Страница 9 из 71
Проскочив поле, резко меняю курс и перевожу машину в набор высоты. После яркого света ракет перед глазами образуется непроглядная темень. Лишь через несколько секунд я вновь различаю под самолетом контуры сероватых полян и темные провалы оврагов...
Под нами небольшое, круглое, как пятак, озерко. Погода здесь лучше: облака не давят к земле, и видимость чуть увеличилась. Накренившись, медленно разворачиваю машину, удерживая береговую озерную кромку у левого обреза кабины. Шеремет не отрываясь смотрит в том направлении, где должна находиться вражеская батарея. Минуты кажутся вечностью. В голове роятся неспокойные мысли: "А вдруг фашисты разгадали наш замысел и не откроют огонь, пока мы здесь летаем? Да и заметим ли мы на таком удалении вспышки пушечных выстрелов?.."
Яркое алое зарево на мгновение проступает из тьмы. Довернув на него самолет, засекаю курс по компасу. Николай одобрительно кивает головой и кричит:
- Снижайся до предела! Держи точно скорость! Лучше чуть опоздать, чем прилететь раньше времени.
Напряженно всматриваюсь вперед и стараюсь вести машину почти над макушками деревьев. Душу наполнил охотничий азарт: "Лишь бы пальнули еще разочек... Только не уклониться в сторону и увидеть расположение орудий..."
Внезапно разметав темноту, впереди, чуть правее, снова вспыхивает красноватое пламя. Прижавшись лицом к бортовому визиру, Николай уточняет боковую наводку. Вот он командует: "Так держать!" - и бомбы срываются с подкрыльных держателей. Они рвутся не сразу, а с небольшим замедлением. Шеремет через люк показывает большой палец...
И снова макушки деревьев мелькают у самого днища машины, а впереди маячат проклятые "люстры". Опять наш путь преграждает линия фронта. Фактор внезапности нами уже исчерпан, и возвращаться будет, наверно, труднее.
...На КП тепло и уютно. В расстегнутом кителе батя выглядит по-домашнему просто.
- Доклад не нужен, - приветливо улыбается он. - О результатах нам уже сообщили. Пехота благодарит авиаторов от всей души. Заполните донесение и быстрее на ужин.
Вернувшись в свою землянку, быстро записываю в тетрадь:
"2 сентября. Подавили артиллерийскую батарею противника. Еле пролезли к ней ночью под низкими облаками. При возвращении над линией фронта обстреляны сильным автоматным и пулеметным огнем. Командиром эскадрильи всему экипажу объявлена благодарность, и мы назначены разведчиками погоды".
"4 сентября. Как же быстро промерзает наша землянка. К утру на постелях образуется иней. Вернувшись, мы первым делом затопили времянку, именуемую для солидности камином. Шеремет с Ускребковым сразу залезли под одеяла, а я примостился у столика..."
В тот раз мы бомбили железнодорожную станцию Шапки. На разведку погоды наш экипаж вылетел еще засветло. Линию фронта прошли в облаках. Постепенно совсем стемнело. В отличие от вчерашнего полет протекал на редкость спокойно. Высота в полторы тысячи метров надежно гарантировала нас от всяких неожиданностей. Вдруг самолет оказался за верхней облачной кромкой, и перед моим взором предстала фантастическая панорама: сверкающая луна возвышалась над небосклоном. Под ней, словно залитые призрачным светом, громоздились вершины кучевых облаков. Искрясь золотистыми переливами хрусталя, они казались медленно плывущими в небе айсбергами...
Секунды - и мы снова в облачной пелене. Опять глаза как прикованные стали следить за бледными дисками фосфорных циферблатов. Но еще долго, как на экране кино, я видел эту неповторимую картину.
Чтобы запутать зенитчиков, над целью прошли в облаках. Потом, по расчету времени, развернулись обратно и уменьшили обороты мотора. Самолет снижался почти бесшумно. С высоты девятьсот метров увидели землю. Полотно железной дороги и станционные строения просматривались особенно четко. Уточнив расположение железнодорожных составов, Шеремет бросил бомбы. Линия ярких вспышек пересекла станционные пути около выходных стрелок. В тот же момент с деревенской окраины ударили зенитные автоматы. Светящиеся трассы пронеслись недалеко от кабины и погасли в плотной облачной кромке. Следом тремя огненными молниями обозначила себя пушечная зенитная батарея, а с разных сторон в направлении нашего самолета потянулись цветастые ниточки пуль. Не прекращая снижения, мы быстро скрылись от обстрела за лесом.
* * *
Доложив обстановку в районе цели и по маршруту, мы подготовились к повторному вылету. Вскоре по затемненному летному полю один за другим побежали тяжело груженные самолеты. Оторвавшись, они сразу исчезали в ночной темноте.
- А меня с собой не возьмете? - неожиданно обратился ко мне стоявший неподалеку комиссар.
- Отчего это вдруг вам лететь захотелось? - удивленно спросил его Шеремет.
- Хочется посмотреть, как соколики наши воюют, и самому нюхнуть пороху, - ответил ему Калашников. - Да вы не волнуйтесь, к штурвалу я не притронусь, - добавил он торопливо. - А в нужный момент, возможно, и помогу.
Желание комиссара мне было понятно. В прошлом прекрасный летчик, он и в мирное время тяжко переживал отстранение от полетов. Но врачи оказались неумолимыми. Теперь же тем более ему на земле не сиделось...
Мы летели последними, имея задачей фиксацию результатов удара. Уже издали было видно, как стреляют зенитки фашистов по самолетам и рвутся бомбы в районе цели. Виктор Михайлович неподвижно сидел в кресле правого летчика. Чуть наклонившись вперед, он словно забыл обо всем, наблюдая за ходом ночного бомбоудара. Вот осколочно-фугасные сотки старшего лейтенанта Бусыгина будто горящими снопами накрыли позицию "эрликонов". А экипаж лейтенанта Блинова точно ударил по эшелону. Следом к цели уже подходили экипажи Овсянникова, Гончаренко, Ручкина, Зорина, Кудряшова, Колесника, Климова... С интервалами в пять-шесть минут серии мощных взрывов разбивали вагоны, коверкали железнодорожные пути, разрушали станционные постройки. Глядя на это, хотелось кричать:
- Это вам за муки советских людей! Нет вам пощады на нашей земле! Придет время, и мы доберемся до вашего фатерланда!..
"6 сентября. Не летаем вторые сутки. Из облаков непрерывно сыплется дождь. Земля стала влажной и вязкой, лесные дорожки непроходимыми. Но друзья не забывают нашей тропинки и приходят в любую погоду. Иван Кудряшов, Виктор Чванов, Павел Колесник, Александр Блинов, Виктор Лысенко, Евгений Климанов постоянные гости. В своих землянках они только спят. Когда полеты срываются, все появляются после ужина и уже от порога декламируют хором:
Огонек времянки,
Пару сухарей,
Много ли в землянке
Нужно для друзей!
Часто на огонек забредают и другие пилоты. Любители шахмат устраиваются на узеньких нарах, четверка игроков в домино группируется за дощатым столом, а все остальные составляют "козлиный резерв" для замены проигравшихся неудачников.
Есть у нас и гитара. Но перезвон ее струн слышится только тогда, когда диктор Советского информбюро Левитан хоть немного порадует нас известиями об успешных действиях наших войск. Пока, к сожалению, гитара в руках появляется редко..."
Здесь следует сказать, что, несмотря на неутешительные вести с фронтов, моральное состояние личного состава эскадрильи заметно окрепло. Этому способствовали два обстоятельства: во-первых, целеустремленная партийно-политическая работа. В самых различных формах она непрерывно велась в эскадрилье. Командир, комиссар, парторг, инженер, наиболее опытные коммунисты использовали любую возможность, чтобы быстро сообщить летчикам об изменении обстановки, о любом успехе наших воздушных бойцов, о примерах самоотверженной работы техников и механиков. Особенно большое воздействие на людей оказывали индивидуальные беседы. Проводимые часто накоротке, ненавязчиво и тактично, они отличались высокой принципиальностью и коммунистической убежденностью. Поэтому каждый из нас всегда чувствовал, что им дорожат, ему верят, на него возлагают большие надежды, заботятся о здоровье, об отдыхе. И это укрепляло веру в собственные силы, в силы коллектива, пробуждало в характере смелость, отвагу, решительность, вызывало стремление выполнить долг до конца. Часто после беседы снималось душевное напряжение, пропадала усталость, взгляды светлели. Значит, вновь обреталась уверенность в том, что неудачи вот-вот закончатся, что мы еще повоюем и скоро покажем фашистам где раки зимуют!..