Страница 22 из 29
— Если человек с кэй-артерией решил жить жизнью военного, нет смысла вести себя так, как ведут себя обычные люди, — продолжил он. — Он дышит другим способом. Он дышит с другой целью. Кэй должна стать для тебя важнее, чем кровь. Полагайся на информацию, которую даёт кэй, больше, чем на ту, что даёт нервная система. Стань мыслящим облаком кэй, а не мыслящим мешком крови.
Лейфон говорил скучающим голосом. Нина выслушала молча, не шелохнувшись. Она смотрела на него слегка покрасневшими, широко раскрытыми от удивления глазами.
— Если хочешь жить Военным Искусством, выбрось из головы мысль о том, что ты — человек, — повторил он.
Нина сказала ему, что испытала облегчение, поняв, что он тоже человек — и теперь он говорит, что надо перестать быть человеком.
— Это единственный внятный совет, который я могу дать, — сказал Лейфон и улыбнулся.
Он заставил себя улыбнуться, поэтому улыбка, скорее всего, выглядела неестественной. Он чувствовал, как напряглись мышцы лица.
— Ты заметила? У Шарнида-сэмпая новый дайт.
— Да?
— Похоже, он знает ближний огневой бой. Не могу сказать, на что он способен. Надеюсь, ты потом посмотришь и оценишь. Как знать, может теперь откроется больше тактических возможностей. Всеобщая атака в супернаступательном строю, например, или тебя в тылу оставить. В тактике я разбираюсь плохо, ничего умнее мне не придумать, и я даже не знаю, стоит ли это использовать, так что предпочёл бы оставить эти вопросы тебе.
— …
— Я отлично дерусь один, но совершенно не умею в команде. Тяжело сражаться и при этом не забывать, что рядом кто-то ещё. И сказать по правде, на боевой площадке мне тесновато.
— Лейфон…
— Отдай приказ. Я буду выполнять его, насколько это в моих силах. Шарнид-сэмпай, кажется, тоже понимает ход твоих мыслей. И Фелли-сэмпай… постарается.
На последних словах он слегка замялся и поспешно рассмеялся, чтобы скрыть неловкость.
— От тебя зависит, сможем ли мы стать самым сильным взводом. Поэтому не бросай нас, пожалуйста.
— Глупости… Да я бы никогда… — начала Нина и осеклась. Наверное, вспомнила, как вела себя последнее время.
Пыталась в одиночку стать сильной и не задумывалась об отряде — вполне можно было подумать, что она их бросила.
— Да уж… И сказать нечего.
— Я совершенно ничего не имею против твоего желания стать сильнее. Если я как-то могу помочь, помогу. Пока я смог лишь рассказать, как укрепить кэй-дыхание… но если увидишь у меня другой секрет, который сможешь украсть, кради, — сказал он и снова неловко улыбнулся. На этот раз улыбка, наверное, выглядела ещё более натянутой.
Не бросай нас, пожалуйста… Упрашивает, как маленький ребёнок, который не хочет расставаться. Неужели он настолько… Он что, сам того не понимая, привязался к семнадцатому взводу? Или… привязался к ней? Не хочет расставаться с Ниной Анток? Которое из двух? Он и сам плохо понимал.
— Вот, значит, как… Выходит, я просто потеряла решимость, — прошептала Нина, прервав ход его мыслей. — Мы товарищи. И сильными станем все вместе.
Увидев, как засияли её глаза, Лейфон не мог себе лгать — он был счастлив.
* * *
— Звучало как последние слова.
— Что?
Лэндроллер, подпрыгивая, катился по безлюдной земле. Лейфон старался ехать там, где ровнее, но не был уверен, что это сильно помогло. Он умел водить, прошёл обучение в Грендане, но на такие расстояния ездить не доводилось. К задней части крепилось запасное колесо, но оказаться в ситуации, требующей замены, не хотелось.
Солнце уже полностью скрылось за горизонтом. Фара выхватывала круг света перед лэндроллером. Остальное скрывалось во тьме, и приходилось надеяться на лучшее. Лейфон полагал, что главное — не сбиться с курса, и постоянно сверялся с компасом на приборной панели. К тому же его вела Фелли. Заблудиться было невозможно.
Начать действовать раньше не позволяли ограниченное время на подготовку и средство передвижения, но главное дистанция, на которой Фелли может взаимодействовать с Лейфоном. Так сказала Фелли.
Её голос доносился из прикреплённой к фейс-скоупу психокинетической чешуйки.
— Твои слова в палате… Я подслушала, — спокойно призналась Фелли, но Лейфон предпочёл не отвлекаться на это замечание.
— Вовсе они не последние, — рассмеялся он в ответ.
— Но ведь в твоём положении можно их расценивать как таковые?
— Правда?
— Да.
— Но я не намерен терпеть поражение.
— Но ты не сказал, что не намерен умирать.
— Что поделать, точно я могу сказать лишь одно — я имею дело с самцом. Я не могу что-либо утверждать без достаточных оснований.
— Вот видишь.
Он слышал вой продувающего костюм ветра. Шелестел загрязнённый песок, который ветер швырял в Лейфона и в чёрный корпус лэндроллера. По ту сторону облегающего тонкого костюма раскинулся мёртвый мир. Здесь не было ничего живого, кроме гряземонстров, и лишь острые скалы усеивали пустынную землю. Воздух отравлен загрязнителями: контакт с ними грозит ожогами, кожа начнёт отслаиваться, как чешуя, а от вдыхаемого воздуха сгниют лёгкие.
Живой человек рассекал мир, где ничего живого не было. Лейфона охватило тяжёлое чувство, что ему здесь не место. В этом мире он сражался не раз. Сражался в мире, который обрекает на одиночество, сражался в изорванном спецкостюме, против превосходящего численностью врага. Сражался на арене, на которой нельзя вдохнуть полной грудью — хотя ни в каком городе не найдётся арены больше.
Жив ли он, нынешний, на самом деле? Здесь терялся даже ответ на этот вроде бы очень простой вопрос. Им двигало лишь желание выполнить задачу. И потому каждый раз, когда он шёл в бой, мысли о собственном выживании отступали куда-то, далеко-далеко. Он заставлял их отступить.
— Я не собираюсь произносить последние слова, — повторил он.
— Честно?
— Честно.
— Фонфон…
Он чуть не упал вместе с лэндроллером.
— Насчёт прозвища, ты окончательно решила?
Прозвище в окружающую атмосферу совсем не вписывается, подумал Лейфон, выравнивая машину.
— Окончательно, — в ледяном голосе послышалась упрямая нотка.
— Не передумаешь?
— Нет. Я тут вспомнила, мы же сначала мне прозвище подбирали. Почему кончилось тем, что тебя решили звать Фонфоном?
— Меня не спрашивай.
Сам-то он Фонфоном быть и вовсе не хотел.
— А… Вспомнила. Брат пришёл. Как же он любит лезть во все мои дела. Вот причина всех моих бед — брат, не знающий ни слёз, ни эмоций. Я каждый день желаю, чтобы вскрылось какое-нибудь его должностное злоупотребление, и его выгнали из школы. Или революцию устроить. А ты поведёшь нашу революционную армию. Знамя понесу я.
— Ты вообще о чём?
— Сказала же, о моём прозвище.
Он как наяву увидел серьёзное лицо Фелли.
— Придумывай.
— Сейчас?
— Скучно же. Поговори со мной. Или ты умеешь сходу придумывать хорошие шутки?
До пункта назначения и правда оставалось немало времени.
— Нет, не умею…
— И не надо. Второй Шарнид-сэмпай — это уже слишком.
— Что же делать?
— Придумывай прозвище.
— Ээ…
— Давай-давай… — поторопила она Лейфона, и он собрался с мыслями.
Для начала первое, что придёт в голову.
— Фелли-тян?
— В детстве наслушалась. И фантазии никакой. Отказ.
— Фелитти.
— Чувствую себя дурочкой. Отказ.
Он не стал говорить, что Мэйшэн называют «Мэйтти». Да и сам-то он её последнее время называл «Мэй». Если уж на то пошло, такое же прозвище у Наруки. Хотя нет, это ещё вопрос, можно ли считать его таким же…
— Фелли-тён.
— Какой в этом смысл? Отказ.
— Фелли-ян.
— Я тебе не предмет для шуток. Отказ.
— Фелли-рин.
— Издеваешься? Отказ.
— Фелли-Фелли.
— Ненавижу повторы. Отказ.