Страница 69 из 71
...Всем коллективом тебя обнимаем! Твой Н. Иванов.
6.Х1 44 г.".
Да, в том полете экипажу Шишкова пришлось нелегко. Выполняя свободный поиск, они обнаружили три транспорта в охранении трех сторожевых кораблей.
Из транспортов наиболее крупным был головной. Его решили атаковать. Но и противник заметил их заблаговременно. Уже при сближении он открыл ураганный огонь На пути самолета сплетались сверкающей сетью пулеметные и автоматные трассы. Один за другим врезались в обшивку машины осколки зенитных снарядов. Наконец подошли на дистанцию залпа. Иванов нажимает на кнопку электросбрасывателя. Но торпеда не отделяется. Она как ненужный балласт продолжает висеть на держателе около фюзеляжа. Проскочив рядом с транспортом, Шишков с маневром уходит от цели. Его лицо покрывается потом. В душе кипит ярость. Ведь только сейчас они рисковали собственной жизнью, а этот смертельный риск оказался бесплодным, и противник уйдет без возмездия...
- Атакуем конвой еще раз, - принимает решение Шишков. - Целимся по головному. Сброс аварийный. Попробуем снова прорваться сквозь зубы черта.
Отойдя за пределы видимости, он развернул машину и, маскируясь низкими облаками, начал сближение. Конвой появился опять в поле зрения. Он приближается. Нужно снижаться к воде. Оторвавшись от облаков, Михаил переводит машину в крутое планирование. Напряжение в экипаже достигает предела...
- Почему они не стреляют? Ведь видят же нас! Наверняка уже видят! воскликнул воздушный стрелок Китаев.
- Может, пакость какую придумали, а может, пока и не видят, - деловито ответил Шишков. - Спокойно. Подходим к дистанции сброса. Машина в режиме. Иванов, не зевай...
Противник, наверно, не ожидал такой дерзкой настойчивости и беспредельной отваги. Он, видимо, не предполагал, что советские летчики, только сейчас испытавшие напряжение бесцельной торпедной атаки, смогут повторно подвергнуть себя безумному риску сближения под интенсивным огнем шести кораблей. Поэтому внезапное появление экипажа Шишкова явилось для фашистов неожиданностью. Они открыли огонь лишь тогда, когда, сбросив торпеду, экипаж выходил из атаки...
Это была девятая победа старшего лейтенанта Михаила Шишкова.
"15 декабря. На днях проводил на фронт своих первых выпускников. Вместе с молодыми летчиками-пикировщиками уехал и наш командир звена старший лейтенант Харитон Сохиев.
Харитон - прирожденный бомбардировщик, с особым, присущим только ему летным почерком. На самолете Пе-2 он пикирует по-орлиному лихо, стремительно выводит машину у самой земли, моментально скрываясь из глаз за границами полигона.
- Убьешься ты, Харитон, - неоднократно журил его подполковник Левин, строго глядя в глаза красавцу нилоту. - Секунду промедлишь - и щепок не соберем...
- Умелый маневр на войне - это жизнь пикировщика, - с горячностью горца защищался Сохиев. - Прицелиться должен точнее, чем опытный ювелир, без малейшей ошибочки. А сбросил бомбы - немедленно исчезай с горизонта, как молния. Иначе собьют, прошьют автоматами, как на швейной машинке.
Долго писал Харитон рапорты с просьбой о разрешении вернуться на фронт, в родную семью гвардейцев-бомбардировщиков. И настоял на своем...
А у меня не выходит. Левин лишь хмурится и твердит: "И не суйся. Не отпущу. Здесь тоже боевая задача решается".
Однако, как бы я ни был загружен, мысли мои все равно в Паневежисе, в родном гвардейском полку. В его рядах сражаются боевые друзья и товарищи. Только там мое настоящее место".
"1 января 1945 года. Вот он и начался, еще один военный год. Наша армия изгнала врагов из Болгарии, Венгрии и Румынии, вывела из войны Финляндию, вступила на территорию Польши, вышла к границам Австрии и Чехословакии, ворвалась на землю Восточной Пруссии. Советские войска устремились к центральным районам Германии, в самое логово фашистского зверя. Победа близка. Теперь даже наши враги понимают, что клика Гитлера довела их до катастрофы, до позорного поражения..."
Тот год мы встречали в приподнятом настроении. В столовой на праздничный ужин собрались все офицеры. В центре зала красовалась пышная елка. Официантки и девушки из санчасти оплели ее ветви цветными гирляндами из бумаги, украсили картонными фигурками. Патефон гремел не смолкая...
- Давай погрустим немножко, Сашок! - предложил неожиданно штурман полка капитан Константин Виноградов. Оглянувшись на веселящуюся молодежь, он потихоньку запел:
Бьется в тесной печурке огонь.
На поленьях смола, как слеза.
И поет мне в землянке гармонь
Про улыбку твою и глаза...
Землянка... Она в трех километрах отсюда, по ту сторону Волхова. Вместе со штурманом Шереметом, воздушным стрелком Ускребковым и техником Владимировым мы отрыли ее в тяжелые августовские дни сорок первого. В том же году, тридцать первого декабря, Петр Голенков, Диомид Кистяев и я возвратились в нее из вражьего тыла. Тогда тоже была новогодняя ночь, и в нашей землянке собрались прекрасные парни - летчики, штурманы, техники. Помнится, пели и про землянку, только слова у той песни были иные:
Огонек времянки,
Пару сухарей,
Много ли в землянке
Нужно для друзей...
Где они сейчас, эти славные парни?!
Вчера на лыжах ходил в наш овражек, рядом с деревней Юшки. Землянки осыпались, обветшали. В них пахнет сыростью. Разлетелись по свету хозяева летчики сорок первой отдельной. Многие не дожили до этого победного года погибли в неравных схватках с фашистами...
Прищурив глаза, Костя нежно выводит густым баритоном:
Ты теперь далеко-далеко.
Между нами снега и снега.
До тебя мне дойти не легко,
А до смерти - четыре шага...
Четыре шага... Смерть - это миг. На войне она непрерывно смотрит солдату в глаза, все время витает над его головою. И может быть, только шаг, только вздох отделяют его от гибели. Потому и тоскует он, глядя на огонек, вспоминая глаза и улыбку любимой...
Шурочка! Вчера получил твое поздравление и фотокарточку. Они лежат в кителе, в нагрудном кармане. Между нами действительно километры снегов. Ты и совсем далеко, и здесь, рядом, у самого сердца.
- Ну чего размечтался? Погрустили - и хватит, - улыбается Виноградов.
- Размечтался?.. Видишь мундштук? Мне его в новогоднюю ночь подарили. В Ленинграде, под сорок третий - блокадный. Полковник Преображенский один подарок на два экипажа вручил, и мы его поделили. Бунимович кисет себе взял, а я - мундштучок. Храню как реликвию, как талисман. Тогда я, конечно, не думал, что доживу до победного. Счастливым он оказался.
- Загадывать рано, - хмурится Костя. - До победы дожить еще нужно.
- Теперь доживу. Доживу обязательно. Только бы Левин упрямиться перестал и обратно в гвардию отпустил...
"19 марта. Снова весточка из полка. Молодцы ребятишки! Не забывают.
"Дорогой командир!
Извини за молчание. Очень мало свободного времени, поэтому я как можно короче проинформирую о новостях.
Во-первых, от нас уехал гвардии подполковник Борзов. Его перевели с повышением.
Во-вторых, полковая семья Героев снова умножилась. Это звание присвоено Александру Гагиеву, Ростиславу Демидову, Василию Михайловичу Кузнецову (теперь он вместо Борзова назначен командиром полка) и Алексею Рензаеву.
В-третьих, ребята просят передать тебе самый горячий привет и наилучшие пожелания в работе.
Твой Н. Иванов".
Тогда, прочитав письмо, я почему-то сразу же вспомнил один из боевых эпизодов, относящийся по времени к сентябрю 1944 года.
...Разомкнувшись по фронту, пятерка торпедоносцев и "топмачтовиков" стремительно сближается с конвоем. Восемь истребителей прикрытия Як-9 маневрируют сзади и выше их. И вдруг из-за облаков появляются около двадцати вражеских ФВ-190. Наши истребители мужественно отбивают их первую атаку, но, связанные превосходящими силами противника, вступают в неравный воздушный бой и отрываются от торпедоносцев.
Прорвавшись сквозь зенитный огонь, экипаж Гагиева бросает торпеду по транспорту. И тут же его атакуют два "фокке-вульфа". Однако над морем фашисты стреляют с больших дистанций, и Гагиев маневром успевает уклоняться от огненных трасс. Над сушей враги осмелели и стали сближаться не открывая огня, видимо приберегая боезапас для последнего неотвратимого удара. Разгадав их замысел, воздушный стрелок Соколов подпустил их почти вплотную и, тщательно прицелившись, ударил из пулемета по ведущему "фоккеру". Окутавшись дымом, вражеский истребитель врезался в землю, а его ведомый отворотом вышел из атаки.