Страница 42 из 74
Снега в том году было много, и по весне Эрион сильно разлился. Когда отцу стало плохо, мой старший брат находился в столице, но, услышав новости, стремглав бросился в Льен, наше родовое поместье. Из-за паводка мост поплыл, искать другой мой брат не стал, он подумал, что и так сможет перебраться – знал, где брод. Точнее, где он раньше был. Той весной даже в самых мелких местах Эрион был не меньше пяти локтей в глубину. Дурная лошадь испугалась и утянула моего брата на дно вместе с собой.
Когда отец узнал, с ним случился удар. Он умер на третий день. А я приехал только через несколько недель. По закону наследовать должен старший ребенок, но моему племяннику было всего пятнадцать – ему оставалось несколько месяцев до совершеннолетия. Другие претенденты были слишком дальней родней, и в итоге главой рода стал я. Забавно, правда? Меня не было двадцать лет, моя овдовевшая невестка даже пыталась представить меня самозванцем – она где-то раздобыла документы о смерти Окъеллу Гергоса. Но забыла про одну второстепенную печать. И некоторые из слуг ее не поддержали...
Я не желал вражды. Мое возвращение было странным и неожиданным, но я наконец оказался там, где должно. Больше не надо было никуда ехать, я мог быть тем, кем был рожден – Гергосом. Потом меня едва не отравили. И снова всплыли какие-то странные личности, уверявшие, что знали Окъеллу Гергоса и собственноручно его похоронили.
После очередного покушения на мою жизнь и репутацию мы с Дайаной – с Даврайей Касанной, так зовут жену моего брата – договорились: я называю ее сына своим наследником, никогда не женюсь и не завожу собственных детей, а она прекращает вредить и позорить дом. Кажется, я тогда впервые заговорил о чести Гергосов – до этого только слушал о ней в нотациях отца. Так или иначе, но мы заключили перемирие. Каким бы шатким оно ни было, это все же лучше, чем жить в постоянном ожидании еще какой-нибудь подлости...
– Вы боитесь, что мое появление может все испортить?
– Это возможно. Поэтому я и хочу сразу обозначить ваш статус. Вы всего лишь моя воспитанница и не претендуете на наследство Гергосов.
– Я и не думала, что...
– А еще лучше будет, если вы как можно быстрее выйдете замуж. Я понимаю, говорить об этом сейчас преждевременно, но если вы поедете со мной, то должны знать: стоит Дайане почувствовать хотя бы малейшую опасность с вашей стороны, и она ни перед чем не остановится. Наверное, я должен был раньше об этом упомянуть...
– Нет, все в порядке. Продолжайте.
– Тари, с вами все хорошо? Вы побледнели. Идемте обратно в дом, прогулка, должно быть, вас утомила.
– Нет, нет, пожалуйста! Я отлично себя чувствую, мне нужен свежий воздух.
– Итак, что вы скажете?
– О чем?
– О вашем решении. Вы можете оставаться здесь сколько пожелаете, но через несколько дней я отправлюсь в Льен. Я уже достаточно долго манкировал свои обязанности главы рода.
– Но если я хочу вас сопровождать, то должна буду выйти замуж?
– Конечно, не сразу. Скоро начнется сезон: балы, приемы, званые обеды. У вас будет шанс найти прекрасную партию, а я, со своей стороны, обеспечу сносное приданое.
Он специально на нее не смотрел. Гергос старался говорить ровно и с причитающейся случаю долей дружелюбия. Тари ответила словно через силу:
– Дану, я... я благодарна вам за предложение.
Быстрый взгляд на сосредоточенное, хмурое личико, и снова – вперед, на кипарисы. И не сбиться с шага.
– Вы не выглядите особенно довольной. Брак так вас пугает? Ах да, я почти забыл, вы ведь сбежали накануне свадьбы...
– Я сбежала не из-за свадьбы!
– Как скажете.
Одна минута, две, три...
– Тари, теперь вы знаете мою историю и должны понимать, что я не могу вас осуждать... Только не я.
Тишина. Потом:
– Кажется, мне все-таки нехорошо. Можно я пойду домой?
Гергос наконец позволил себе как следует взглянуть на Тари. Слишком бледная. И глаза прячет.
– Конечно. Давайте руку, я помогу.
Они дошли до дома в полном молчании.
– Дану, можно я еще подумаю?
Теперь уже Тари не решалась поднять на него взгляд, все рассматривала бассейн посреди холла. Странная все-таки была архитектура у предков, хотя, стоит отдать им должное, отопление и водопровод в этом доме были на порядок лучше, чем в более современном Льене.
Гергос убрал правую руку за спину, расправляя плечи, и лишь после сообразил, что вытянулся, как на парадном смотре. Неосознанная защитная реакция?
– Конечно.
– Хотя бы до завтра.
Голос тихий, несчастный, но на него все равно не смотрит. От непривычно формальной позы у Гергоса даже заныло между лопатками. Как еще убедить себя, что он все сделал правильно?
– Столько, сколько вам потребуется, Тари.
– Спасибо.
Она не позволила проводить себя до самой спальни, сжала губы и заверила, что прекрасно дойдет сама, беспокоиться не о чем. А уже на следующее утро за завтраком объявила, что поедет с ним в поместье и сделает все, что от нее потребуется.
ГЛАВА 14. ТРИ ЛИКА ЛЮБВИ
Несмотря на принятое решение, ждать отъезда пришлось еще четыре дня. За это время для Тари сшили еще ворох одежды, она обзавелась полудюжиной перчаток и туфелек, шляпками, ридикюлями и даже собственной тростью – это было последней модой в Анкъере, а для Тари, увы, по-прежнему насущной необходимостью. Она смогла избавиться от костыля, но все еще слегка хромала.
Дану Гергос тем временем отправил в имение посыльного – предупредить о своем визите. Посыльный не вернулся, зато приехали двое молодых дану – явно поплоше, так что для себя Тари называла их гейрами и обращалась к ним просто «ваша милость». Дану много улыбались и лебезили, предложили развлекать Гергоса в дороге – а потом и Тари, когда выяснилось, что господин приехал с воспитанницей, – но в конце концов скатились в обыкновенное попрошайничество: помочь с наделом, устроить на службу, умерить пыл зарвавшегося соседа... Гергос тоже много улыбался, но в итоге так ничего и не пообещал.
Зато, общаясь с молодыми дворянами, Тари немного поднаторела в анкъерском. Язык был кровным братом знакомого ей с детства тобрагонского, отличались лишь отдельные слова, несколько звуков, а еще интонации. И темп. Говорили анкъерцы с невообразимой скоростью.
Из-за всех этих улыбок, комплиментов и маленького букетика маргариток, который преподнес ей один из дану, Тари постоянно чувствовала себя самозванкой, жалкой выскочкой, которая пытается занять чужое место. А ведь ей даже почти не приходилось врать!