моей спине.
— Мне нужно, чтобы ты меня понял, — говорю я. — Что бы ни случилось, это не связано с тобой.
Мне действительно нужно, чтобы он меня понял. Потому что однажды я могу захотеть, чтобы он снова меня так поцеловал.
— Я понимаю, — отвечает он. — Нормально и полезно, помнишь?
— Отлично, — соглашаюсь я.
Затем я разворачиваюсь и бегу в женскую раздевалку. Все остальные уже ушли, потому что прозвенел звонок. Я захожу в душ и остаюсь здесь намного дольше положенных пяти минут, которые нам выделяют на использование школьного душа. Вода становится все холоднее и холоднее, но я не выхожу. Я не оцепенела. Я могу чувствовать каждую каплю, каждую сосульку, попадающую в мои волосы и стекающую на мою кожу. Вместе с ними смывается и пот от тренировки, и пыль от матов, и боль от удерживания Полли на своих плечах, пока мы репетировали поддержки. Вода не забирает воспоминания, или ощущения, или мысли. Я стою в душе, и единственное, что уходит в водосток, это вода.
Он меня поцеловал. Я просто стояла там, но позволила ему поцеловать себя. И я не сломалась. И не сошла с ума, ну, не слишком. Я не плачу, и меня не тошнит, и я не использую номер телефона доктора Хатта, который он мне дал на чрезвычайный случай или если появятся воспоминания.
Дион поцеловал меня, и я могу чувствовать воду. Я чувствую себя живой.
Глава 26
— Итак, Гермиона, — спрашивает репортер газеты. — Что является самым лучшим в черлидинге в школе Палермо?
— Конечно, моя команда, — отвечаю я, глубокомысленно кивая, будто совершенно точно уверена в том, о чем говорю. Каждый год, прямо перед финалом Провинциальных соревнований, в нашей местной газете появляется обзор о черлидинге, и как со-капитан я даю интервью. Это похоже на речь перед костром, только менее искреннюю, потому что репортер уже решила, о чем именно будет писать. Если бы мы хотели чего-то нового, нам бы пришлось над этим поработать, а мы с Полли решили, что это на самом деле того не стоит. Кроме того, мы отвечаем именно на те вопросы, которых и ожидали. — По большому счету, черлидинг — это коллективная работа, фактически, ты доверяешь кому-то поймать тебя, когда падаешь, и я не могла бы представить лучшей команды, чем наша.