Страница 20 из 52
Мучаясь от жары и пота, заливавшего глаза, под охраной двух солдат, со связанными руками брёл Крысёнок. Лаваля, который сам идти не мог, привязали поперёк седла. Лицо его побагровело от прилива крови, и хотя он пытался временами прочистить горло привычной шуткой, Жерар чувствовал, что Пьеру невмоготу.
Когда раздались выстрелы, оба сразу приободрились. Они не надеялись, что товарищи их отобьют, но то, что хорошо проредят испанцев, в этом не сомневались. Плохо скрытая ненависть выплеснулась из горла Лаваля булькающими звуками, похожими на смех, и заиграла кривой усмешкой на губах Крысёнка. Пули ложились густо в центр каре, но солдаты не падали — падали лошади.
Испанские шеренги дали два залпа и мгновенно раздвинулись в стороны, освобождая проход, откуда вырвалось с десяток всадников. Они неслись на заросли кустов, отмеченных шапками порохового дыма, лихорадочно отыскивая среди зелени красные пятна буканьерских рубах, прижав покрепче к наплечникам кирас приклады мушкетов.
Встретившие их пули в мгновенье ока сбили растянувшеюся в стремительном галопе ленту кирасиров в страшный, захлёбывающийся кровью клубок. Отчаянные крики испанцев заглушило истошное ржание смертельно раненых животных. Только четверо уцелевших успели разрядить мушкеты вслед уносящимся прочь буканьерам.
Первое нападение буканьеров заставило дона Мигеля задуматься. Хотя потери были небольшими — четверо убитых и шестеро раненых, но более половины лошадей оказались выбиты. Их теперь едва хватало, чтобы везти пушки и припасы к ним.
"Ещё одна такая засада, и кулеврины придётся тащить на себе! — подумал с досадой д'Алавера. — Это задержка дня на два, а если пираты успеют войти в устье Артибонита и придут на помощь соотечественникам, то и бесславный конец всей экспедиции, если застанут на воде. Пушек и людей у корсаров больше", — пришёл он к неприятному выводу.
Пока хоронили убитых и делали носилки для раненых, д'Алавера собрал офицеров. После недолгого обсуждения решено было взять асьенду этой же ночью. При необходимости часть пушек закопать, забрав все припасы к ним, а если возникнут какие-то осложнения и пиратские флиботы успеют войти в реку и подняться выше стоянки Вердье, то баркасы затопить и отходить по суше.
По приказу дона Мигеля к нему опять привели Крысёнка.
— Послушай меня внимательно, — не торопясь, начал испанец, следя за тем, чтобы Гутиэрис успевал переводить. — Если ты хочешь, чтобы твой друг уцелел, тебе придётся сделать для нас ещё одну малость.
Д'Алавера сделал небольшую паузу, пытаясь по лицу пленника уловить подтверждение правильности своей догадки, что этот человек сделает всё, чтобы сохранить жизнь другому французу. Друзья они или родственники, или их связывали другие узы, ему было неинтересно. Главное, что эти узы были, и их надлежало использовать.
— Когда мои солдаты подойдут к асьенде, тебя отпустят. Расскажешь Хитрому Пьеру, что мы уже под стенами, и ты поторопился предупредить. Когда же начнется штурм, откроешь заднюю калитку и выстрелишь из мушкета. Мои люди будут наготове и постараются не пропустить нужный момент. Как только захватим асьенду, можешь забирать своего друга и идти куда хочешь!
— А если вы, как возьмёте асьенду, так и нас потом отправите на тот свет?! — поинтересовался Крысёнок.
— Не бойся, если не подставитесь под случайную пулю, уцелеете оба. Слово дворянина! Хотя всё равно гореть вам в аду, не раньше, так позже.
— Хорошо, — согласился Крысёнок, почти не раздумывая.
Д'Алавера махнул рукой, и буканьера отвели назад в центр выстроенного каре, под охрану тех же двух, уже изрядно намозоливших глаза солдат. Лаваля сняли с жеребца, получившего рану в шею, и положили на самодельные носилки, как и ещё троих тяжелораненых, не способных самостоятельно передвигаться. Каждые носилки несло шестеро солдат, передав мушкеты идущим рядом товарищам. Крысёнку развязали руки и тоже заставили нести глухо стонавшего кирасира, получившего пулю в живот и явно не жильца. "До леса донесём и сдохнет, собака!" — радовался буканьер каждому его стону.
Охотники Жарвинеля ещё дважды пытались напасть на испанский отряд, но пешие патрули, шедшие на расстоянии мушкетного выстрела, своевременно замечали опасность, и каре отгоняло всадников дружными залпами. В этих стычках было убито несколько солдат и ещё одна лошадь. Потери буканьеров остались неизвестными, поскольку те не оставляли ни убитых, ни раненых.
Уже в сумерках отряд подошёл к опушке леса и после часового отдыха, д'Алавера повёл своих людей через лес к асьенде.
Если бы не Лаваль, Крысёнок бы уже давно растворился в чёрных лесных зарослях, хотя его вели на верёвке, как борзую на сворке, влекущую за собой к лёжке зверя безжалостных охотников. Выбирая дорогу получше, он вёл прямо к плантации Перрюшона, всячески ругая про себя начальника отряда, благодаря которому, они попали к испанцам в лапы. Не пошли Пьер Флери их выслеживать гачупинов, сидели бы они сейчас с другом на асотее, выцеливая врага вместе со всеми. И не пришлось бы ему становиться Иудой.
"Но я ещё рассчитаюсь с вами, сволочи! Вы у меня ещё попляшете! И за обугленные ноги Лаваля, и за ту хрипящую тушу, что пришлось тащить по жаре (всё равно сдох, собака!), и за эту верёвку на шее, — мстительно думал Крысёнок. — Прежде чем открою калитку, отправлю на тот свет не меньше десятка!" — дал он себе слово, сворачивая на последний поворот тропы, выводящий из леса.
Г Л А В А 18
После того, как вернулся Жарвинель, и стало ясно, что угроза нападения неминуема, ни один человек на асьенде не сидел без дела. По приказу Флери на тридцать ярдов вырубили сад, вплотную примыкавший к дому. Вокруг стен асьенды на расстоянии сорока— пятидесяти футов проложили широкую полосу из соломы и сухого тростника, обильно полив маслом, используемым для светильников. Расчёт был на то, что если испанцы предпримут штурм ночью, забросать эту полосу зажжёнными факелами и отрезать часть нападавших под стенами, осветив их для прицельной стрельбы буканьеров. Вырыли с десяток волчьих ям, перекрыв их, и замаскировав в ночной темени, как сумели.
Малыш и Жак притащили на асотею десятка три мортирных ядер и жаровню с углями, чтобы разжечь запальные трубки. Ядра, во избежание уничтожения всего запаса, разложили вдоль балюстрады. Подготовили две дюжины факелов. Все пушки зарядили картечью, надеясь выкосить часть солдат ещё при подходе к стенам.
Три десятка коней загнали во двор и проём ворот заложили изнутри мешками с землёй, не сомневаясь, что испанцы попробуют высадить ворота с помощью пушек.
В первой половине ночи все приготовления были закончены и Флери, выслав конный дозор в сторону леса и приказав ему не удаляться от асьенды более чем на пятьсот ярдов, положил людей отдыхать прямо на асотее.
Буканьеры успели поспать два часа, когда дозорные принесли весть о приближении испанцев. Все быстро поднялись и без суеты заняли свои места. С десяток лучших стрелков поднялись на башню. Пушкари Перрюшона вместе со всеми всматривались в сумрак ночи, пытаясь заметить какое-нибудь движение. Луна, как назло затянутая тучами, едва пробивалась белесым пятном, не выдавая глазу ночных тайн.
Громкий стук прикладом в калитку заставил Бенуа, вглядывающегося в направлении остатков сада, вздрогнуть. Снизу раздался громкий голос:
— Эй, это я, Денье! Открывайте скорее, а то гачупины влепят мне пулю в задницу!
Жак слетел по лестнице вниз и, отодвинув два тяжелых стальных засова, впустил Крысёнка в асьенду, не ведая, что с десяток испанских глаз наблюдают за калиткой, желая убедиться, что та ничем не завалена.
— Где Флери?! — помогая Бенуа задвинуть засовы, спросил Крысёнок.
— На асотее!
Денье, перехватив поудобней мушкет, быстро поднялся по лестнице.
— Гачупины буквально у меня на хвосте, Пьер! Лаваль послал предупредить, но лошадь в темноте сломала ногу, и я успел их обогнать едва на три сотни ярдов. Сто восемьдесят солдат при шести пушках. На каждую кулеврину по четыре канонира, — быстро доложил он Флери и подошедшему Перрюшону.