Страница 15 из 17
– Далее. Раз в сутки вас будут выводить в прогулочный дворик на два часа. В это время вы посвящены сами себе и имеете, в частности, право выкурить столько сигарет, сколько вашей душе угодно. Но в карантинном помещении курить категорически запрещено. Виновные в самовольном курении будут наказаны самым строгим образом.
Койки ваши с подъёма до отбоя должны быть в заправленном состоянии. Сидеть можно только на табуретах, которые имеются возле каждой койки. Питание – три раза в день – вам будут приносить сюда. Время, отведённое на обед – 10 минут. На завтрак и ужин – 7. По истечении указанного времени вы прекращаете приём пищи и сдаёте миски дежурному, который будет назначаться из вашего числа на каждый день с помощью графика, чтобы никому не было обидно. То же самое касается и уборки, для её проведения ежедневно будут выделяться двое из вас.
А чтобы остальные не умерли от скуки, они целый день будут посвящать знакомству с промзоной,[9] на которой каждому из вас предстоит потрудиться определённый ему срок … Баня – раз в неделю. По мелким бытовым вопросам обращайтесь к завхозу… Да, чуть не забыл! – для желающих сотрудничать с администрацией предусмотрена система скидок. Оперативная часть находится неподалёку, завхоз покажет желающим. На этом прощаюсь с вами, но ненадолго – увидимся в самое ближайшее время на одном из занятий.
И майор ушёл. Наступила очередь завхоза:
– Основные требования вы услышали. В самой зоне в чём-то будет полегче, ну а пока придётся потерпеть. Две недели – не такой большой срок. А теперь по одному заходим ко мне в каптёрку – я запишу ваши анкетные данные: Ф.И.О., статья, срок и так далее.
«Да, блин! Вот это я попал!» – подумал Саня – «пятнадцать лет покажутся здесь каторгой!»
Но тут дверь открылась, вошёл прапорщик и назвал Сашину фамилию.
Тот отозвался.
– Собирайся на этап!
– Так я ж только что приехал? – удивлённо и недоверчиво спросил Саня.
– Не знаю, мне по рации передали привести тебя обратно в СИЗО.
Тогда Саша быстро собрал свои вещи, которых было немного, и обернулся на выходе:
– Счастливо вам, мужики! Не знаю, где я окажусь, но похоже, что круче этого места вряд ли найдётся.
Мужики в ответ только грустно кивнули головами. А Сашу тем же путём повели обратно. Вот аллея, на которой им сразу по выходу из «конверта»[10] прививали азы строевого шага.
Выглядело это так:
– А ну – быстро разобрались по пятёркам! Шагом марш!
И буквально через несколько шагов:
– Стоять! Что за бардак? Разобрались по пять человек в шеренге и пошли строем! Как только строй нарушается – останавливаемся и строимся по-новому!
Тут не помешает напомнить, что апрель только подобрался к своей середине и на дворе было… не жарко. Тем более, что перед этим при проведении обыска у них отобрали буквально всё, оставив каждому по паре носков и трусов кроме тех, что были на них одеты. И выдали по хлопчатобумажному костюмчику, поскольку переход на летнюю форму одежды уже состоялся и фуфайки были им не положены, несмотря на капризы природы…
То же самое касалось и таких предметов обихода, как, например, ручки, тетрадки, конверты, мыло и прочее тому подобное – из всего, что имелось у зэков (а на этап обычно готовились основательно), им оставляли по одному предмету каждого наименования. Остальное забиралось и исчезало в неизвестном направлении. Наиболее вероятный вариант – оперчасть «подкармливала» этим впоследствии своих стукачей.
…В «конверте» Саню втолкнули в пустой «воронок». Сюда они ехали толпой и от этого в железной коробке было достаточно тепло. Теперь же он был один. Но Саня даже не обратил внимания на холод, пытаясь угадать – почему вдруг его везут обратно? Неужели его всё-таки оправдали и теперь освободят?!. Впрочем, глупо было на что-то надеяться в этой стране после оглашения приговора. Постсоветское «правосудие» унаследовало от советского как минимум одну черту – оно признавало виновным кого угодно, но только не себя. А уж уличить себя в том, что невиновного приговорили к 15 годам лишения свободы… сумасшедших в судьях не держали!
Попытки заговорить с конвоем не дали результата – те сами ничего не знали и только выполняли приказ, полученный по рации. Оставалось ждать возвращения в СИЗО.
Но и там ничего не прояснилось. Подобие ясности уже поздно вечером, когда Саню вернули в камеру, внёс его сосед:
– Ты ведь у нас «тяжеловес» – так зэки называли обладателей сроков, превышающих десятку, а таких обычно вывозят в другую область. Вот, скорей всего, и вся причина…
И он угадал, как оказалось. Недели через две Сашу снова выдернули на этап и на этот раз, после долгого ожидания в подвале, его, вместе с другими такими же, отвезли «воронком» на вокзал и затолкали в «столыпин»,[11] отбывающий в неизвестном направлении…
Ехали они не особенно долго (в таком транспорте время измеряется несколько иначе) и очередной «воронок» вновь вёз его в СИЗО. На этот раз это была …ская тюрьма. А здесь ещё две недели ожидания в сыром полуподвальном помещении…
Глава 12
В то время, когда Санёк только начинал «мотать» свой срок, работал в колонии некий опер. Хоть и были они примерно одного возраста, но Саня, исходя из субординации и настоящего уважения к человеческим чертам в характере, обращался к нему исключительно по отчеству – Василич.
Познакомились они в то время, когда Василич был ещё начальником Саниного отряда. А у «отрядников», как известно, самый большой процент никому не нужной канцелярской работы, с которой одному справиться очень сложно. Вот и находили они себе таких, как Саня – сообразительных, грамотных, умеющих много и быстро писать. Всё равно у Сани на моментальную карьеру в зэковской среде не было ни средств, ни желания. На самый верх он никогда и не метил! Ведь если подобным Сане работникам «средней руки» платили за работу и мусора, и козлы, и блатные; то те, которые благополучно достигли «верхов», были вынуждены сами платить – и мусорам, и козлам, и тем же «работникам средней руки». И всё это только ради двусмысленного обещания освободить когда-то по УДО!
Потом Василич пошёл на повышение, но и там без услуг «писаря» было не обойтись. К тому же Санины способности уже были проверены временем.
… А сейчас завхоз послал его к этому оперу подписать какие-то бумаги из отрядной документации. На большинстве тамошних бумажек значилось три подписи – начальника отряда, ОНБ-шника,[12] и одного из оперов.
На тот момент в штабе колонии Саня был не впервые, но каждый раз с удивлением и интересом оглядывался по сторонам – после барачной серости здешние коридоры выглядели чуть ли не Эрмитажем…
Вот и кабинет. Он постучал в обтянутые чёрным дермантином двери. «Входите!» – послышалось за дверью.
Войдя в кабинет, Санёк поздоровался с Василичем, на тот момент уже ставшим старлеем[13] (а начинал он ещё старшиной на аллее), копавшимся в каких-то бумагах на столе.
– Заходи, Санёк, присаживайся, – приветливо произнёс тот, указывая на стул напротив него.
Саня сел на краешек стула (он до сих пор как-то неловко чувствовал себя в кабинетах у начальства), положив бумаги на стол.
– Что там нового в отряде? – спросил Василич.
– Это Вы как опер спрашиваете или как бывший начальник отряда, – улыбнулся Саня.
9
Промышленная зона (промка), где находилось производственные цеха колонии.
10
Пространство между наружными и внутренними воротами при въезде в зону.
11
Так именуются вагоны для транспортировки зэков, присоединяемые к основному составу.
12
ОНБ – отдел надзора и безопасности.
13
Cтаршим лейтенантом.