Страница 2 из 32
- Убери! - рявкаю я. - Или сам носи.
Мелкий только плечами пожимает. Ему-то что? Это была настоятельная просьба дядюшки, который, как всегда не вовремя, вспомнил, что его наследница все-таки женщина. И если она, то бишь я, не хочет отказываться от привычки носить мужские костюмы, то пусть хотя бы шпильки надевает по торжественным случаям. А ведь туфли туфлям рознь. Мои удобные лоферы стоят, к слову, втрое дороже.
Когда мы подъезжаем-подползаем к воротам фамильного гнезда, там уже стоит вереница из авто моих драгоценных братьев по клану. Но внутрь никто не заходит. Меня ждут.
Мелкий выскакивает первым, чтобы открыть дверь наследнице. И будь я проклята, если в этих склоненных в почтительном поклоне головах сейчас не роятся самые странные мысли.
- Добрый день, Хозяйка Рин, - приветствует меня дядюшкин мажордом. - По тебе прямо хоть часы сверяй.
Часы -- не часы, а опаздывать, когда тебя все ждут, нехорошо.
- Боко еще не сдох?
- Что ты такое говоришь, негодница? - хихикает он. - Живехонек-здоровехонек. Еще сто лет проживет.
- Упаси боги!
Боко -- это собака. Во всяком случае, так принято считать.
А вот и он. Легок на помине. Кургузое тельце покрыто пегой шерстью, хвост лысый, как у крысы, зато уши с кисточками, нижние клыки наружу торчат, один глаз закрыт бельмом, второй косит, а на макушке белый хохолок. Красавчик, да? И, что удивительно, с тех пор, как я переступила порог этого дома, чертова тварь не изменилась ни на йоту. Бессмертный он, что ли?
- Сгинь, сукин сын.
Боко демонстративно заваливается на бок и принимается чесать за ухом. Его розовое в пигментных пятнах пузо мелко-мелко трясется, словно от едва сдерживаемого хохота.
Я делаю резкое движение в его сторону. Если повезет, то я сейчас повторю подвиг 22-х летней давности -- наподдам ногой так, что тварь отлетит в другой конец веранды. Но и Боко не забыл тот прискорбный для его собачьей чести случай. Он молниеносно убирается с дороги. Что ж, определенно, в наших с гнусной псиной отношениях наметился прогресс. Я уже та не восьмилетняя сиротка, которая однажды дала ему себя покусать.
- А я не теряю надежду, что однажды вы помиритесь с милым песиком, - воркует дядюшка Кента. - Пообещай мне.
Не могу себе представить при каких обстоятельствах произойдет это примирение. Хотя, если пустить плешивую шкуру на стельки... Нет, вряд ли.
- Рада тебя видеть в добром здравии, Отец, - я вежливо уклоняюсь от невыполнимых обещаний и почтительно целую его тонкое, почти девичье запястье.
Описывать дядюшку не буду. Он выглядит точно так же как Боко, только ходит на двух ногах. И вместо бельма у него на левом глазу шелковая черная повязка. А так - и клыки, и белый хохолок, бородавка над бровью. И не исключено, что под широченным халатом есть еще и хвост. Или два.
Вместе мы воскуряем ароматические палочки перед портретом нашего покойного брата Ян Чэня. Да покоится с миром (на полочке в клановом колумбарии) прах всех ста сорока девяти кусков его бренного тела. Нашему примеру следуют остальные братья, некоторые даже шепчут что-то. Не уверена, что это молитвы, но со стороны выглядит весьма благочестиво.
- Ты разве не получала мой подарок, ребенок? - спрашивает дядюшка Кента.
Еще как получала. Даже примеряла шутки ради. Брендовая шмотка от какой-то заокеанской модной знаменитости, в которой лично я выгляжу, как распоследняя шалава из сети заведений наших главных врагов - "Драконов".
- В следующий раз как-нибудь... - ворчу я, мысленно приготовившись выслушать тираду про свою женскую сущность.
Но меня спасает звонок от Жмота.
- Ты хоть знаешь сколько я отдал за Шар Судьбы?! - орет господин Юто. - Тридцать, мать... мою, тысяч! Наличными! Тридцать, так их растак, тысяч! Отсчитал прямо в потные ладошки педрилы в перьях, который эту хрень изваял в промежутках между приходами!
А с виду и не скажешь, что высокий стройный молодой человек в безупречном костюме и узких очочках в золотой оправе умеет так кучеряво изъясняться.
- Это самое настоящее произведение искусства! На какой-то сучьей супервыставке оно отхватило главный приз. Типа, хрустальный, итить-колотить, стульчак!
- Серьезно? Шар из канцерогенного пластика?
- Хрен! Он сделан целиком из вторично переработанной фигни, собранной на склоне священной горы. Экологичнее не бывает.
- Хорошо, хоть не из использованных презервативов, - тихо радуюсь я. - Подари этот шедевр какому-нибудь благотворительному фонду. От моего имени.
На другом конце эфира я слышу тяжелый вздох господина Юто. Слово "дарить", как и слово "платить", ему противно до глубины его жлобской души.
- Что? - злюсь я, оглядываясь на глазеющих кланников. - Я со своим бухгалтером разговариваю. По важному делу.
А потом мы закрываемся в той самой комнате с раздвижной дверью в сад. Только я, дядюшка и шесть главарей... то есть моих дорогих старших братьев. Седьмым был братец Чэнь. Пока его не взорвали в собственной ванне. И теперь нам предстоит придумать, что делать с этим фактом, чтобы сохранить лицо, а заодно и честь нашего древнего и славного клана.
Телохранители, в том числе Мелкий, остались по ту сторону двери. Такие вопросы решаются кулуарно, узким кругом, так сказать.
- Это сделали Драконы, - первым делом цедит брат Фу.
- У тебя есть доказательства? - любопытствует брат Иккей, и пухлым кулачком подпирает щечку, приготовившись внимательно слушать.
- Доказательства - у легавых, а я чуем чую!
Если его чуй такой же, как его... нос-кнопкой, то что-то сомневаюсь я в его экстраординарной чувствительности.
- Чушня! С каких делов им валить Чэня? - кривится брат Даи. - Он за всю жизнь ни одного "дракона" не убил, у него там даже кровника не было.
- Расскажи это "драконам". Много ты знаешь о делишках Чэня?
- А ты и к нему нос совал?
Ну все, начался цирк уродов. Вот поэтому я так не люблю встречи на высшем уровне. Первые полчаса братья мои старшие не проблемы решают, а трясут понтами, хвастаются и макают друг друга в дерьмо, попутно сливая дядюшке весь компромат. Затем, когда проорутся, отдышатся и вспомнят зачем званы, начнут потихоньку кумекать, как обернуть безвременную смерть соратника себе же на пользу. Так пройдет еще два часа. Накурят, надышат перегаром, брат Даи выцарапает на столешнице еще одно неприличное слово. Такая скукотища, просто абзац!
Остается только садом любоваться. Мне с моего места видна лишь кривая ветка ивы и поросший мхом камень, но и этого достаточно, чтобы разглядеть маленькую ками, резвящуюся среди листвы. Она тоже меня заметила: строит рожицы и раскачивается на тонких ветках, как на качелях. Дядя утверждает, что в саду живет соня, но я-то знаю, ни одно существо из плоти и крови не вынесет соседства с Боко. Впрочем, дядюшке простительно, он не может видеть ни ками(1), ни демонов-яо. И слава всем богам и богиням! А то он бы и их припахал к своим темным делишкам.
Я перемигиваюсь с ками, листаю странички в планшете, отвлекаясь на послания от господина Юто. Жмотина не сдается и шлет мне попеременно то жалобные просьбы, то цветистые проклятья, а в промежутках ссылки на статьи о столь поспешно и необдуманно отвергнутом мною, женщиной не способной оценить прекрасное, произведении авангардного современного искусства.
Да, в самом деле, белая штуковина стала сенсацией на грандиозной выставке с непроизносимым названием. На её фоне сфотографировались все более-менее значимые знаменитости -- наши местные и заграничные. У меня, честно говоря, глаза на лоб лезут от количества восторженных отзывов. Люди-человеки, вы спятили там? Что такого необычного можно углядеть в белом пластике сферической формы?
Ками, незаметно для остальных перебравшаяся с ивы ко мне на плечо, тоже недоумевает. В её время... годков эдак восемьсот назад... за такое, с позволения сказать, искусство засмеяли бы. А могли и живьем сжечь.