Добавить в цитаты Настройки чтения

Страница 29 из 52



Малыш восхищенно взял оружие из рук Бенуа и, вложив клинок в трость, снова выхватил блеснувшее зеркалом жало.

— Сколь же ты отвалил за этот "маленький подарочек"? — вопросительно посмотрел он на Жака.

— Ну, не так много, как ты думаешь, — смущённо шмыгнул носом Бенуа. — Купец сказал, что такие трости сейчас модны во Франции. Да и чёрт с ними, этими пиастрами! Собирайся лучше, да пойдём, прогуляемся! ...

Мазь Эксвемелина помогла, и рана у Ажена по прошествии нескольких дней полностью затянулась и почти не болела. Когда покраснение ушло, лекарь повыдергал нитки из шва, смазал каким-то бальзамом и разрешил умеренно нагружать ногу, определив недолгие пешие прогулки. Всё вроде было хорошо, но унылый вид друга, переживавшего за Лауру, настолько тревожил Бенуа, что он не выдержал и решил принять срочные меры, чтобы восстановить душевное равновесие Малыша опробованным способом.

Выбрав подходящий денёк, он отправился в заведение мадам Жозефины. Мадам всё поняла с полуслова:

— Да я ему такую девчонку подберу, он об испанке и не вспомнит больше, будь она хоть трижды принцессой! — заверила старая сводница.

Удовлетворённый таким многообещающим заявлением, Жак направился домой.

В тот вечер ему не пришлось особо изощряться, чтобы претворить в жизнь свой план. Кружка выпитого Малышом вина оказалась удачным приложением к задуманным событиям.

— Помнишь, как два месяца назад мы тут веселились? — остановившись напротив заведения, бросил пробный камень Жак. — Ух, и хороша была та белокурая чертовка! Помнишь, что она выделывала, танцуя?!

— А мне больше её товарка понравилась — худышка с огромной грудью. Как же её звали? — напряг память Ажен. ... — Нет, не помню. ... Тогда мы все были по ворот рубахи налиты ромом.

— Так давай зайдём, что ли?! — предложил Бенуа, положив руку на плечо Малыша. — Или у тебя нога побаливает? — заботливо спросил он, рассчитывая этим окончательно пронять друга, не любившего (как и всякий мужчина) расписываться в своей физической немощи.

— Нога в этом деле не помеха, — буркнул Ажен и решительно толкнул дверь.

— Девушки! Девушки! К нам гости! — мелодичным голосом, никак не вязавшимся с её внешностью, пропела старая хрычёвка, и всё завертелось.



С полдюжины одетых как королевы девиц, в платьях, весьма своеобразного покроя, которые отнюдь не скрывали прелестных достоинств их обладательниц, взялись за охотников.

Не прошло и десяти минут, как освобождённые от всего стреляющего, режущего и колющего, усаженные на роскошный диван, они млели в окружении прекрасных куртизанок.

Обворожительные губы нашёптывали в ухо любовные слова, будоража горячим дыханием вскипающую кровь. Тёплые нежные руки, проникнув под рубаху, ласкали грудь и шею, вызывая желание вырваться из их нестерпимо приятного плена. Матовые шары грудей, расположившихся у ног охотников красавиц, жившие, казалось, независимой от хозяек жизнью, колыхались в такт любым изгибам женского тела, сводя с ума, неотвратимо притягивая глаз и прожигая колени через ткань камзола своим прикосновением. И руки сами тянулись к ним, горя желанием коснуться бархатисто-упругой кожи и извлечь это чудо природы из тенет корсета.

Под звуки бубна перед буканьерами появилась полуобнажённая стройная девушка, в костюме турецкой невольницы. Лютня смолкла, только бубен сопровождал её призывно влекущий танец. Приоткрыв в улыбке белые зубки, она с грацией пантеры приближалась к Ажену, упиваясь своей красотой и неотразимостью. Сердце Малыша сладко замерло, уходя навстречу Богу, когда она вскинула на него огромные, волшебно-прекрасные глаза, сияющие неподдельной любовью. ... Любовь даруется на небесах!

Г Л А В А 6

Антонида, бывшая уличная танцовщица, считалась одной из самых дорогих куртизанок в заведении мадам Жозефины. Она любила мужчин и умела с ними обходиться как никто. В заведении она пользовалась полной свободой, ничуть не зависела от мадам и спала только с теми мужчинами, которые ей нравились самой. Девятнадцатилетняя девушка из французского города Ла-Рошель перебралась на Тортугу всего с полгода назад. Ла-Рошель оказался одним из портов Франции весьма удобным для сообщения с Новым Светом. Сюда приходили корабли с заморскими товарами, отсюда уходили суда с поселенцами и грузами для колоний. Наслушавшись рассказов бывалых моряков, она воспылала желанием перебраться в райские места за океаном, где растут диковинные фрукты, водятся дикие животные, а умелые охотники добывают мясо, шкуры и меха. Люди там храбры и отважны, имеют мешки серебра, а женщина всегда может опереться на крепкую руку спутника. Танцуя с шестнадцати лет в приличной таверне, денег она скопила не мало. Поэтому сразу отказалась от предложенных Вест-Индской компанией вариантов по бесплатному пересечению Атлантического океана: подписать кабальную грамоту в качестве служанки на три года или быть проданной в качестве жены на два года тамошним колонистам. Антонида сама оплатила свой путь до Тортуги, о чём ни разу не пожалела. Девчонкам, которых бесплатно везли в трюмах, было ох как нелегко пережить месячное путешествие.

Здесь она тоже сначала устроилась танцовщицей в таверну "Золотая сабля". Хозяин ирландец платил щедро. И работа нравилась. От её зажигательных танцев у здешних мужиков всё рвалось сразу наружу. А восхищённые глаза со всех сторон?! Хорошо было месяца два, пока какой-то пьяный громила не попытался содрать с неё платье и изнасиловать прямо в зале. Корсары, правда, тут же укоротили идиота, ударившего женщину, не желающую с ним спать, на его дурную голову, но синяк в пол лица она носила две недели. Когда хитрая Жозефина, за треть доходов, предложила ей крышу над головой, стол, прислугу и защиту — Антонида согласилась не раздумывая. Союз был выгоден обоим. Корсары валом повалили в заведение, привораживаемые танцами Антониды, обеспечивая хозяйке приличный доход, а девушке безопасность от упившихся напрочь кавалеров. Это в кабак ходят напиться, а сюда приходят с другими целями.

Мадам держала сначала четырёх здоровенных метисов, выбрасывающих без зазрения совести зарвавшихся буянов. Потом, когда разношёрстная публика понемногу схлынула, отпугнутая высокими ценами и твёрдым порядком, а в заведение потянулись достойные клиенты, приток которых обеспечивала неразлучная спутница корсаров Морская Удача, хозяйка оставила в охране только двоих, которых вполне хватало для обеспечения порядка.

Когда же в заведение после удачного набега забредала целая команда, а такое бывало частенько, старая карга выпускала полдюжины своих "фей", чар которых даже самый стойкий мужчина не выдерживал более десяти минут и готов был наброситься на любую женщину. "Взбодрённого" моряка вели на второй этаж к поджидающей в постели куртизанке, и он столь же быстро, как поднимался наверх, возвращался назад. Это новшество, придуманное Жозефиной, увеличивало возможности заведения в полтора раза, и оно нравилось всем: морякам, которые внизу, в ожидании своей очереди, шумно обсуждали тающих от женских ласк друзей, и куртизанкам — принимающим гораздо меньше терзаний от мужчин.

Как только Жозефина передала буканьеров в руки своих "фей", наказав, впрочем, не здорово усердствовать, она шустрой мышкой проскользнула в комнату танцовщицы:

— Антонида! Бриллиант наш лучистый! — пропела хозяйка. — К нам пожаловали два буканьера — храбрецы и красавцы, каких поискать! Говорят, на Сан-Доминго они перебили сотню испанцев. А у того, который поменьше, все ножи золотые,— добавила она наиболее веский, по её мнению, аргумент. — Ты бы уважила гостей, глядишь, какой кавалер и тебе понравится. О том, который поменьше, вся Тортуга уже неделю судачит. Ходят слухи, что он может за двадцать шагов попасть ножом в подброшенную монету. А второй охотник — вылитый Геракл, за притолоку головой цепляет, — вещала старая сводня, пытаясь заинтересовать куртизанку, прекрасно зная, что Антонида предпочитает крупных мужчин.