Страница 9 из 52
Впрочем, спал он недолго, всего с полчаса. Но сон освежил и взбодрил охотника. Зажевав ещё один кусок мяса, и напившись вволю, Малыш навесил на себя оружие и двинулся вверх по еле заметному склону. Кусты акации были не высоки и скрывали охотника по плечи. Узкая тропинка привела к маленькой, расчищенной среди веток площадке. Обзор открывался мили на две.
Ажен сначала внимательно обвёл взглядом местность, откуда пришёл, и погони не обнаружил. Повернувшись, он осмотрелся по сторонам. Справа, играющая бликами, лента Артибонита опоясывала резко уходящие вверх горы, слева — смутно обозначенная, едва различимая вдали, кромка леса тёмной полоской окаймляла безлюдную луговину. В сторону лагеря Вердье Малыш вглядывался особенно пристально, надеясь всё же увидеть конный дозор охотников.
Всадников он заметил совсем неожиданно для себя. Те оказались у него под носом всего в трехстах ярдах, появившись из-за группы деревьев. Ехали они медленно, внимательно вглядываясь в траву.
"Испанцы!" — ахнул про себя буканьер, никак не рассчитывая встретить врага здесь. "Наверняка захватили лагерь, а сейчас кого-то из охотников отлавливают, пёсьи дети!" — стиснул он руками мушкет.
Прищурившись, Малыш с минуту вглядывался в подножье возвышенности и, всё-таки заметил то, что искал. След на траве, по которому шли испанцы, отклонялся чуть правее и терялся в кустарнике. След наверняка был свежим, если с этого холма ему удалось рассмотреть дорожку примятой травы. И пешему охотнику от всадников никак не уйти. "Если ему никто не поможет", — подвёл итог своим мыслям Ажен.
Испанцы подъехали к кустам, держа наготове мушкеты.
— Алонсо, осмотри заросли кругом, приказал старший патруля, — нутром чую, он здесь!
Солдат, следуя приказу, неторопливо развернул коня и едва успев отъехать с десяток шагов, как услышал шорох сомкнувшихся ветвей.
— А ну выходи! — закричал он, направив ствол мушкета на непробиваемую взглядом стену листьев.
Два его товарища тотчас оказались рядом.
— Выходи, а то начнём стрелять! — ещё раз прокричал Алонсо.
— Что вам надо от меня, сеньоры? — на чистейшем андалузском наречии спросила девушка, тихо появившись из зелени в десяти ярдах от того места, куда был направлен ствол мушкета.
Испанцы на секунду растерялись, не ожидая вместо преследуемого буканьера выследить девицу, тем более соотечественницу.
Ты что, из девок Вердье?! — сообразил через секунду Гаспар Кавадрилья, возглавлявший патруль.
Нет! ... Я его жена! Нас венчал священник из Сан-Миробаля! — гордо выпрямилась Лаура.
Она была хороша: густые тёсные волосы, яркие губы, сверкающие глаза. Плащ, имеющий застежки только у шеи и на вздымающейся груди, разошёлся, открывая взором солдат нижнее бельё из батиста. Но девушка не пыталась придержать его полы руками, скрывая их под накидкой.
— Это ничего не меняет! Всё равно — шлюха, если спала с этим вонючим французом! — изрёк Гаспар.
Солдаты, догадавшись, куда клонится дело, ухмыльнулись и заёрзали в сёдлах.
-Взять её! — приказал Кавадрилья.
Оба испанца мгновенно скатились с лошадей: не в каждом походе выпадает такая удача — позабавиться с женщиной. Но не успели они сделать и шага, как в руке девушки блеснул серебряной насечкой пистолет.
— Назад! — выкрикнула она, отпрыгнув к самым кустам. Солдаты от неожиданности застыли, увидев направленное на них чёрное отверстие короткого дула.
Однако их начальник не сплоховал, мгновенно вскинув мушкет:
— Брось оружие, шлюха! А не то подавишься пулей! — прорычал он с лошади.
Лаура, застыв на мгновенье, с решительностью затравленного зверя поднесла ствол к виску:
— Сделаете хоть шаг, застрелюсь, но вам не дамся, отродья дьявола!
Гаспар выстрелил секундой спустя. Стрелял он неплохо, с десяти шагов попасть было не сложно, да он особо и не переживал, если зацепит девчонке руку. Всё остальное при ней останется. Мушкетная пуля ударом тяжёлой дубины выбила пистолет из девичьей руки. Лаура лишь ойкнула от неожиданности и боли. Солдаты мигом подскочили к ней и, не смотря на отчаянное сопротивление, повалили на траву и прижали к земле, удерживая за руки и плечи и чувствуя, как мечущееся женское тело пробуждает в них жгучее желание.
Гаспар, не торопясь, слез с коня, подошёл к Лауре, на ходу вынув кортик. Он прижал её бёдра коленом, чтобы не вздумала брыкаться, и с медлительностью, внушавший жертве неописуемый ужас, отрезал поочерёдно застёжки плаща, а потом, подцепив у горла батистовую рубашку, начал её медленно распарывать сверху вниз.
Материал с треском рвался о тупой клинок. Девушка, как будто очнувшись от парализовавшего её страха, отчаянно крича, стала вырываться с удесятерённой силой. Но Гаспар на её крики не обращал никакого внимания. Разрезав рубашку до живота, он резко встал, полоснув одним движением подол.
Бешеный рывок Лауры лишь обнажил стройные ноги и упругий живот, не прибавив никаких шансов на спасение. Солдаты поспешили сдёрнуть остатки материи, прикрывавшие крепкую грудь, и намертво придавили к земле.
Испанка в ужасе затихла, наблюдая, как Гаспар аккуратно отстёгивает пояс с оружием. Из её чёрных глаз безостановочно катились слёзы, а губы пытались воззвать к Господу...
Г Л А В А 9
Дозор, выставленный в двух милях от плантации, заметил Лангедока и Бенуа сразу, как только те выехали из леса. Гонец тут же умчался к Флери, предупредить о возвращении буканьеров. Но прошло не менее часа, прежде чем их, уже шатавшаяся под двумя седоками лошадь, дотащилась до асьенды.
Построенный в испанском стиле, дом Перрюшона был сложен из дикого камня. Правильный прямоугольник толстых стен наглухо отгораживал внутренний дворик с выходившими на него галереями жилых помещений. Галереи, тянувшиеся с трёх сторон, поддерживали мощные каменные арки. Четвёртая стена имела ворота, над которыми нависала широкая башня, возвышавшаяся над всем домом. Внутренний дворик — патио, стараниями рабов был вымощен каменными плитами, и только в середине, у источника, росло несколько деревьев, дававших приятную тень. Из патио две каменные лестницы вели наверх: одна, широкая — к галереям, другая, с противоположной стороны — к башне. Лестница, ведущая к жилым помещениям, заканчивалась небольшой площадкой. Оттуда крутые ступеньки позволяли подняться на асотею, Ограждённую, чтобы никто не свалился вниз, невысокой деревянной балюстрадой, выкрашенной в белый цвет. На асотее Перрюшон держал три пушки, нацеленные в разные стороны, и любил посидеть вечерком перед закатом с бутылочкой вина. Самое грозное своё орудие — мортиру, Перрюшон установил на башне, откуда можно было ударить картечью на пятьсот шагов, а ядрами ещё дальше. Монолит каменной стены нарушался четырьмя узкими стрельчатыми окнами, забранными декоративной решёткой и калиткой с задней стороны, выводившей к когда-то заботливо ухоженному саду. Если учесть, что окна располагались в двенадцати футах от земли, а калитку (как и ворота) предусмотрительно оковали железом, то в запертый и охраняемый дом проникнуть было очень сложно. По сути, асьенда представляла собой крепостной бастион, с мощными стенами, пушками, своим источником воды и запасами продовольствия в обширных подвалах.
Когда Лангедок и Бенуа подъехали к асьенде, они сразу заметили суетившихся наверху людей. Перрюшон укреплял оборону дома. Проёмы балюстрады закладывали мешками с землёй, не забывая оставлять бойницы для стрелков. Подтаскивались ядра и картечь. Над бочонками с порохом мастерили навес, намериваясь накрыть его от возможного пожара мокрой бычьей шкурой.
Флери встретил охотников у ворот. После того, как Лангедока бережно сняли с коня и занесли в дом, Бенуа подробно рассказал о неудачно закончившейся засаде, гибели двух товарищей и сожжённом лагере. Его печальное повествование прерывалось яростными возгласами собравшихся вокруг охотников и работников асьенды.