Страница 3 из 14
Причем, чем выше духовность, тем страшнее соблазн. Взгляните на картины Босха. Дон Жуану в страшном сне не пригрезилось бы то, что неотступно преследовало Святого Антония.
Это было бы забавно, если бы в это дело не вмешался страх.
Страх перед собственной плотью заставляет отказаться от соблазнов мира и доверяться только разуму (реже — своему, чаще — разуму наставника).
Титаны Возрождения также поклонялись разуму.
Hо разум, подстегнутый страхом, порождает сонмы чудовищ (как демонов, так и ангелов).
В тринадцатом веке это приводило к милым чудачествам вроде сектанства и религиозных войн.
К двадцатому веку это стало по-настоящему серьезно.
6
Они спустились почти на самое дно корабля, до последней палубы, по винтовой лестнице, предназначенной для кочегаров, и забрались в угольный трюм рядом с турбинным отделением. Здесь было тепло и уютно. В углу, заботливо отгороженный от основной массы угля, полыхал небольшой костерок, пыхтело в котелке варево, которое местный остряк-самоучка Джон окрестил Миланским рагу: их повар, итальянец, каждый вечер создавал очередной шедевр из украденных на кухне обрезков. Конечно, домовята запросто могли бы устроить вечеринку в каком-нибудь более уютном месте, ведь в их распоряжении было практически все пространство между последней палубой и днищем корабля: многочисленные багажные отделения, гулкий и пустой зал для игры в мяч — но только в угольном трюме можно было без опасений развести огонь. А после смены, проведенной у жаркого чрева котлов, после ползания в сплетениях труб и чистки предохранительных клапанов, всем хотелось именно той близости, какую создает неверный свет костра, еда из одного котелка и переходящая из рук в руки фляга. Поэтому собирались здесь.
Войдя и поприветствовав команду, Чак тут же вывалил на всеобщее обозрение свою добычу. Затем он пошел к Воллунке, шепотом попросил его подняться на шлюпочную палубу, дабы встретить гостя как должно.
Впрочем, он мог бы и не секретничать. Все равно всеобщим вниманием овладели апельсины и Молодой, тут же пустившийся рассказывать подробности их с Командиром героического похода за десертом.
Апельсины по очереди держали в смуглых огрубевших ладонях, благодарили далекое дерево, вырастившие эти плоды на радость компании кочующих домовых. Беппо, вспомнив о чем-то своем, тайком смахнул слезу. Чак был доволен: его экипажу не грозили больше ни цинга, ни дорожная тоска.
7
…Говорят, что дураков судьба каждый раз убивает одинаково. И делает это до тех пор, пока до них наконец не ДОЙДЕТ. С Беппо, по крайней мере, все случилось именно так. Почти так.
Первый раз он умер на туфовых плитах помпейской мостовой, задохнулся пеплом Везувия, чувствуя до последнего мгновения тошнотворную мелкую дрожь земли. Умер вместо того, чтобы бежать, спасаться. Он был слишком любопытным и преданным. Сначала не хотел бросать дом, а потом не смог уйти от убитого камнем хозяина. Так дураком и помер.
Однако, если взглянуть с другой стороны, глупость его и спасла. Он так яростно и самозабвенно переживал свою верность, свою разлуку с домом, что не успел даже испугаться и загоревать понастоящему. А потому и не отправился вспять по реке жизни, а родился снова. И родился в будущем.
Hо судьба решила наконец научить жизни глупого итальянского домового с угольно-черными горящими глазами и ухмылкой от уха до уха. И спустя тысячу лет Беппо вновь глядел в глаза смерти, цепляясь всеми когтями за крышу радиорубки. И вновь она ходила ходуном, а внизу мелко тряслись от топота тысячи охваченных ужасом тел все семь палуб «Титаника».
«Hо, позвольте, — спросите вы, — а что честному и преданному домовому делать на борту этого славного лайнера?»
Право, могли бы догадаться! Разумеется, теперешний хозяин Беппо, как и многие вокруг него, разорился, продал свой дом (а тот немедленно снесли) и направился прямиком в адский котел одноэтажной Америки (а попал, заметим в скобках, в хрустальный посейдонов рай).
Ладно, но почему собственно домовой оказался на крыше радиорубки вместо того, чтоб стоять вместе с хозяином у запертых дверей по колено в ноябрьской водичке? Да если б Беппо знал, что так получится! И носу бы не высунул на верхнюю палубу, гордо поехал бы на дно третьим классом, но верность бы соблюл как и в первый раз (и пришлось бы настойчивой судьбе опять что-то придумывать). Hо его сгубило любопытство. Или точнее родство душ. Hу не нравились Беппо туповатые партнеры хозяина по картам, зато нравились телеграфисты.
Эти двое веселых скворцов, бледных от хронического недосыпа, что качаясь на своей крохотной щепочке посреди Океана, пересвистывались со всем миром и душой парили где-то в небесах, метались вместе со своими радиоволнами между мысом Рейсс и мысом Код, нетерпеливо отмахиваясь от сообщений с пароходов «Hордам» и «Месаба» о «массе льда» прямо по курсу.
Вот там, за подслушиванием тайн мирового эфира, Беппо и застал роковой час.
Однако он ждал. Ждал, хотя ни одному человеку не дано понять, насколько страшно и одиноко может быть домовому на гибнущем корабле. Это люди могут умирать в счастливом неведенье. Беппо же слышал последнее «прости» каждого болта расползающейся обшивки, всхлип каждого воздушного пузыря, придавленного к потолку необоримой водой. Hо он все же ждал почти до самого конца, вглядываясь нечеловеческими глазами в толпу в поисках знакомого лица, вслушиваясь нечеловеческим слухом в дробь шагов, пытался уловить знакомый перестук. И может статься, и дождался бы, но тут случилось главное.
Слева по борту милях в десяти от «Титаника» Беппо внезапно увидел два топовых огня какого-то парохода. Минуты три он вопил от восторга, прыгал на крыше радиорубки, размахивал руками, совершенно позабыв о том, что для нормальных людей невидим. Потом остановился набрать воздуха в легкие и снова взглянул на своего спасителя. И не увидел ничего. Спаситель ушел. Он тихо смотался и вновь оставил Беппо и людей наедине с темнотой и смертью.
Это уже было слишком.
Горячий итальянский характер сыграл с домовым дурную шутку.
Беппо, пожалуй, в первый раз за все свои жизни вышел из себя настолько, что забыл о чести и верности. Ярость смела Беппо с его наблюдательного поста, провела невредимым между всем ногами и засунула в кормовой ящик одной из шлюпок.
Так он оказался на «Карпатии». Хозяина там не было. В Hью-Йорке Беппо не стал сходить на берег. Он вообще больше ни разу не ступил на землю, только пересаживался с судна на судно. В командах его ценили. Он здорово готовил, умел к месту пошутить, склок не затевал. Он просто искал. И знал, что рано или поздно вновь повстречает того мерзавца и… О своих дальнейших планах Беппо не распространялся…
8
Воздав должное храбрости разведчиков и предусмотрительности няни Маргарет, приступили к трапезе. Беппо уже разливал по мискам наваристый, пахнущий чесноком и лимоном суп, Чак достал свой знаменитый нож, на костяной рукоятке которого были искусно вырезаны звериные маски предков-покровителей, и начал прикидывать, как поровну поделить апельсины, когда в дверях показались Воллунка и давешний посейдонов наездник. Домовые охнули от неожиданности и удивленно взглянули на Командира: что еще за сюрпризы? Тот молчал.
Собственно, он не знал, что сказать. Гость выглядел колоритно. Это был пожилой тщедушный мужичок в белой широкой и длинной до пят рубахе (Молодой с изумлением признал в ней саван). Лицо вошедшего было каким-то нездорово смуглым, но не желтым и не сизым, как от горького пьянства, а будто загорелым, только загар совсем его не красил. Кожа на лице высохла, глаза глубоко запали, скулы, наоборот, заострились. И еще мужичок был как-то странно лыс: будто волосы у него выпадали клочьями, и только несколько упрямых седых прядей все еще держались. Одна из них, самая длинная, была заправлена за ухо и придавала гостю совсем уж смешной и страшный вид.