Страница 8 из 11
Появление в комнате юноши стало полной неожиданностью для обоих мужчин. Руф презрительно поджал губы. С таким же недовольством он, вероятно, посмотрел бы на крысу, которая осмелилась приблизиться к обеденному столу. Клавдий выдавил приветливую улыбку, хотя, на самом деле, не был рад молодому любовнику - зесар всегда считал опасным подпускать к высокой политике незрелых юнцов. История знала множество примеров, когда попустительство и потакание амбициям молодежи имели весьма плачевные последствия для государства.
- Ты что-то хотел, мой мальчик? - мягко спросил Клавдий.
- Я пришел сюда говорить о судьбе девяти отправленных на юг легионов ! - Варрон встал перед мужчинами вполоборота, как подобало оратору, публично защищавшему свои суждения.
- Любопытно, - усмехнулся Клавдий, поглаживая гладко выбритый подбородок. - И какое же мнение ты имеешь на этот счет?
- Не знаю, кто именно посоветовал тебе, Богоподобный, бросить тридцать тысяч воинов против афарских племен, но я могу поименовать его лишь врагом Империи, - взволнованно ответил юноша. - Южный континент - это не только золото и чернокожие рабы, но и плохая вода, засушливый климат, а кроме прочего - страшные болезни. Я читал донесения архигоса Сурены. Он был опытным военачальником и я скорблю о его смерти. Он писал, что конница пустынных дикарей многочисленна, а их длинные стрелы, отравленные ядом, способны пробивать доспехи. Сурена несколько недель преследовал афаров по безводным степям у границ Эбиссинии. Он писал тебе, что там нет ничего, кроме белого известняка и селенита, блестящего в солнечных лучах, да песчаных дюн, образующих облака желтой пыли. Ни куста, ни реки, ни зеленого холма, только песок. Твои солдаты умирали сотнями без воды, от изнеможения и неизвестных нашим врачам хворей. Теряя мужество, они сходили с ума и видели страшные предзнаменования. Выжило лишь пять сотен, но и тех пленили дикари. Меньше десятка воинов смогли бежать и вернуться к форпостам, чтобы поведать о случившемся. И вот идет слух, будто ты намерен отправить туда еще шесть легионов. Я осмеливаюсь вопрошать, Богоподобный, от лица всех тех, кто как и я, не понимает глубины твоей мысли и величия цели - зачем ты посылаешь верных людей туда, где их подстерегает неминуемая гибель?
- Богоподобный, - тихо и зловеще произнес Руф. - Позволь мне, как человеку, только что обвиненному этим юношей в измене государству, разъяснить некоторые простые истины.
Озадаченный Клавдий подпер рукой щеку:
- Разумеется. Признаюсь, я и предположить не мог, что его вдруг начнут волновать военные походы...
- Меня заботят не походы! - разнервничавшийся Варрон, которому ни разу не доводилось выступать на публичных слушаниях, некстати перебил правителя. - А возможное восстание в легионах и гражданская война. Слишком много стало недовольных проводимой тобой политикой, так зачем же плодить новых?
- Ты закончил? - холодно осведомился понтифекс.
- Нет, - юноша хотел было назвать его 'старым пауком', но вовремя сдержался. - На севере, в стране нетающего снега, много диких кочевников-оленеводов. Пока их племена разрозненны, но когда-нибудь начнут объединяться против Империи. Ты, Богоподобный, своей безграничной милостью даровал им мир, позволил торговать с нами, однако может случиться и так, что, окрепнув, они примутся жечь наши форпосты и города. Анфипат Аквилии досточтимый Карпос и сар Тиер-а-Лога молодой Нъеррог неоднократно отмечали злобный, мстительный нрав таежных охотников, чей язык столь же непонятен, как и помыслы. Они никогда не забудут, что твой дед и отец вторгались в их земли. Почему бы не нанести сейчас последний, сокрушительный удар? Неужели бесславные смерти на юге предпочтительнее победоносных сражений на севере?
- Ты наконец выговорился? - ледяным голосом спросил Руф. - Теперь же послушай меня. Все мы опечалены кончиной архигоса Сурены. Возможно, ты сожалеешь более других, так как получал от него знаки внимания...
- Это ложь! - вскипел ликкиец.
- Мы понимаем, тебе трудно уяснить, что здесь не веселая пирушка и не городской рынок, где в порядке вещей перекрикивать друг друга, но все же постарайся хранить молчание, пока выступаю с речью я или наш Богоподобный, - ктенизид важно пригладил усы. - Дикари севера также опасны для Аквилии и сопредельных земель, как для тебя анальный зуд. Он появился давно, немного раздражает, но с этим живут - зачастую долго и беззаботно. Оленеводы ненавидят друг друга и никогда, запомни - никогда, не встанут под одни знамена. Если не веришь мне - спроси у Карпоса или Нъеррога, они как раз находятся в Рон-Руане. Империи грозит зло куда более могущественное, чем ты, изнеживший бока на перинах, хотя бы можешь предположить. Если сейчас не отыскать способ его остановить, государство падет и страна превратится в руины. То, что нам нужно, находится у афаров, и мы добудем это любой ценой. Даже если все легионы погибнут среди песков, мы не прекратим поиски.
- Жрецам свойственно рассуждать туманно, - не пожелал отступить глубоко оскорбленный Варрон. - Я говорил прямо и ты тоже говори прямо.
- Только слепой не видит, а глупец - не осознает, что рядом с нами давно поселилось зло, - понтифекс выдержал многозначительную паузу. - Оно проникает в людей, сводит их с ума, вынуждая добровольно расставаться с жизнями. Зло лишает многих самого дорогого - возможности иметь потомство. Благородные Дома угасают один за другим. Мой соратник, эбиссинский мореход, рискуя собой, пробрался в самое сердце афарской земли, где среди ядовитых джунглей смог отыскать лекарство от этого чудовищного недуга. Богоподобный уже несколько месяцев принимает целебное снадобье и чувствует себя лучше. Мы не теряем надежды, что Владыка вскоре окончательно поправится и обретет долгожданного наследника.
Варрон покачнулся, огорошенный и подавленный. Его руки безвольно повисли, а в глазах блеснули слезы. Юноша с трудом мог поверить, что все признания в любви, услышанные от Клавдия, клятвы верности и рассуждения о совместном будущем не стоят больше и плевка.
- Это правда, Богоподобный? - дрожащим голосом поинтересовался взысканец.
- Да, - кивнул зесар. - Я не беседовал с тобой об этой деликатной проблеме, потому что не хотел расстраивать. Мы по-прежнему близки, Варрон, но Империи нужен новый правитель - кровь моей крови. Ты не сможешь мне его подарить. Я лягу с женщиной, с разными женщинами, пока одна из них не понесет от меня. Пойми, среди моих родственников нет никого достойного золотого венца. Я сам воспитаю сына, а если не успею, это сделаешь ты.
- Прошу... Богоподобный, - Варрон говорил, задыхаясь, его голос предательски обрывался. - Позволь мне... уйти сейчас...
- Ступай. Я приду к тебе позже, - тяжело вздохнул Клавдий. - Нам с Руфом нужно еще многое обсудить.
Понтифекс провожал юношу с таким лицом, словно смотрел на огорченного, готового вот-вот закатить истерику ребенка, внезапно лишившегося любимой игрушки. Впрочем, большинство во дворце считали зесарской куклой самого Варрона, к тому же изрядно потрепанной и до оскомины надоевшей. Одни полагали, будто Клавдий вскоре найдет себе мальчика помоложе. Другие, такие, как Руф - особо приближенные к владыке, знали, что его желания теперь касались совсем иных сфер.
Варрон опрометью бежал по коридору... Поступать подобным образом было категорически нельзя. Любое его лишнее слово, неосмотрительный жест, даже нечаянная оплошность мигом становились у дворцовых сплетников вожделенным предметом обсуждения и злословия. Ликкиец находился под постоянным, пристальным надзором сотен любопытных глаз и не имел права на ошибку. Но сейчас все требования этикета стали взысканцу глубоко безразличны. Он бежал, не сдерживая текущих ручьями слез. Ему кланялись и это только приумножало боль...
Восемь рабов несли крытую лектику понтифекса Руфа по улицам Рон-Руана. Впереди шли невольники, исполнявшие обязанности ликторов, за ними - облаченные в серебристые балахоны молодые культисты. Послушники пели гимны Пауку, не обращая внимания на привычный городской шум: крики зазывал, перепалки торговцев, восклицания бродяг-философов, выступавших на Форумной площади.