Страница 62 из 63
Клацанье металла заставило девушку вздрогнуть. Закричав, с диким ужасом Мария пальнула в его сторону и бросилась бежать, не слыша, как за спиной вопил метис с пулей в бедре.
— Убей её, Чен, убей! — завывал он вслед бросившемуся за русской девчонкой китайцу, катаясь по земле и пытаясь зажать кровоточащую фонтаном рану.
Чен бежал быстро, легко ориентируясь по отчаянному крику и шуму ломаемых кустов. Он настиг её шагов через сто и, вскинув карабиг, выстрелил по ногам. Девушка с разбегу кувыркнулась несколько раз, как сбитая пулей птица и выронив револьвер, ударилась от подвернувшееся дерево. Китаец настиг её тут же.
Маша больше не кричала. Испугалась она, конечно здорово, когда из кустов неожиданно выскочил метис с наведённым карабином. Но сейчас возникшая паника прошла, отметённая страшной болью в простреленной ноге. Было по-прежнему страшно, но она могла хотя бы соображать, а не нестись с дурацким заполошенным криком неизвестно куда. Со стоном, не сводя взгляда с набегавшего бандита, она лишь чуть приподнялась и инстинктивно попятилась, судорожно отталкиваясь руками и здоровой ногой, пока не упёрлась спиной в шершавое дерево.
— Ну что, сучка, добегалась? — коверкая испанский спросил разъярённый китаец, поддев её дулом винтовки подбородок.
Маша вскинула голову и в упор посмотрела в его, источающие злобу раскосые глаза.
Чен, ожёгшись, о её ненавидящий взгляд и ненавидя её сам не меньше за пережитый минуту назад ещё не совсем прошедший страх, от которого мелко подрагивали сейчас колени с силой воткнул ей ствол в рану и, надавив, несколько раз повернул.
— А-А-А-А!!! — нечеловечески закричала девушка от ударившей оранжево— чёрными всплесками звериной боли в такт раскачивающейся винтовке. Сознание её померкло. Руки, непроизвольно схватившиеся за карабин китайца, бессильно обмякли, соскользнув с окровавленного липкого ствола.
Чино отдёрнул карабин и отвесил ей пощёчину, от которой девушка бессильно завалилась на бок. Он, собственно, не собирался её мучить, это страх сыграл с ним такую мерзкую шутку. Но чьё сердце не вздрогнет и не покатится стремительно вниз, когда стреляют сзади в упор?!
— Я поймал её, Серафино! — заорал он, надеясь, что метис его услышит. Но тот не отозвался. "Хитрый чёрт! Не хочет встревать в это дело!" — сообразил Чен. За убийство белой сеньориты, если кто прознает, сначала отдадут палачу, чтобы народ полюбопытствовал на его не часто встречающееся искусство, а затем вздёрнут при стечении публики.
Его взгляд привлекла золотая серёжка, маленьким цветочком блестевшая в ухе. Он нагнулся, положил карабин и ловко снял одну, а затем другую. Рубашка на девчонке тоже привлекла внимание рачительного китайца. Она было новая из дорогого материала. Можно было продать или подарить какой-нибудь шлюхе. Спрятав серёжки в карман, он начал аккуратно расстёгивать пуговицы, собираясь забрать рубаху себе, штаны то были испорчены пулей и залиты кровью.
Маша, застонав, очнулась. Чужие руки беззастенчиво шарили по телу, обнажив грудь. Закричав от страха, она мгновенно вцепилась ногтями в склонившееся лицо, оттолкнув бандита с такой силой, что тот от неожиданности и боли тоже заорал и шлёпнулся на задницу. Китаец тут же вскочил, схватившись за оружие.
— Ну, молись, шлюха! — утерев побежавшую по щеке кровь, передёрнул он затвор, загоняя патрон. Он отодвинулся на шаг, чтобы не забрызгало кровью, широко расставил ноги и стиснул цевьё дрожащими от ярости пальцами.
— Будь ты проклят! — побледнела она под злобной щёлкой яростных глаз и смежила веки, не выдержав зрелища медленно поднимающегося огромного дула. ...
Выстрел ударил почти сразу. Девушка вскрикнула, не сразу сообразив, что пуля её не задела. "Издевается, мерзавец!", вскинула она вверх ресницы и увидела падающего беззвучно китайца с широко раскрытым безмолвно кричащим ртом. Она не успела выставить руки, и он упал прямо на неё, отрезав весь мир своей пропахшей потом, выцветшей хлопчатобумажной курткой.
Его карабин, так и не выпущенный из рук пребольно ударил в плечо, заставив яростно закричать и отбросить бандита в сторону. ...
— Петя?? — неуверенно выдохнула она, не поверив своим глазам, не поверив очевидному, не поверив в нежданный подарок смилостивившейся судьбы.
— Петенька-а-а! — тут же сорвалась она в крике и зашлась в безудержных рыданьях, закрыв лицо, вздрагивая всем телом и не обращая внимание на оставшуюся где-то далеко боль в простреленной ноге, на ноющее плечо и шершавую кору, царапающую спину, лишь чувствуя облегчение и счастье, заполнивших каждую клеточку её тела.
— Ну что ты, что ты! — с нежностью гладил её по плечу Аженов, присев около неё на корточки. Он безумно любил эту плачущую беззащитную девушку.
— Я д-ду-у-мала... тебя... тебя... тоже у-убили ... как всех, — подняла она заплаканные глаза и снова безудержно разрыдалась, прижав к своему лицу его большую, ласковую ладонь. ...
Э П И Л О Г
Лодка Фернандеса подошла на третьи, а не на седьмые сутки. К тому времени умер и последний бандит, которого часа через два нашёл в бессознательном состоянии Аженов. Серафино истёк кровью, так и не сумев зажать разорванную пулей артерию. Причину нападения поручик понял сразу — опознав в главаре колонского бандита, пытавшего завладеть их деньгами. Причина была простая — месть. Винтовки наверняка уже добыли в столице.
Раны Маша прочистила и продезинфицировала, и себе и Петру. Наложила повязки. При местной жаре и влажности могло воспалиться в момент. Рыбак должен был за ними приплыть через неделю, и они приготовились ждать. Убитых Аженов стащил в одно место в лесу и накрыл ветками, похоронить он не мог, с одной рукой могилу для шестерых не выкопаешь.
Испуганный и обескураженный Фернандес всё-таки помог похоронить убитых. Когда Пётр сказал ему, что это бандиты из Колона, которые уже раз нападали на них на той стороне канала, пытаясь отнять деньги, то Фернандес почувствовал себя виноватым, что привёз этих псов на остров, убивших двух сеньоров и ранивших сеньориту. Да и длинные свёртки с винтовками он у этой швали, рядившихся под контрабандистов, рыбак видел. Думал только, что это контрабандный товар. Вспоминая разговор, рыбак подумал, что возможно именно он указал на остров, на котором расположились гринго. И привёз это дьявольское отродье сюда. Больше бандитам узнать было не у кого. Других парусов в тот день вблизи Табого он не видел.
Рыжова и Нечаева завернули в брезент от палатки и похоронили в той же яме. Для бандитов Фернандес вырыл другую, побольше, метров на двести в стороне. Чужие винтовки Аженов отдал рыбаку. Своё оружие всё забрал.
Отплыли уже после обеда, когда солнце чуть умерило свой жар.
— Ничего, Машенька, — обняв прижавшуюся к нему любимую, сказал Пётр, когда лодка отошла от берега. — Мы ещё вернёмся сюда. Ребят надо похоронить по-человечески и крест обязательно православный поставить. Русские они! — печально окинул он неприветливый остров, где лежали заснувшие вечным сном их друзья.
Он отодвинул подальше свой пополневший сидор, норовивший твёрдым углом, спрятанного там ларца, зацепить раненую ногу девушки и прижал Машеньку покрепче к себе, силясь прикрыть от неласкового горячего ветра, срывавшего пену с крутой волны далёкого от России Панамского залива.
Фернандесу заплатили десять долларов за рейс и столько же за помощь на острове. Договорились, что как только поправятся, он опять повезёт их туда, перезахоронить друзей в отдельные могилы и поставить кресты.
У Маши рана зажила за месяц. Плечо Петра только за три, так, чтобы он мог работать левой рукой. Сняли в Панаме небольшой домишко. Аженов уже неплохо научился говорить по-испански, но предложение руки и сердца он делал на русском. Обвенчались в местном костёле, и госпожа Волошина стала женой Петра Аженова.