Страница 177 из 257
То берет, то отпадает сомнение: ведаете ли вы, что творите?
* * *
«Если и все соблазнятся, но не я», - уверял Петр и трижды отрекся от Христа, но остался любимым учеником Его, в страданиях и унижениях бывший вместе с Ним.
Многажды отрекались вожди славянства от идеи его, отводя свои народы от врученного им семейного и общинного дела. И ни одного из этих вождей народы не восславили в своих сердцах. Поплутав в умственных настроениях, послужив своим домом в чужих гостиных, сорвав душу, возвращались обратно и с утроенной любовью жались к родным Балканам, Дунаю и Днепру. А кто оторван был силой, как на сотни и сотни лет, шел на любые лишения и любую казнь, лишь бы остаться славянином и источать свой дух. Какая, казалось бы, разница - те же Карпаты пред ними, те же луга и поля, и могилы предков на месте, и круг родных людей, и только то одно, что жили они в отъятии от Руси, от скорбящей ее материнской длани, простертость которой натыкалась на невидимую стену, не доставая до них, только это одно во все века отрыва доставляло им нестерпимые муки. Сотни тысяч сербов во Вторую мировую войну были уничтожены за православную душу, на оставленных жить, как на евреях, нашивалась или выводилась краской буква «П» (православный), что должно было отпугивать от них, как от прокаженных. Отрекитесь! - требовали, ведя на пытки и казни. Не отрекались.
Это свыше нас. Это не воля наша - быть или не быть славянином. Это наша доля, врученный нам в рассветные времена человечества духовный надел. В нашем рождении участвовали камни гор и воды рек, травы степей и клики пролетавших когда-то птиц: нас согревает не одно лишь солнце нашей жизни, но и солнце, светившее предкам и взрастившее неотрывные от нас отчины и дедины. В наших глазах, когда мы направляем их вдаль, стоят и набеги степняков, и плач нанизанных на веревку, как бусы, уволакиваемых в полон... Всюду, должно быть, в старину было то же, но у нас по-своему, и сетчатка наших глаз отличается от других тем, как соткана была наша допрежняя народная жизнь. Мы и любили по-своему, и страдали, и плакали, и смеялись - по духу окружавших нас гор и долин.
Память наша, стоит лишь обратиться к ней, востребовать «письмецо», писанное славянскими письменами, доставит его в нетленности из таких временных угодий, что от глубины их обомрет сердце.
Кровью полита наша земля, слезами омочена, битвами не на жизнь, а на смерть сшита, криками новорожденных и стоном умирающих подбита, песнями, сказами изукрашена... Эти боли больные и дива дивные всюду, скажете вы, наособинку. Вглядитесь в наши лица, мягких и плавных линий, - это от доверчивости, от раскрытости всем, от звучащих внутри памяти напевов, к которым мы непрестанно прислушиваемся. Мы всегда наполовину погружены внутрь себя, в свое, каждый из нас - маленький родник, отрытый на месте глубинной жизни.
Мы не кровью гордимся, нет. Что сегодня племенная кровь, не имеющая духовного русла? Особенно в Европе, где народы принялись толочься еще в незапамятные времена. Да еще при судьбе, когда мы побывали под чужбиной. Такая там дружба народов, что не перечесть. И все же она, кровь наша, остается славянской, все же характер сберегается, потому что все в нас пропитывается своим, руководится им и в него перерождается. «О Славия! - восклицали наши предки. - Сладок каждый звук твоего имени. Славянское братство называли Всеславией. Из века в век гремело: славься! славься! славься! На дорогах мира в пестрой толпе человечества славяне узнавали один другого по лицам и обнимались как посланцы одной надежды.
Во Вторую мировую войну ни один славянский народ не стал воевать против России. И союзников своих не смели гитлеровцы отправлять на Восточный фронт. Рознь рознью, все это минует, излечится когда-нибудь, а без Рос -сии славянство осиротеет. После Гражданской войны при исходе побежденной России Сербия принимала отряды русских беженцев под печальный и торжественный звон православных колоколов: входите, братья, наш хлеб - ваш хлеб и наш кров - ваш кров. Много раз славяне приносили в жертву единство свое, но не чувство, не общее одушевление, не будущее. Оттого новодельный мир не доверял славянам и не доверяет, даже и предавшимся ему, этому торжественному огню поглощения национальных народов, что никогда не доходили славяне в расколе до конца и, расходясь, искали возвращения.
Дойдем ли до конца теперь - как знать! Можем и дойти. Недалеко. Это будет зависеть от того, спасется ли Россия. Не устоит она - поминай как звали славян всех вместе и каждого по отдельности. Ищи догадки, для чего приходили мы в этот мир, для чего Создатель высеял нас единой горстью и, разносимых ветром, снова и снова собирал нас друг подле друга.
Не милости просим мы, но трезвости и зрячести.
Ибо вопрос: что дальше, братья-славяне? - стоит: быть или не быть славянству.
1992
СКОЛЬКО БУДЕТ ЛЕТ В XXI ВЕКЕ?
Предъюбилейные размышления
Все ближе переход в очередной век и очередное тысячелетие, все ближе какое-то мистическое окончание одной книги бытия и начало новой. Это совпадение сотенного и тысячного порядков летоисчисления - событие не из рядовых, поневоле приходят мысли об особом избранничестве людей, которым оно выпадет. Всего только один шаг из века в век - это шаг через высокий порог, он тоже выпадает далеко не каждому из живущих, но шаг из тысячелетия в тысячелетие - это восхождение на перевал выше земных высот, взгляд в открывшуюся на миг вечность, отблеск каждого из нас под небесным лучом, высвечивающим спасшихся и неспасшихся, возвещение о каждом при свершающемся при этом пересчете, таинственный обряд посвящения в цели, во имя которых свершалась вся предыдущая история человеческого рода. Наши чувства, наша психика еще не готовы к «образу» этого события, впереди годы, но чем ближе к «нему», тем сильнее нас охватывает тревога: кто мы? что мы? с чем являемся на «юбилей»? кого там будут чествовать и кого судить? каково наше будущее?
Оснований для беспокойства более чем достаточно. Никто из ученых-футурологов не берется заглядывать в глубины третьего тысячелетия в надежде увидеть там человека в его теперешнем облике. Мало того: и в конец XXI века мы боимся заглянуть - там мрак, непохожесть и неподобие, иная планета и иные земляне. Изменения ныне свершаются столь стремительно и энергия этих изменений вобрала такую массу, что аналогии с прошлым, к которым все еще продолжают прибегать в утешительных прогнозах, как правило, не годятся, а надежды на благополучные перемены в будущем сравнимы с расчетом на искусство каска-
деров, которым в последний момент удастся выброситься из обрушивающейся лавины, опередить ее падение и подставить спасительное плечо.
В 1820 году, когда могли быть только предчувствия, но не было еще картины, Ламарк, французский естествоиспытатель, создавший до Дарвина учение об эволюции живой природы, «открыл» и закон эволюции человека, звучащий в его устах так: «Можно, пожалуй, сказать, что назначение человека заключается в том, чтобы уничтожить свой род, предварительно сделав земной шар непригодным для обитания». Дух великого ученого, одарившего науку термином «биология», мог бы испытывать удовлетворение от справедливости своих предсказаний, знай он, что в наше время ежегодно исчезает с лица Земли 10-15 тысяч разновидностей биологических организмов, но дух человека не может не испытывать скорби по поводу судьбы вида, к которому он принадлежал.
С той поры прозвучали тысячи и тысячи предупреждений, а с началом второй половины этого века, когда последствия насилия над природой стали бить о земные берега с быстро нарастающей мощью, они слились в возмущенно-испуганный хор, не прекращающийся по сей день. Экологическое движение приняло совершенно немыслимый прежде характер протеста - борьбу не за политические и социальные права, не за то, как лучше жить, а за право на выживание. Сделалось ясно, как день, что цивилизация в ее развившихся формах стала могучим средством самоуничтожения человечества. Раны, нанесенные природе, оказались настолько чудовищными, что, прекратись они сегодня раз и навсегда, потребуются огромные сроки до ее даже неполного излечения. Разрушения природы привели к физическому и психическому разрушению человека, к его нравственному обезображиванию. За последние тридцать-сорок лет изъятия из недр Земли превзошли взятое дотоле с первобытных времен.