Страница 6 из 109
– Можно сказать, почти сорвался.
– Почти – это как?
– Это так, что если он еще поработает, то в ближайшее время сорвется. Он неглупый парень, и сам это чувствует. Поэтому он пришел ко мне, рассказал все, как есть и попросил перевести его в полевой отряд. Убийца, у которого не в порядке нервы, это не убийца, а смертник.
– Нервы? А когда они у него были в порядке? И в чем это выражается? Он хоть на наркотики не присел?
– Я не замечал. А проблемы у него начались после той памятной охоты на ведьму. Что-то там произошло, о чем они с Саэтой умолчали. Хотел бы я знать, что именно, но Кантор же не скажет, а у Саэты теперь не спросишь…
– А что с ней случилось? Я как-то видел Гаэтано, и почувствовал, что он прямо сам не свой, что-то у него случилось, но спросить постеснялся.
– Что случилось… То же, что со всеми рано или поздно случается. То ли где-то ошиблась, то ли разведка подвела, но наткнулась на охрану. Первым же выстрелом – наповал. После этого Кантор окончательно сдал. Ты когда-нибудь видел, чтобы он плакал? Мои ребята тоже не видели. Они потом к нему подходить боялись… И после того он стал как-то странно себя вести… В общем, пусть пока в охране побудет, а там посмотрим. Может, придет в себя немного. А нет – так я ему найду работу.
– Он даже тебе ничего не рассказал?
– Почему “даже”? Он мне просто не рассказал. Ты что, думаешь я у него вместо жилетки для слез? Он ко мне приходит, только когда ему нужен совет. А плакаться он ни к кому не ходит. Даже к священнику.
– Он что, такой рьяный атеист или так не любит плакаться?
– Он просто узнал по голосу, кто у нас священник, и поэтому к нему не ходит. Одно дело изливать душу какому-то абстрактному священнику, и совсем другое – своему товарищу по группе, которому потом придется смотреть в глаза. Так что, никто ничего не знает. И ты не узнаешь, потому что он себе где-то за границей приобрел экранирующий амулет.
– Он вообще слишком замкнутый какой-то, – сказал человек с бантиком, доставая сигарету и прикуривая все тем же способом. – Я его мало видел с тех пор, как познакомился… заново, но у меня сложилось именно такое впечатление. Замкнутый, холодный… и опасный. Как пистолет.
– Ну, Пассионарио, ты и вправду поэт! – усмехнулся Амарго. – Осталось только сесть и балладу написать – “Товарищ Кантор – человек-пистолет”. Ты у нас любитель революционные стихи сочинять. Ты, помнится, и его собирался к этому полезному делу пристроить.
– Так ведь я хотел, как лучше. Я ведь знал его другим… Если честно, я не подозревал, что он таким станет. Когда он отказался работать в пропаганде а попросился в боевики, я думал это у него временное следствие тяжелого потрясения. Чего-чего, а злым он никогда не был…
– А я знал, что он не станет работать в пропаганде. Правда, я надеялся, что он просто пошлет нас куда подальше и уйдет в неизвестном направлении, а что он попросится в боевики, я тоже не ожидал… Ну что ж, я пошел, сообщу Кантору, что для него есть работа, и пусть приступает?
– Пусть. Может, этот Ромеро хоть теперь поумнеет и научится уважать товарищей.
– Непременно, – согласился Амарго. – Кантор большой любитель плевать на инструкции, и если Ромеро скажет ему что-то вроде того, что он сказал Рико, то и драки, как таковой, не будет. Не забудь предупредить об этом Сорди.
– А ты предупреди Кантора, чтобы не вздумал убивать. А то с него станется, а Ромеро нам все-таки нужен.
– Да прям-таки, невелика потеря, – Амарго недовольно поморщился и перевел разговор на другую тему. – Как твое ухо?
– Да ничего, все в порядке. Ты же знаешь, я умею регенерировать, так что у меня все быстро заживает. Даже следов не останется, вот увидишь.
– Да я-то знаю, но ты все-таки будь как-то поаккуратнее. Как можно было так обжечь ухо? Опять самостоятельно учиться пытался?
– Да нет, я просто гладил рубашку, а в это время меня москит за ухо укусил…
– Пассионарио, ты как маленький, честное слово! Вечно с тобой что-то приключается. Представляю себе, что бы от тебя осталось годам к сорока, если бы ты не умел регенерировать. Ты что, не мог утюгом гладить, как все нормальные люди?
– Но я же умею. Даже если бы это бедное ухо сгорело полностью, выросло бы новое.
– И на что бы ты был похож? Ты уж хотя бы уши как-то побереги.
– А ведь верно! – молодой человек звонко расхохотался. – Я и забыл, ведь новое бы выросло такое, каким оно должно быть от природы… Хорош бы я был, с разными ушами… Да ладно, не переживай. Ничего со мной не случится.
– Хотелось бы надеяться… – вздохнул Амарго и потянулся за шляпой.
– Ой! – испуганно сказала Ольга и остановилась на пороге. Меньше всего она ожидала увидеть здесь его, да еще одного, поскольку Жака видно не было.
Его величество сидел за столом, точно, как в первый день их знакомства, и задумчиво что-то чертил на листе бумаги. Увидев ее, он отложил карандаш, скомкал лист и сказал:
– Ну вот, опять “ой”! Жак что, не сказал, что я здесь? Вот уж, любитель сюрпризы устраивать!
Странный какой-то был у него тон, не то обиженный, не то недовольный. Ольга попыталась вспомнить, как же следует приседать перед королем согласно этикету, но, будучи в замешательстве, никак не могла собрать мысли в кучу, поэтому просто отступила на шаг, упершись спиной в дверь, и сказала с легким приседанием:
– Приветствую вас, ваше величество!
Его величество резко изменился в лице и встал из-за стола. Ольге показалось даже, что он пошел красными пятнами, но при таком освещении сложно было разглядеть.
– Ольга, ты это от неожиданности или в качестве маленькой мести? – уже откровенно обиженно спросил он. – Не хватало, чтобы ты еще тут реверансы развела. Позволь, я помогу тебе снять плащ.
– Извините… – пробормотала Ольга, не зная, что и думать. – Я… просто не ожидала вас встретить… и…
– И не знаешь, как себя вести, – закончил за нее король, подходя и помогая ей выпутаться из плаща. – Проходи, садись к камину, и давай поговорим. Чтобы между нами не было недоразумений.
Окончательно озадаченная Ольга послушно присела в предложенное кресло и тут же представила себе, как она выглядит в своем идиотском чепчике и платье с передничком.