Добавить в цитаты Настройки чтения

Страница 2 из 23

Только имея опыт работы с подобными документами и фактами, писательница решилась подступиться к своему новому произведению – роману «На Пришибских высотах алая роса». Тема, которую она избрала, изначально обречена на читательский интерес, ведь речь идет о штрафном батальоне. Знаю-знаю, о штрафниках-красноармейцах уже немало написано и отснято кинопленки. Но в данном-то случае речь идет о… женском штрафбате! И тоже на документальной основе.

К чести писательницы, свое пристальное внимание она сосредоточила не столько на короткой, в пределах одного боя, жизни этого подразделения смертниц, сколько на том, как именно главные героини ее произведения оказались сначала под трибуналом, а затем в штрафбате; через какие круги ада им пришлось пройти. Наиболее примечательна в этом смысле судьба находчивой, вполне удачливой разведчицы Таисии Табаченко.

Оставленная на территории противника, с целью внедрения в штат обслуживающего персонала лагеря военнопленных, вплоть до статуса любовницы его начальника, она в считанные минуты оказалась изобличенной первым же сотрудником лагеря, который взял в руки ее советский паспорт. Почему так произошло? Да потому, что идиоты или предатели, которые готовили ее к заданию, вручили девушке совершенно новенький, «непотертый», неизмызганный паспорт, хотя, исходя из даты выдачи, он уже должен был служить ей несколько лет, а значит, пройти через десятки рук.

Популярно объяснив девушке, что ее «сдали» гестапо в русской разведке, отправив сюда на верную гибель, немецкий офицер, пожалел ее, вернул документ и посоветовал появиться с ним через какое-то время, но уже – с истрепанным, способным пройти проверку у высшего начальства, в полиции и гестапо.

И Таисию с пристрастием проверяли, но свои… и потом. А тогда, внедрившись, она с помощью связника и радиста, постоянно сообщала в Центр все те сведения, которые от нее требовались. И, все-таки, заподозрив ее в предательстве и измене Родине, ей приказали прибыть на советскую сторону. Она чудом прорвалась через линию фронта и попала в руки советской контрразведки, где ее в течение многих дней допрашивали и пытали; где, не веря ни одному ее слову, над ней садистки издевались…

Выводы, к которым пришла эта украинская, до мозга костей советская, девушка – разведчица, чудом дотянув до трибунала, на котором ее приговорили к расстрелу, – были страшны своим запоздалым кошмарным прозрением: «Я боялась немцев, а оказалось, надо было бояться русских! Немцы со мной обращались лучше, чем русские! Получается, что нет разницы между немцами и русскими, между фашистами и советскими!» Она в самом деле вдруг открыла для себя, что методы допросов и издевательства над личностью у оголтелых фашистов и убежденных коммунистов – одни и те же.

Что же касается национальной принадлежности девушек— смертниц, то следователи напоминали о ней циничными словесными плевками в лицо: «Падло хохляцкое! Комсомолка вшивая, с хохляцким гонором!»

Приблизительно также складывалась и судьба храброй зенитчицы Сони Кирилюк; и бывшей летчицы Ады Бальзамовой, и многих-многих других «штрафниц», которым немедленный расстрел по приговору трибунала был милостиво заменен гибелью у немецкой оборонительной линии «Вотан».

Читатели старшего поколения помнят, как в 60-70-х годах, теперь уже прошлого столетия, в литературу пришла целая плеяда писателей, таких как Виктор Некрасов, с его романом «В окопах Сталинграда»; Василь Быков, с циклом фронтовых повестей, Анатолий Иванов, Павло Загребельный, Виктор Астафьев, Валентин Распутин… – которые, порой преодолевая жесточайшую цензуру и политическую травлю в советской прессе, утверждали свое право на «окопную правду» войны, на истинно солдатское ее видение и понимание.

Так вот, можно смело утверждать, что романом «На Пришибских высотах алая роса» Лиана Мусатова присоединяется к этой когорте, талантливо и мужественно утверждаясь в собственном творческом праве на историческую правду своей военной прозы.

Богдан Сушинский,

Член Национального союза писателей Украины,

вице-президент Украинской ассоциации писателей;





член Международного союза писателей баталистов и маринистов.

Четная страница

2006 г.

Константин Первых-Табаченко осторожно очищал от земли останки погребенных. Это тот блиндаж, о котором рассказывала баба Клава. Еще девчонкой в далеком сорок третьем она помогала взрослым хоронить трупы погибших солдат. Их было так много, что не хватало траншей и воронок, и пришлось сносить в бывший немецкий блиндаж.

Всегда, когда рассказы жителей подтверждались находкой, военные археологи радовались – появлялись факты утереть нос скептикам и Фомам-неверующим, утверждающим, что местные жители все придумывают. Вот и сейчас, они радовались тому, что после долгих поисков, наконец-то обнаружили этот блиндаж.

Меж крошек земли, показалось что-то серое, похожее на металл. Костя еще осторожнее стал счищать землю, снимая слой за слоем, пока не освободил от земляного плена алюминиевую солдатскую ложку. И каково же было его удивление, когда он увидел на ней нацарапанное женское имя «Тася». Так звали его прабабушку. Дедушка вырос в детском доме. О своем отце ничего не знал, а о матери только то, что она воевала и погибла. И еще у него был угол пеленки, на котором химическим карандашом было выписано имя Тася. В день шестнадцатилетия, когда ему в детском доме торжественно вручали паспорт, директор протянула кусочек светлой материи и сказала: «Это оставила тебе мама на память о себе. Чтобы тебе ни говорили о ней, помни – она была достойным человеком, – и, помолчав, почти шепотом добавила, – просто оказалась не в том месте не в то время и не в тот час». Точно такая же с завитушками буква «Т», стояла и на ложке. Дедушка неоднократно показывал сыну и внуку эту драгоценную тряпочку, на которой рукой его матери была оставлена весточка о себе. Семейная реликвия лежала в особом футляре в ящике буфета, где хранились все важные документы. Теперь Костя передаст и ложку, и дедушка, наконец-то, узнает, где могила его матери.

Нечетная страница

1943 г.

Штурмовая группа направлялась в район, занятый противником. Вражеские позиции не просматривались за густым влажным пологом. Тучи опустились так низко, что казалось, касаются пилоток. Солдаты шли друг за другом в густом молоке тумана, окутавшего их, словно пледом, выдерживая дистанцию видимости: каждый последующий должен был видеть предыдущего. Ледяной северо-западный ветер забивал дыхание. Особенно он донимал здесь, на открытой местности. Вскоре они нырнули в траншею, спасающую их от неистовых порывов ветра, но только в том случае, если идти, пригнувшись, не высовываясь над поверхностью земли. Избавившись от настырного ветра, немного отдышались, радовались тому, что, наконец-то, траншея обнаружилась. Именно, знание того, что она должна быть на их пути, и помогало им преодолеть самый трудный участок по открытому склону высоты. Эту траншею обнаружили разведчики, и, по словам командира, она и приведет их к дзоту. Незамеченная врагом, используя эффект внезапности, группа должна была овладеть этим немецким укреплением и удерживать до подхода батальона. Что такого существенного могут сделать они, почти еще девчонки, чтобы изменить ход сражения? Только закрыть еще одну брешь своими телами. Каждая понимала, что идет на верную смерть, и каждая надеялась выжить. Так было всегда, так есть и сейчас, и они не исключение. Огромная армия, рассеянная по склонам Пришибских высот обречена потерять почти весь свой личный состав. Падут одни, по их головам взойдут на высоту другие – этого требовал ход сражения. Необходимо взломать вражескую оборону и за это платили человеческими жизнями.

Сейчас они, тяжело дыша от трудной ходьбы, спрыгнув в спасительное углубление, вырытое вражескими солдатами и обустроенное по всем правилам возведения военных фортификаций, стены и пол которого были вымощены досками, пытались поудобнее сесть, протянуть ноги и отдохнуть до сигнальной ракеты. Никто не знал, сколько у них времени для отдыха: минута, две, десять или целый час. Константин напряженно всматривался в предрассветную темень. Он боялся пропустить ракету, не разглядеть ее в густом тумане. Ада тоже по привычке смотрела назад, туда, откуда они пришли и где в назначенное время будет подан сигнал, возвещающий о том, что им пора продолжать свой путь. Она привыкла ожидать ракету. Там, в авиаполку ее ожидали ежеминутно. Только взвилась в небо, вспыхнула и еще не успела погаснуть, а летчицы и штурманы уже подбегали к машинам. Бывало, что и бежать никуда не надо было, потому что ожидали ее, сидя в кабинах. Ракета – это всегда сигнал к бою, к новым испытаниям. И каждый раз думалось, куда позовет тебя сегодня, чем кончится этот вызов. Ответ приходил только после встречи с врагом, от которого никто не ждал пощады. Не ждала ее и Ада, но и врагу пощады не давала. Немало однополчанок погибло, не вернулось после взлета. А ведь некоторые были намного опытнее ее, а ей пока везло. Думая о тех, кто не вернулся из полетов, она представляла, что и ее, может быть, ждет такая же участь в каком-то квадрате неба над речкой или топким болотом, над городом или селом. Не один раз приходилось садиться на поврежденном самолете, и с парашютом прыгать, но ведь не падать в смертельном пике, не взрываться в воздухе и не гореть заживо. И так хотелось верить, что количество взлетов будет соответствовать количеству посадок. Так оно и вышло. Сколько раз поднимала ее ракета в пламенное небо, столько раз она возвращалась в полк, пусть даже не всегда во время, но, все-таки, возвращалась. Куда теперь позовет ее ракета? И чует ее душа, что будет она последней в ее жизни. Именно здесь, на этом участке обороны противника судьба определила им сражаться. А противник хорошо подготовился. Оборонительная линия «Вотан»[1] строилась в несколько поясов. Враг возлагал всю ответственность на своего бога и питал надежды на то, что он их защитит.

1

Вотан – древнегерманский бог войны и победы, покровитель погибших в бою героев, хозяин Валгаллы.