Меч истины

И всё же Меч Истины был сильнее. У него никогда не было такого противника - правда, но опыт, сноровка, правота… Боги, о какой правоте речь?!

Обманный выпад Визария заставил Децима крутануться влево, но судья задумал иное. Настигающий удар полководец остановил мечом, и всё же на ногах не устоял. Но защищался он до последнего. Даже когда Визарий вырос над ним, занеся клинок обеими руками…

И тут случилось непонятное… клинки скрежетнули, встретившись, а потом по камням зазвенело железо… Меч Визария переломился в первой трети, там, где лезвие сужалось. Я думал, нет ничего прочнее этой стали!

Меч Истины отбросил ненужную рукоять и отступил, скрестив руки на груди. Он тяжело дышал, но лицо было спокойным.

Децим поднялся, припадая на ногу. Его клинок оставался целым.

- Возьми другой – и продолжим!

Но Визарий качнул головой:

- Мой Бог решил. Я не могу судить тебя, Децим Кар. Но ты можешь судить меня.

Я услыхал, как за моей спиной тетива заскрипела, натягиваясь. Но двое в кругу едва ли это слышали.

Децим дышал тяжело. Поединок дался ему дороже, он был старше Визария лет на десять. Прежде чем ударить, ему нужно было отдохнуть.

- И всё же, скажи мне, почему?.. Ты выбрал смерть, хотя тебя никто не неволил. Объясни, чтобы я мог понять!

Визарий подошёл к нему почти вплотную и встал глаза в глаза:

- Ты полководец, и знаешь, что такое долг. Знает и Метелл, который приходил, прося убить его, чтобы ты не устроил децимацию. И у меня есть долг, Децим Кар. Защищать невинных. Ты не губил колодец. Но ты виновен. Я не знаю, как тебе ещё сказать…

- Хорошо, я понял, - сказал старый воин. Потом вскинул руки, поднимая меч. – Пойми и ты меня.

Визарий прикрыл глаза, принимая расплату. Мои же распахнулись – не сомкнёшь. И Аяна выстрелить не успела…

Клинок Децима, занесённый для последнего удара, вдруг бесшумно отделился от рукояти и канул вниз, пронзая легату ступню. Кар упал без звука, как подкошенный. Наш друг не сразу сообразил, почему медлит смерть, потому мы трое оказались подле раненного одновременно. Децим нашарил глазами Визария и шепнул враз помертвевшими губами:

- Ты был прав… это знак…

Но Визарий дёрнул головой, словно ему мухи досаждали, и ответил резко:

- Когда б мой Бог желал твоей смерти, Меч Истины был бы цел!

Я могу рассказать, как Метелл привёл полкового лекаря, как все суетились вокруг, радуясь такому исходу и толкуя, что Бог Справедливости всё правильно решил. Но ведь это неважно. Важен был взгляд, каким Децим Кар искал Визария, пока его несли.

Потом мы сидели на берегу реки и молчали. И Метелл распоряжался найти для нас корабль. Он подошёл вновь, и глаза были виноватые. Но Визарий не сердился. А я вдруг разглядел, что военный трибун и вправду младше меня. Лишения делали его суровым, а он так нуждался в совете!

- Но ведь это не всё, да, Визарий? Едва ли мы сумеем найти с Децимом общий язык, долг мы понимаем по-разному. Что теперь будет, а?

Мой друг, наконец, разомкнул уста:

- Ему придётся с этим жить. И тебе. И мне тоже, - закончил он с тяжёлым вздохом.

- Можно восстановить клинок, в Аквинке есть хорошие кузнецы.

Визарий через силу улыбнулся:

- Это было решение моего Бога. Так что не стоит. Можешь оставить обломки себе. Едва ли я буду ещё сражаться.

Это было что-то новое, но сейчас мне недосуг разбирать. С корабля подали сходни, пора прощаться.

- Знаешь, Метелл, пожалуй, я всё же спою о тебе. Но это будет совсем другая песня!

Парень рассмеялся в ответ, и я легко взбежал по сходням. Канаты упали, барка заскользила по стылой воде, унося нас туда, где у Визария был дом.

На корабле мой друг вспомнил об Аяне и спросил у неё, зачем во время поединка она держала натянутый лук. Амазонка вспыхнула, как факел и убежала на корму, не ответив Визарию. А он остался задумчиво таращиться в голубую даль.

Ладно, пусть она немного поплачет. Ведь вчера, когда он завещал мне… непонятно что, о бедной девушке так и не вспомнил. После я ей объясню. Я скажу:

- Подумай сама! Если ты настолько умнее всех, позволительно побыть болваном какое-то время. Главное, чтобы это было недолго!

========== ЛОГИКА ГЕРОЯ ==========

Есть поэты, что пишут песни,

О героях иных времён.

О величии смерти и мести –

Мудрость жизни придёт потом.

Мы уже пережили это,

Затвердив давно наизусть,

Что сраженья во имя света,

Не всегда есть правильный путь.

Те, кто славу поёт героям,

Не держали меча в руках,

Не стояли, меж светом и тьмою,

Побеждая собственный страх.

И пускай не допустят боги,

Чтобы им, как тебе или мне,

Жизнь пришлось пережить в дороге,

Лишь в мечтах о своей семье.

Пусть другие желают мести,

Ищут смерти. А мы с тобой

Всё равно остаёмся вместе,

Ради жизни, такой простой.

(стихи Марины Гамаюновой)

Сегодня опять дует с моря. Волны грызут обледенелую гальку, спаянную холодом в прозрачный монолит. Кажется, эти удары должны раздробить его, чтобы вновь свободно играть окатышами на дне, но это только видимость. Они бессильны нарушить мёрзлое спокойствие зимы, и панцирь, укрывший берег, от их усилий только крепнет.

Пару дней назад над побережьем пронёсся шторм, заключив в ледяную корку землю, деревья, крыши домов. Ветви звенят на ветру, и падают, не выдержав тяжести оков. Томба сетует, что погибнет сад. Здешние края и не помнят такой суровой зимы.

Я тоже не помню. Впрочем, я редко зимовал дома. У меня всегда находились дела на стороне. И за садом ухаживать я не умею. Томба говорит, что уже не получится: слишком тяжёлая рука. Так что польза в хозяйстве от меня относительная.

Это странно – проснуться одному в середине января и увидеть вокруг лишь заледенелый берег. Не то, чтобы мой сон был сладок, но я к нему привык. Кажется, он нравился мне больше, чем пробуждение. И всё же я снова сижу на застывших валунах и тупо смотрю, как волны облизывают гальку. Бездна смысла!

Камни скрипят под неровными шагами, и я поспешно встаю. Тропа обледенела, там и на здоровых ногах рискованно спускаться. Но Томба с больной ногой ходит лучше иного здорового. Садится на валун, едва отогретый моим теплом, и смотрит без жалости:

- Так и будешь ходить с трагической рожей?

- Почему нет?

- Потому что глупо! Чем скорее ты поймёшь, что это никогда не было даром, тем будет лучше. В первую очередь для тебя.

Это странно – оказаться вдруг ненужным. Можно ли начать всё заново в сорок лет? Живёшь вот так, ощущая себя Избранником Богов. А ты вовсе не избранник, а незнамо кто с физиономией, перекошенной от величия. Нет, я не жалею, что не убил Децима Кара. Он не заслуживал смерти. Надеюсь, они всё же поладят с Метеллом. Но для эпической поэмы, столь любезной сердцу военного трибуна, не хватало моей трагической кончины. И горячих речей над гробом. Впрочем, если учесть, что изрекать эпитафии должен был Лугий, я бы, пожалуй, дождался. Вывода о том, что «орясина была бестолковая», а так же о том, что «дурень долговязый и погиб не по-умному». Так что лучше я живым тут на камушках посижу.