Добавить в цитаты Настройки чтения

Страница 13 из 32

Возвратился домой Лешка весь в синяках. Федор посмотрел на брата с сочувствием:

— Не на Двине ли ты был?

— Ага, — опустил глаза Лешка.

— Ну и дурень. Полезай быстрее на печь, а то еще и от отца достанется.

Потом, подав Лешке на печь ломоть хлеба, намазанный подсолнечным маслом и посыпанный солью, разъяснил:

— Это при царизме придумали для людей такое занятие: пусть свою обиду и злость на угнетателей срывают на своих и не трогают панов. Понял?

— Ага, — кивнул головой Лешка и начал аппетитно есть хлеб. Ничего он, конечно, не понял. Но Федор работал на заводе, и он все знал. Как же мог Лешка не согласиться с тем, что говорил старший брат.

У Дудиных привычка драться осталась: они частенько пускали в ход кулаки.

Однажды на Задулинскую улицу пришли Митя и Лиза, комсомольцы с завода «Металлист». Они собрали детей, начали рассказывать им про революцию, про Ленина. Их слушали с интересом не только дети, но и взрослые. Потом начали разучивать «Интернационал». Тут особенно проявила свой талант Лиза, красивая девушка в кожаной куртке. А Митя, высокий плечистый парень, стоял и подпевал. И тогда прибежали Тимка, Харитон, а за ними Листрат. Разогнали детей, начали драку. До крови избили Митю, который один от них отбивался. А сам Дудин стоял в стороне и подзуживал:

— По мозгам его, безбожника…

Хулиганы искровавили Митю, но и он оставил отметины на лицах «черносотенцев». Дрался он исступленно и отважно. Сдерживал их троих, пока Лиза по его приказу не скрылась за кладбищем. Даже Никита Дудин разозлился на сыновей, когда они вытирали окровавленные носы:

— Лопухи. С одним не могли справиться.

— Так он верткий, сыбака, — оправдывался Тимка.

Но вступать в драку Дудин-старший не хотел. Может, побоялся: время не то.

… Утром, когда отец запрягал коня, во двор к ним пришел Лачинский.

— Ну, сосед, скажи мне спасибо. Не дал я злодеям вас обокрасть.

— Каким злодеям?

— А вот пойдем, покажу.

Они вышли через калитку в огород, повернули налево, прошли вдоль высокой ограды двора и снова повернули налево, по меже, за хлев.

Лешка соскочил с сеновала и побежал тихонько за ними.

— Видишь, Антон, — показал Лачинский на дощатую стену. На ней одна за другой зияли свежепросверленные дырки. — А я им помещал, а то прорезали бы тут ход и вывели корову.

— Вот гады… Через двери в хлеву они не могли вывести. Там хороший замок. Так вот они как…

— А я и не думал, что это воры. Шел с работы. Уже сворачивал с межи на стежку возле своего двора. Слышу: возле хлева разговор. О чем, думаю, соседи так поздно толкуют. Подхожу. Здороваюсь, как с соседями, а в ответ мне выстрел. Я и упал в картофельник. Пуля просвистела мимо самого уха, но, слава богу, не задела. Я притаился, да, признаться, от страха не могу и пошевельнуться. Они, видимо, решили, что убили меня. И бежать… Спустя некоторое время возвращались за сверлом… Когда стало тихо, я пополз по картофельнику в свой двор. До утра не мог заснуть. И мне кажется, — тихо добавил Лачинский, — кто-то среди воров был знакомый. Видимо, думал, что я его узнал. Но, — Лачинский приложил палец к губам: молчи, сосед, чтобы не накликать беды.

Отец кивнул в знак согласия.

— Это уж так…

— А знаешь, тата, — сказал Лешка, когда Лачинский ушел. — Я проснулся от выстрела. Слышал их разговор. Одного вора узнал по голосу. Это был Тимка…

— Что? — отец даже вздрогнул от неожиданности. — Ничего ты не слышал и не знаешь. Молчи, сынок, а то еще хату спалят.

И вот опять голос Тимки. Снова в кого-то стрелял ночью бандит.

Маргарита лбом открыла калитку и вошла во двор. Юрка все время, пока шел за ней, думал, что сказать родителям Лешки, чтоб не испугать их. Как и говорил Лешка, корова сама довела его до хлева. Шли они, однако, довольно долго. Солнце уже скрылось где-то за городом.

Во дворе стоял человек в брезентовой куртке, снимал сбрую с пестрого коня. Конь нетерпеливо дергался. Хозяин сдерживал его:

— Стой, дурень. Не убежит твой овес.

Говорил он это будто бы сердито, но злобы в его голосе не слышалось.

Юрка остановился, словно «стой» относилось к нему. Все, что он придумал сказать, пока гнал корову, вылетело из головы.

Конь, освобожденный от упряжи, кинулся в стойло, а хозяин положил на дроги хомут. В этот момент он заметил Маргариту и обратил внимание прежде всего на ее вздутые бока.

— Молодец, Лешка, хорошо накормил.

Взлохмаченная голова его, усы были усыпаны красной пылью. Красными были и дроги. «Видать, кирпич возил», — подумал Юрка.

Хозяин загнал корову в хлев, привязал ее и только уже потом, когда вышел из хлева, заметил Юрку.

— А где Лешка? — спросил он встревожено.

— Он… Он лежит около ручья. Упал с обрыва, — сбивчиво начал рассказывать Юрка.





— Сильно ушибся? — забеспокоился отец.

— Бок разбил и встать не может.

— Что ты говоришь?!

Какое-то время Антон беспомощно стоял посреди двора, не зная, что делать, потом спохватился, побежал в конюшню и вывел Пестрого.

— Иди сюда, мальчик.

Юрка несмело подошел. Хозяин помог ему сесть на коня, а потом вскочил и сам на Пестрого.

— Держись за гриву…

Юрке не надо было об этом говорить. Он и сам обеими руками ухватился за гриву, как утопающий за корягу. Все же первый раз сидит на коне.

Выехали со двора. Дети увидели их в окно.

— Татка поехал… Куда он поехал? Кто этот хлопчик?

Выбежала из хаты и хозяйка.

— Куда ты, Антось? Ужин на столе…

— Я сейчас… Ужинайте, — ответил он и стеганул концом поводьев Пестрого…

Конь быстро бежал вдоль яра. Юрку то качало, как в люльке, то трясло, и казалось, вот-вот он упадет с лошади. Успокаивали немного только поводья с обеих сторон, которые держал хозяин.

Страшнее было, когда спускались к ручью. Начинало темнеть. Казалось, что сейчас полетят в пропасть.

— Нагибайся, — предупреждал Юрку отец Лешки, и Юрка клонился к гриве коня.

Спустились к ручью. И дальше по нему уже ехали медленно. Конь ступал уверенно по каменистому дну, разбрасывая вокруг брызги.

Яр, такой красивый и веселый при солнечном освещении, теперь был мрачный и таинственный.

— Ну, где он? — спросил Антон.

Юрка уже и сам вглядывался в темноту, вспоминая, где он оставил Лешку. Но ведь ночь не день. Все так изменилось. Только ольха, на которую он влезал, чтобы высмотреть Маргариту, вдруг обозначилась на фоне неба.

— Тут, — сказал Юрка.

Это было не совсем «тут», но близко.

Антон придержал коня. Остановились. Тишина, только ручей тихо переливался среди молчаливых деревьев.

— Леша, где ты, сынок? Лешка отозвался не сразу:

— Я тут, тата.

— Как же это ты, сынок, — наклонившись над Лешкой, горевал отец. Он посадил на коня Лешку, потом Юрку, а сам за уздечку повел коня вдоль ручья.

— Ну, где ты так поздно ходишь, Юра?

Этими словами, в которых были и укор, и тревога за сына, встретила мать Юрку.

— Прости, мама. Мой друг попал в беду.

— Какой друг?

— Ты его еще не знаешь. Пастушок. В яру пас корову, свалился с обрыва, сломал ребро. Доктор был. Его в больницу отвезли.

Вот и все, что Юрка счел нужным рассказать матери. И чтоб ее порадовать, похвалился, что он впервые ехал верхом на коне.

Юрка глянул в окно. Из их комнаты была видна башня ратуши. Стрелка часов приближалась к двенадцати.

— Отца еще нет?

Мать грустно посмотрела на сына. Юрка понял все… Сегодня ей пришлось волноваться и за отца и за сына.

Отец Юры Рыгор Иванович Вишняков — инспектор уголовного розыска. Работа очень опасная. Бандиты, с которыми он борется, не складывают добровольно оружия. Да и распознать их не так легко: днем они вроде бы занимаются мирным трудом, а ночью грабят. Сеют среди населения страх и неуверенность.

Мария Александровна начала подогревать ужин на всех: авось и Рыгор подойдет. Днём он забегал на минутку. Помещение уголовного розыска рядом. Сказал, что где-то за городом работники розыска напали на след бандитов и он с группой милиционеров едет им на помощь. Мария Александровна привыкла ждать.