Страница 10 из 16
- Dankt euch, - сказал он капитану Дирку. – Я увидел достаточно. Не могли бы вы проводить меня обратно к резиденту?
В кабинете он попросил у сэра Френсиса беседы с глазу на глаз. Резидент сделал знак капитану покинуть помещение. Впрочем, Штольман был уверен, что шотландский битюг остался ждать за дверями.
Охота вступала в самую рискованную фазу. Штольману уже приходилось охотиться подобным образом, он знал, что это требует тонкости и терпения. Сейчас каждая неверная фраза может вызвать неотвратимое.
- Итак, сэр! – подбодрил его резидент, когда они остались одни.
- Сэр Френсис, я практически уверен, что пленнику помогли сбежать. Более того, я полагаю, что того, кто это сделал, следует искать не в гарнизоне, а в вашем доме.
Яков замолчал, стараясь выглядеть совершенно непроницаемо. К сожалению, при общей подвижности его лица это не всегда давалось ему хорошо. Кажется, господин Сигерсон справился бы успешнее.
Резидент, если он был осведомлен о том, что происходит у него под носом, собой тоже владел очень и очень неплохо.
- И вы знаете, кто это?
Яков Платонович сделал глубокий вздох, понимая, что сейчас он произнесёт решающую фразу:
- Пока ещё нет, но к вечеру буду знать наверняка.
- Но каким образом… - начал резидент.
Яков остановил его улыбкой:
- Всему своё время, сэр Френсис. Я объясню вам, когда раскрою дело.
Фух, теперь можно выдохнуть!
- А сейчас я вынужден откланяться, чтобы продолжить моё расследование. Обещаю и дальше держать вас в курсе.
Он склонил голову, стараясь держаться с непринуждённостью свободного художника, которую подметил у Сигерсона нынче утром.
- Благодарю вас, мистер… герр Штольманн! Непременно сообщайте. Капитан Дирк может вас сопровождать?
Яков покачал головой:
- Благодарю! Полагаю, я справлюсь сам.
И пусть его дальнейшие действия будут для англичан тайной.
***
Впрочем, ничего особенного дальше он не делал. На часах была четверть двенадцатого. Штольман вернулся в гостиницу, пообедал, заказал себе кофе. Он никуда не торопился. Анна еще не возвращалась. Он поднялся в номер, написал ей записку: «Дорогая! Постарайтесь сегодня закончить сборы и проследить за сохранностью нашего багажа нынче ночью».
Записка была до крайности невнятная по смыслу. На это он и рассчитывал. Она создавала видимость ответственного поручения, в действительности же означала совсем другое: «Драгоценная моя Анна! Проведите эту ночь в караван-сарае под защитой Карима и ни в коем случае не путайтесь у меня под ногами. Мне предстоит слишком сложная операция, чтобы я мог ещё думать о Вашей безопасности!»
Конечно, напиши он ей такое, Аня примчится к нему быстрее ветра. Что было совершенно недопустимо на этой стадии охоты. Хищник приближался к ловушке. Не надо было, чтобы в поле его зрения появилась ещё какая-то дичь. Причем, дичь жизненно важная для самого Штольмана.
В гостинице он провёл около часа. Маловато, но оставаться дольше было рискованно: жена могла заглянуть сюда в любой момент. Яков вышел на улицу и с самым целеустремлённым видом принялся бродить среди тибетских домиков, временами скрываясь из виду возможных наблюдателей на некоторое время. Проплутав подобным образом еще около двух часов, он пришёл к выводу, что дал хищнику времени вполне достаточно. После чего, уже не скрываясь, зашагал вон из города по той самой горной тропе, где его обстреляли вчера.
Выстрел ударил под ноги, когда Штольман был в двух шагах от маленького слепого ущелья, открывавшегося по правую руку. Ущелье манило иллюзией защиты, обещая несколько приятных укрытий, из которых можно было довольно долго отстреливаться. Но Яков Платонович сразу приметил каменную полку, с которой всё ущелье простреливалось насквозь. Вероятно, там и залёг стрелок, который должен был поставить финальную точку.
И поставит, если сыщик где-то ошибся в своих расчётах.
Он с готовностью рухнул за один из валунов, за который его усердно загоняли. Пожалуй, сегодня преследователи не горели желанием пристрелить его немедленно – уже хорошо. Сделал несколько беспорядочных выстрелов, надеясь, что никуда не попал. Когда вместо выстрела раздался сухой треск, он замер, сидя за своим камнем. Вот сейчас всё решится!
Что они предпримут?
Он насчитал примерно троих стрелков, взгляд четвёртого холодил ему спину со скальной полки. Этот себя ничем не обнаруживал. В действительности их оказалось шестеро. Все туземцы в неопределённых одеждах, но не плосколицые, узкоглазые тибетцы. Смуглые, большеглазые. Индусы? Сикхи? Тамильцы? Это не имело большого значения. Значение имело лишь то, какой приказ они получили.
Хищник вышел на охотника. Знать бы ещё, кто тут охотник, а кто дичь!
Под дулами шести ружей Штольман очень медленно и аккуратно положил свой револьвер на землю и поднял руки.
Прощаться с женой даже мысленно он на всякий случай не стал.
========== Парад-алле! ==========
Анна с самого утра была уверена: что-то здесь не так! Некоторые привычки Якова Платоновича она успела изучить за время супружества. И то, что она наблюдала, очень её настораживало.
На самом деле Яков вовсе не был непроницаем. Такую иллюзию могла создавать бесстрастная маска «фараона», но стоило к нему присмотреться повнимательнее, как становилось очевидно: Штольман очень плохо умел прятать свои чувства. Иное дело, что чувства грозного полицейского начальника мало кого волновали. А вот Анне они всегда были интересны. Она только побудительные мотивы не всегда понимала.
Когда Штольман планировал что-то трудное и важное, что собирался проделать в одиночку, он был напряжённым и задумчивым, словно бы внутрь себя глядел. Поскольку в иное время он охотнее глядел на неё, то Анна это очень даже замечала.
К тому же, в этом состоянии он напрочь терял сон. Выглядел очень усталым, но заснуть всё равно не мог. Когда Анне случалось наблюдать такое, она могла быть уверена, что он потихоньку выползет из постели, стоит ей заснуть, и пойдёт заниматься своими делами. В ту – самую первую – ночь её это очень обидело. Потом обида исчезла, растворившись в страхе за него. А со временем она просто поняла, что это свойство его душевной организации, с которым сам Яков ничего поделать не может.
И вот все эти очаровательные признаки она имела счастье наблюдать с вечера. А утром его, разумеется, не оказалось в номере. У дверей, сидя на корточках, ждал Карим, который пояснил ей, что Якоп-мырза пошёл к английскому начальнику, а им велел закупать снаряжение и свозить в караван-сарай. В доказательство продемонстрировал бумажник Штольмана. Доверием Орыс-бека киргиз явно гордился. Кажется, именно его оставили за старшего.
Если Карим видел в этом доверие, то Анна мгновенно распознала низкое коварство Штольмана. Не имея больше возможности запереть её в своём кабинете, он решил действовать иначе – отвлекать её поручениями. Очень хотелось бросить всё, немедленно разыскать его и выложить, что она об этом думает. Но за время, проведённое в дороге, Анна научилась уже понимать, что глупых и пустячных поручений он ей не даёт. И уверен, что она всё сделает правильно. В этом Яков Платонович ей доверял беспрекословно – и не зря. Просто он рассчитывает, что дела отнимут у неё весь день. Отлично! Тогда она справится за два часа.
А потом найдёт его.
И стукнет.
Не больно, но так, чтобы почувствовал!
Справиться за два часа не получилось – ушло четыре. Когда запыхавшаяся Анна Викторовна влетела в гостиницу, портье сказал ей, что господин Штольман заходил и оставил ей записку. В эту записку она впилась, как коршун – но увы! – никаких подробностей там не содержалось. Только приказание провести ночь в караван-сарае под присмотром Карима. Значит, Яков предполагал, что наступающая ночь может быть опасной, а сам защитить её он не сможет. Это и злило, и тревожило. Не сказать, чего больше.