"Сердце Шивы"

Сейчас он понимал, что останавливал его, скорее всего, сам Варфоломеев. Полковник хорошо знал, кто стоит за всем, держал его под своим присмотром, прекрасно осознавая, что ничего поделать с ним не может. Он просто разрушал связи, создаваемые заговорщиками. Те самые связи, которые находил ретивый Штольман. Яков был уверен, что если бы его поставили в известность, он сумел бы не перейти черту, вторгаясь в дела царствующей фамилии. Беда в том, что никто его предупреждать об этом не собирался. Он был нахальной пешкой, упрямо пробирающейся на ту строну доски, чтобы объявить шах и мат. Каким чудом он так легко отделался тогда?

К тому времени, как Нина Аркадьевна Нежинская возникла в его жизни, он давно уже считал себя одиноким волком, знающим своё будущее до последней минуты. Доживать до малопочтенной старости, когда он будет служить топтуном и филёром у кого-то молодого и ретивого, каким нынче был сам, Штольман не собирался. Он будет заниматься делом, покуда его путь не оборвёт пуля, специально для него отлитая. И будь, что будет! Ему жалеть не о ком, и о нём никто не пожалеет. Он был тем и страшен, что не боялся никого и ничего. Тогда ему и в голову не могло прийти, что волк-одинец вдруг обернётся сторожевым псом, спящим вполглаза, положив морду на лапы, охраняя ту, что ему всего дороже. Старым псом, готовым прыгать, как щенок, виляя хвостом от одного только ласкового слова или взгляда.

К Нине Аркадьевне он не то, чтобы привязался. Эта дама не могла вызвать подобное чувство. Скорее, он сравнил бы их связь с магическим танцем индийского факира с ядовитой коброй: завораживающе и смертельно опасно. Нина сама предложила ему эту игру, ни на минуту не притворяясь, будто он был ей другом. Состязание, дуэль - кто кого? Штольман от природы был любопытен и азартен, ему это понравилось. Они никогда не обманывали друг друга, и это было ценно. Не только пикантная приправа к постели, но и чётко расставленные вешки – не заблудишься даже в тумане. Он был её врагом. Она его хотела. Он был не прочь с ней в это сыграть.

Яков всегда презирал лживых женщин. Нина Аркадьевна была вся соткана из притворства, всегда играла, и всё же что-то неуловимое противоречило этой кукольной маске. Именно это его интриговало, манило разобраться и понять. Он знал, что она не любит его. Впрочем, страсть их была неподдельной, он в этом не раз убеждался, когда она яростно стонала, выдирая ему волосы целыми прядями – благо, при его шевелюре убыль была не слишком заметна. Она обожала его злить. Зная, как он ненавидит её претенциозное «Якоб», именовала его только так. Презрительно называла «фараоном», говорила, как он смешон. Штольман, не оставаясь в долгу, язвил в ответ, намекая на её игры в шпионов, но не трогая до поры.

Когда сквозь эту игру проступила истина? Впервые он почувствовал её, когда проигрался. Поражение было полным. К смерти он был равнодушен, мучила только мысль, как он мог так глупо и позорно вляпаться. Ведь ловушка-то была несложной! А что теперь? Тянуло совершить что-то уже на редкость отчаянное, вроде визита лично к Императору, чтобы раскрыть ему все подробности шпионского дела. Да только кто его туда пустит? Варфоломеевские орлы пристрелят его еще на входе. А если и нет, кто станет слушать игрока, человека с запятнанной карточным долгом репутацией? Долгом, который он не сможет отдать. Оставалось только стреляться, уходя совершенно бессмысленно. Эта бессмыслица убивала пуще всего. Прежде ему ещё не случалось чувствовать к самому себе такое глубокое отвращение. После, когда узнал Анну Викторовну, - сколько угодно, но тот раз был первым.

И вот тогда Нина спасла его. Чем? Как? Выплаченный долг, в результате которого курьера нашли мёртвым, Штольмана никогда не обманывал. Он подозревал, что не обошлось там без тех, кто ему всё это дело устроил. Просто доказать ничего не мог, как обычно. Теперь, когда он знал, что в дело был замешан Лассаль, это его не удивляло. Но ради Нины Аркадьевны он молчал даже о своём подозрении. Потому что она спасла его.

Она не хотела его смерти. Она этой смерти испугалась. И это была правда – посреди всех нагромождений лжи, которые городила эта женщина. Он был ей зачем-то нужен – не как глаза во вражьем стане, не в качестве вовек обязанного раба. Он был ей нужен сам по себе, он – Яков Штольман. Кажется, она всё же любила его – в той мере, в какой это чувство было ей доступно.

Он никогда никому не был нужен. Но ради этого остался жить. Тогда он ещё и мечтать не мог, что встретит когда-то Анну Викторовну…

Потом он понял, наконец, что именно в Нине было правдой под всеми нагромождениями лжи. А поняв, попался в ловушку окончательно.

Нина Аркадьевна боялась. В ней жил постоянный, неотступный страх – он не мог понять, чего именно. Кажется, присутствие Штольмана какое-то время смягчало этот страх. Не потому ли она в него так вцепилась?

Одним из тех, кого боялась Нина Аркадьевна, был князь Разумовский. Тогда, в Мариинском театре Штольман случайно стал свидетелем их разговора. Подробностей он не слышал, разумеется, но вот то, как раздавлена была Нина, разглядел безошибочно.

Что там между ними происходило? Чего князь требовал от неё, каких позорных дел и услуг? Что-то похожее уже в Затонске Штольман наблюдал, когда Нина по воле князя собиралась замуж за Брауна. Но тогда в ней не осталось уже ни капли гордости, она была растоптана и опустошена окончательно. Тогда Яков знал уже всё: о заговоре, об убийствах, и об угрозах Анне Викторовне, но даже тогда Нежинскую ему стало жаль.

А в тот момент он только прикоснулся к этой стороне её жизни, огорошенный тем, что гордая и злая красавица вынуждена пресмыкаться перед этим высокопоставленным ничтожеством! Никогда Яков не оскорблял ни одну из женщин, даривших его своей благосклонностью, никогда преднамеренно не был жесток. Кажется, единственная женщина, которую он изранил - помимо воли - была та, за кого он всю кровь, не задумываясь, отдал бы до капли! Даже Нежинской, при всей её странной игре, он никогда не желал унижения и позора.

Князь унижал её, не задумывась. Разумовский был одним из фигурантов проклятого дела. И уж с ним-то церемониться Яков Платонович не обязан был. Он подошёл и вмешался, не стесняясь ни откровенных слов своих, ни выражения лица.

Ожидал ли этого Разумовский? Едва ли. Он просто воспользовался ситуацией и вызвал Штольмана. Хотя при других обстоятельствах и внимания бы не обратил на «шавку полицейскую». Кажется, Яков потерял самообладание и позволил себе намекнуть на что-то такое, что самого князя смертельно напугало. Видит бог, было чего опасаться. Яков собирался пристрелить его, и не сомневался, что это сделает.

Но вечером накануне дуэли его посетил Варфоломеев. И категорически запретил князя убивать. В разведанной Службой охраны Государя сети Разумовский был заметной и необходимой фигурой, исчезни он – и всю работу по раскрытию заговора можно было начинать сначала. У полковника Варфоломеева были свои приоритеты, и жизнь сыщика Якова Штольмана среди них не значилась.

Якова просто принесли в жертву. Он был разменной пешкой в игре. Когда он это понял, жить расхотелось окончательно.

Можно было ранить князя, но оставить его в живых. Штольман предпочёл выстрелить в воздух. Собственная жизнь в тот момент представлялась ему полностью лишённой смысла. Так зачем её длить?

Князь его только ранил. Возможно, этим он тоже обязан был Нине. Вникать не хотелось. Это уже не имело значения. Его сослали в заштатный городишко, где сыщик Яков Штольман должен был сгнить в полицейской рутине. В первый же вечер, сидя в кабинете, который стал его настоящим домом до самого конца пребывания в Затонске, он сжёг фотокарточку Нины Аркадьевны, обрывая связи с прошлым и не собираясь начинать новую жизнь. Но эта жизнь уже началась, потому что утром Анна Викторовна Миронова налетела на него на своём велосипеде…