Неделя

Приняв такое решение, Петр Нилович, не обращая уже никакого внимания на продолжающие свистеть вокруг осколки, спотыкаясь, падая, вновь поднимаясь, бегом бросился к кругу. Рабочего, управляющего кругом, на месте не оказалось. Петр Нилович проработал на транспорте три десятка лет, но ему ни разу еще не доводилось самому поворачивать круг. Однако, повозившись две-три минуты, он овладел механизмом. Осталось найти паровоз. Степанов заметил за депо маленький резервный паровозик под парами. Кинулся к нему, вновь перевел круг и подвел паровоз к вагонам, но тендер оказался без стяжек. Пришлось кое-как прицепить вагоны к паровозику цепью. Отцепив большегрузные вагоны от горящего состава, Степанов оттащил их от огня. Но паровозик быстро выдохся, беспомощно забуксовал. Стали наспех заправлять его досками, щепой, всем, что нашлось под руками. Но ждать было некогда.

«Что же делать?»

Вдруг Степанов увидел большую группу красноармейцев, бежавших к пожару. Остановив командира, лейтенанта авиации, мастер объяснил ему положение, прося немедленно перекатить вагоны через круг вручную поодиночке, чтобы потом уже отправить их дальше.

Лейтенант энергично взялся за дело. Степанов стал к кругу. Подталкиваемые десятками рук вагоны один за другим въезжали на круг. Петр Нилович направлял их на свободный путь. Ежесекундно опасный груз мог взорваться от детонации, от любого шального осколка и уничтожить все вокруг, но Степанов, забыв обо всем на свете, кроме того, что нужно спасти для страны, для армии эти вагоны, мужественно делал свое дело. Болезненное лицо его посерело от волнения, бледные губы искривила судорога невероятного напряжения. Лишь когда последний вагон благополучно прокатился мимо него через круг, Петр Нилович вздохнул шумно и облегченно.

Неподалеку горела пескоподача. Около нее осталось еще несколько горящих вагонов с лесоматериалами, и под самой эстакадой стоял паровоз Эш, на который никто в суматохе не обратил внимания. Руководивший работой лейтенант авиации бросился туда. На одной из платформ он заметил неповрежденный груз из ведер, лопат, фонарей, досок — военное имущество.

— Давайте, товарищи, вытащим!

Бойцы и железнодорожники, среди которых выделялся человек огромного роста с могучими руками, котельный мастер П. Иванов, бросились к вагонам.

Сбрасывали с них горящие бревна и доски. Подлезая под вагоны, в нестерпимом жару расцепляли платформы, вцепившись в них сотнями рук, отделяли одну от другой. На Иванова, который прославился на узле тем, что влезал в раскаленные до ста градусов топки паровозов и сменял там колосниковые решетки, не прикрывая даже себе лица, жар пожара почти не действовал.

— А паровоз?! — крикнул кто-то.

И два человека тотчас вскочили на него. За машиниста встал диспетчер Суханов, помощником — заместитель начальника станции по коммерческой части Ширалев.

Застигнутый первыми взрывами у дверей конторы, перевернутый воздушной волной и отброшенный под вагон, Ширалев быстро пришел в себя, ориентировался в происшедшем, разыскал Суханова и вместе с ним успел уже сделать на других паровозах несколько рейсов, вывезя из опасной зоны не один десяток вагонов. После этого они прибежали к пескоподаче и вместе с другими занялись откаткой вагонов вручную. Паровоз был под парами. Оба взобрались в будку. Щурясь от огня, пылающего вокруг, Ширалев стремительными бросками стал кидать в топку уголь.

— Стрелку делай! — крикнул ему Суханов.

Но его голос потонул в грохоте обвала. Горящая эстакада рухнула. Ширалев видел только, как двигались запекшиеся, почерневшие губы товарища. Но он понял. Спрыгнув на землю, усыпанную горящими обломками, кинулся к стрелке, схватился за рычаг и... отдернул руку. Стрелка накалилась так, что ладонь чуть не припеклась к рукоятке. Прикрыв ладонь полой шинели, Ширалев дернул вторично. Но стрелка не слушалась.

— Не подходит перо, Михаил Тихонович! — крикнул Ширалев.

— Ничего! С налета проскочим! Как-нибудь сделай!

Изо всех сил ударив ногой по балансу, Ширалев бегом бросился к паровозу. Суханов дал ход. Поперек пути свисла с крыши горящая балка. Паровоз с ходу врезался в нее. Она затрещала, увлекла за собой другие части крыши. Огненным обвалом, взметая тысячи искр, рухнули бревна, стропила, осыпали весь паровоз. Но все же он проскочил стрелку и через несколько минут был вне опасности, за угольной эстакадой.

Ширалев и Суханов вернулись обратно и стали помогать красноармейцам оттаскивать вручную отдельные вагоны и платформы. Жутко было, вспоминал потом Ширалев, когда в эти минуты он вдруг наступил в суматохе на чье-то тело и, нагнувшись, узнал пожилого рабочего эстакады С. Назарова, убитого осколками и обгоревшего. Но в ту минуту и об этом некогда было думать...

Бежавший с другой стороны по путям Петр Нилович Степанов столкнулся с незнакомым человеком.

— Вы кто? — остановил его этот человек.

— Степанов, дежурный по депо.

— А я Даниленко, уполномоченный по Н-ской дороге. Кто тут у вас есть из начальников, на этом участке?

— Здесь? Никого. Все в том конце. Тут — один я.

— Чем вам помочь?

— Товарищ Даниленко! Вот те восемь вагонов надо подальше отвести.

Они пошли в дежурку, к телефону. Там еще заливали тлеющий и дымящийся чердак. Вода так и лилась ливнем на обоих, на столы, койки, но Даниленко и Степанов не обращали на это внимания. Уполномоченный созвонился с соседним депо. Немедленно оттуда выслали паровоз и увезли четырехосные вагоны с ценнейшим грузом.

Покончив с этим, Степанов вновь побежал на пути. На минутку зашел в постовую будку, к операторше Барашковой. Она мужественно дежурила у телефона, хотя лицо ее было бледно. Выпив залпом несколько стаканов воды и чуточку передохнув, Степанов снова бросился к платформам с горящим кругляком. Их заливали из ведер ставшие цепью красноармейцы и железнодорожники.

Уже стемнело. Пламя нескольких пожаров окрасило облака, зловеще трепетало на них. В стороне не стихал грохот разрывов, непрерывно свистели, визжали, ударялись о рельсы, о вагоны осколки, но уже по всем путям узла бесстрашно сновали люди. Сотни их возились вокруг составов. Двигались, исторгая кроваво-красный пар, паровозы... Горячая волна радости наполнила сердце Петра Ниловича. Значит, многие работают так же, как он. Значит, не оплошали, не оробели люди.

— Спасем все, что можно спасти!

Преисполненный этим гордым, радостным чувством коллективной борьбы, дружбы и спаянности, Степанов направился к стоявшему неподалеку паровозу Щ, поднял на нем пары, подвел паровоз к горящему кругляку и стал рассредоточивать платформы, добивая из паровозного шланга пламя, полыхавшее на земле, пропитанной текущей из пробитых цистерн нефтью.

Неподалеку от этого места оказался в тот вечер молодой начальник вагоноремонтного пункта Георгий Цыбулько. Собственно, для него «аврал» начался за двое суток до того, с первой бомбежки. Пришлось провести в цехе два дня и две ночи напряженнейшей работы, исправляя многочисленные мелкие, но существенные повреждения и урывая лишь минуты для еды и нервной дремоты где-нибудь в уголке. Смертельно утомленный Цыбулько вечером собрался домой. Усталой походкой шел он вдоль вагонов. Вот и контора прибытия, полпути до дому. Еще немного поднажать — и он увидит жену и любимицу-дочь, отдохнет, уснет...

Но тут засвистели бомбы! Инстинктивно Цыбулько забился в канаву за будкой и прижался всем телом к земле. Снова раздался приближающийся свист. Казалось, бомбы надают прямо ему на голову.

Замерло сердце. Секунды казались минутами. Но взрывы загрохотали где-то далеко. Цыбулько приподнял голову. Однако новый, все нарастающий гул разрывов оглушил его. Заколебалась почва. Упругая волна горячего воздуха швырнула Цыбулько, и ему показалось, что наступила полная, поразительная тишина. На самом деле его оглушило. Лишь спустя несколько секунд он вновь услышал грохот, пальбу и женский крик:

— Спасайтесь! Снаряды рвутся!

Две женщины, подобрав юбки, промчались мимо него через пути и скрылись где-то у болота.