Добавить в цитаты Настройки чтения

Страница 4 из 11

- А если не успеем, союзные войска отступят в крепость! - поддержал игру Нереус. - Тогда придется сдаться и с позором принять все уготованные муки!

- Успеем! - заверил наследник сара. - Солнце высоко!

Добежав до входа в летнюю кухню, юноши остановились, чтобы перевести дух. Мэйо сбросил на землю дырявые лохмотья и снял обувь, представ перед спутником в бесстыдной наготе:

- Надеюсь, воины обоза встретят нас подобающе!

- Твой отец, точнее - командир противника, будет в ярости! - запротестовал геллиец.

- Я не горю желанием пробираться в крепость за тогой. Все мы родились без одежды, а значит, этот облик наиболее угоден Богам, - поморец распахнул дверь и юркнул внутрь.

Еще не успев переступить порог, Нереус чуть не оглох от разноголосого женского визга. Кухарки метались по всему помещению, роняя кувшины, блюда и корзины. Мэйо одной рукой схватил печеную курицу, другой - смазливую темнокожую девчонку в полупрозрачном, почти не скрывающем ее прелестей одеянии.

- Успокойтесь! Это молодой господин! - зычно крикнул островитянин.

Вопли затихли, сменившись жалобными всхлипами. Девушка перестала сопротивляться, и Мэйо принялся с жаром целовать ее тонкую шею. Он провел ладонью по возбуждающе прекрасным изгибам тела черноволосой прелестницы, стыдливо отвернувшейся и вздрагивающей, но вынужденной безропотно принимать его настойчивые ласки.

- Я не беру женщин силой и потому сделаю так, что ты сама неистово возжелаешь меня, - страстно выдохнул поморец в маленькое ушко, почти касаясь губами бронзовой серьги.

- Господин, умоляю вас... - едва сдерживая слезы, пролепетала кухарка.

- Увы, сейчас мне пора, - Мэйо ослабил хватку и она перепуганной пташкой выпорхнула из его объятий. - Дела вынуждают...

Нереус взял со стола яблочный пирог и кувшин с разбавленным красным вином.

Покинув кухню, юноши вернулись в сад. Они расположились в тенистой аллее, с жадностью набросившись на еду и пугая птиц веселыми, громкими возгласами. Насыщенный событиями день медленно подходил к концу.

Утолив голод, Мэйо поднялся на ноги и тут же заметил вдалеке отца, идущего в окружении рослых невольников. Рухнув в траву, поморец тихо произнес:

- Мертово племя, враги уже близко...

- Я предупреждал, но ты не захотел слушать.

- Еще не все потеряно. Пока жива надежда, отчаянью не отравить сердца. Скорей за мной, я чую сладкий дым над лагерем союзников.

Стараясь не привлекать внимания, юноши крадучись устремились в центральную часть сада, где обычно любила отдыхать Пинна, супруга Макрина.

Она и теперь сидела в деревянной беседке, слушая стихи, которые наизусть читала девушка-рабыня. Другие невольницы заплетали в косы подкрашенные толченым свинцом волосы госпожи и массировали ее изящные ступни. Стройная и гибкая, еще не утратившая чарующей привлекательности, в голубом, расшитом золотом платье, родительница Мэйо могла затмить мраморной красотой многих женщин гораздо моложе себя.

Когда из кустов вдруг показался ее обнаженный сын в компании раба, Пинна удивленно изогнула тонкие брови, а смущенные невольницы мигом опустили взгляды.

- Не помутился ли рассудком мой первенец, решив сюда явиться в столь непотребном виде? - с нотками недовольства произнесла жена сара.

- Давно ли моя нагота смущает вас, матушка? - парировал Мэйо, неторопливо заходя в резную беседку.

- Я помню тебя малюткой в колыбели, но сейчас вижу перед собой прелестного молодого мужчину, - она гордо улыбнулась и указала на лавку. - Присядь, поговорим немного. И твоему рабу позволю не стоять.

Польщенный заботой госпожи Нереус подогнул ноги и покорно опустился возле ее кресла. Мэйо плюхнулся на скамью, притянув к себе на колени миловидную рабыню:

- Вот наряд, который я носил бы, не снимая.

- Ты снова огорчил отца.

- Подумать только, как быстро расползаются слухи! - он ласково поглаживал крепкие бедра девушки, запустив ладонь между ними, и казался целиком поглощенным этим занятием.

- Фирм получил по заслугам.



- Ты правда так думаешь? - Мэйо на мгновение отвлекся от рабыни.

- Да, но я хотела поговорить не об этом...

Внезапное появление мужа вынудило Пинну замолчать на полуслове. Штормовой волной он ворвался в беседку, свирепо потрясая однохвостой плеткой:

- Где же еще скрываться этому негодяю, как не под подолами мамаши?!

- Этот негодяй - твой сын, - властно сказала Пинна, - И негоже бить его на глазах у рабов.

- Ты знаешь, что он сотворил сегодня?!

- Высмеял какого-то сановника? При дворе все занимаются тем же, но никого из них почему-то до сих пор не высекли.

- Мне пришлось договариваться с Силаном, чтобы он не упоминал имя нашего Дома в связи с этим делом. Сорок золотых клавдиев, Пинна! И их потерю возместят мне сорок полос на шкуре гаденыша.

- А почему не сто? Или двести? Лучше сразу запори его до смерти. Хочешь, чтобы мальчик провалялся в постели до самого Дня Веда?

- Хочу, чтобы он начал наконец думать головой, а не яйцами! - Макрин снова повысил голос.

- Все учителя и наставники хвалят Мэйо, - Пинна с нежностью посмотрела на супруга. - У него большие успехи в правоведении и политической риторике. Свободное время он уделяет естественным наукам, читает исторические трактаты и философские поэмы. Наш сын регулярно принимает участие в диспутах. А какие стихи он написал о восшествии на престол зесара Клавдия! Тебе не кажется, что ты слишком строг, и требуешь от мальчика как от взрослого мужа?

- Взрослый муж не сидел бы тут с голым задом. Защищая его, ты поощряешь новые выходки. Клянусь трезубцем Веда, если он еще что-нибудь выкинет, то на месяц отправится грести навоз в конюшни!

- Ты не посмеешь... - попробовала возразить Пинна.

- Даю слово перед Богами и людьми! В моем доме нет места для городского посмешища! - Макрин помолчал, а потом сердито обратился к сыну. - Скажи спасибо своей доброй матери, щенок. Приказываю тебе удалиться к Рхее на неделю. Скоро День Веда, к нему изволь выучить 'Двенадцать гимнов Покровителю Морей' да без ошибок. На праздник соберется весь город. И ты тоже обязан присутствовать.

Глаза Мэйо сузились от недовольства:

- Предпочту подольше наслаждаться деревенской глушью, чем внимать заунывному вою разодетых пустобрехов, именующих себя жрецами. Только дурак поверит, что их мерзкие делишки доставляют удовольствие Богам.

- Замолкни! - взъярился сар. - Не хватало еще прогневать Земледержца! Я объявил свою волю, а теперь убирайся прочь или дам распоряжение гнать тебя плетьми до ворот!

Юноша снял с колен побледневшую от страха рабыню и легкой поступью подошел к родителю.

- Я правильно понял, отец, ты хочешь, чтобы я запомнил гимны и принял участие в церемонии?

Никто, кроме Нереуса, не заметил в тоне Мэйо высшей степени раздражения. Лицо молодого нобиля оставалось спокойным, но тело напряглось, как перед опасным прыжком, и руки сжались в кулаки. Островитянин съежился: за пять лет он еще не видел господина настолько разозленным и не понимал, почему на хозяина так повлияла, казалось бы, вполне обычная просьба главы семьи.

- Да, - сухо ответил сар. - И, надеюсь, тебе хватит ума, выглядеть подобающе на празднике.

- Обещаю, мой вид будет достоин самого Веда, - сквозь зубы процедил Мэйо.

Жестом позвав Нереуса за собой, он быстрым шагом направился к дому. Невольник едва поспевал за господином. Они прошли половину аллеи, когда геллиец решился наконец задать беспокоящий его вопрос:

- Что сделало тебя таким мрачным?

- Лучше бы сегодня страдало мое тело, чем мучилась душа, - горько выдохнул Мэйо.

- Запомнить гимны - сущий пустяк, на празднике хорошо накормят и...

- Это не праздник, а настоящее безумие! - перебил его нобиль. - Раз в десятилетие толпа жрецов собирается на берегу и топит в море тридцать самых красивых девушек города. Я уже видел, как все происходило, и мечтал, чтобы Боги ослепили меня в тот миг!

Раб содрогнулся от страшных слов хозяина: