Добавить в цитаты Настройки чтения

Страница 57 из 155

Я не решился бы выйти ему навстречу. Метеллу пришлось. И было видно, что каждый шаг даётся всё большим трудом.

- Приветствую тебя, Децим Кар! Здесь остатки четвёртой когорты, которая стояла в крепости Падны.

Командующий разжал свои бледные губы, и я услышал очень низкий негромкий голос:

- Толпа, которую ты привёл с собой, называется иначе. Это беженцы, Гай Метелл. Или ты забыл, какого имени заслуживают те, кто оставил пост?

Трибун резко вскинул голову, но ответил спокойно:

- У нас не было возможности удержать крепость. Кто-то отравил единственный источник. Эти люди умирали от голода, но исполняли долг. Империя брала их под свою руку, обещая защиту. Но обрекать их на верную смерть… - его голос сорвался.

Децим Кар слушал, не перебивая. Потом сказал:

- Варвары они или нет, но эти воины приносили присягу Риму. Как и ты. Ты был их командиром и отдал приказ отступить. В прежние века за это карали децимацией.

Смуглое лицо Метелла залила мгновенная бледность. И Визарий внезапно оставил девочку, с которой возился, и начал проталкиваться вперёд. Я не знал, что такое децимация, но, судя по расширившимся глазам моего друга, ничего хорошего это слово не означало.

- Казни меня, - хрипло сказал Метелл. – Это я отдал приказ. Это я – трус, предавший интересы Рима. Зачем их?

- Ты не понимаешь, - спокойно ответил полководец. – Сегодня вас атаковал лишь передовой отряд той орды, которая навалится на наши границы через десять, двадцать лет. И вы отступили. Ты привёл с собой не воинов. Ты привёл деморализованных поражением трусов. Их слабость, подобно заразе, растечётся по гарнизону. Если я не выжгу её калёным железом.

Странно, мне почудилось сожаление в низком голосе Децима. Но было видно, что его не переубедить. Он объяснял непонятливому, и только.

- Ты неверно понял свой долг, Метелл. Что такое жизнь двух сотен человек перед жизнью твоей родины, которую эти люди клялись защищать? С тобой пришли сто семьдесят. Завтра семнадцать из них умрут. Ты тоже будешь тянуть жребий.

Визарий, наконец, пробился к ним. На лице была решимость толкнуть пространную речь. Такое бывало лишь в исключительных случаях. Метелл поймал его взгляд.

- Постой, Децим! Ты хочешь казнить каждого десятого за преступление одного. Но здесь человек, которого называют Мечом Истины, его ремесло – искать и наказывать злодеев. Он отыщет того, кто отравил воду в Падне, и вызовет его на бой. Меч Истины отвечает жизнью перед своим Богом за справедливость приговора. Ты доверишься ему?

Децим Кар смерил Визария взглядом, и мне почудилась усмешка в прищуренных глазах.

- Довериться римлянину, который рядится варваром? И судит по варварским обычаям.

- Я покараю виновного в злодеянии, - глухо сказал Визарий.

- Пожалуй, - согласился Децим. - Завтра.

Меч Истины лишь коротко кивнул.

***

За два года я много раз видел, как Визарий разбирает дело. Он пристаёт с расспросами ко всем подряд, на время забыв про свою молчаливость. Лично меня доводил до бешенства: «Ты уверен, что знаешь, за что умирать?» Но ведь ухитряется разговорить даже тех, кто языка от рождения лишён! И выходит на поединок, точно зная злодея.

В тот раз Визарий вёл себя иначе. Спросил у стражника, где тут таверна, и засел в самом тёмном углу, заказав кувшин дешёвого вина. И непохоже было, чтобы собирался оторваться от него раньше утра. На мой вопрос, коротко ответил:

- На месте мы увидели всё. Достаточно, чтобы знать виновного.

И не прибавил ничего.

Не нравилось мне его настроение. Мне вообще всё это не нравилось. И то, что завтра он должен будет убить человека, который этих сто семьдесят спас. Я бы не решился судить, как ещё наш Бог сочтёт! Никогда не боялся, что противник окажется сильнее Визария на мечах, не видал я ещё таких. Эту премудрость мой дружок пять лет постигал на арене, там за науку другую цену брали.

А вот Аяна тревожилась.

- Лугий, зачем он пьёт?

- Не бойся, малышка, этого ведёрка мало, чтобы у Длинного в голове зашумело!

Обычно она не выносит фамильярности, я думал, что рассердится и забудет тревожиться. Напрасно думал.

- Он ничего не собирается искать? – в глазах даже не испуг, а что-то такое, слова не подберу, но если бы женщина так смотрела, говоря обо мне…

- Сказал, что всё уже знает.

- А ты знаешь, Лугий?

Вот это вопрос! А меня никто не звал разбираться. Но если всё-таки… Я был там и видел то же, что Длинный. Что я видел?

Мы вышли наружу, мне не хотелось лишних ушей. Визарий обычно обсуждал со мной свои мысли. Почему мне не обсудить с Аяной? Приятно, когда красивая женщина считает тебя ещё и умным. А не просто симпатичным Приапом в жёлтых кудрях. Итак, что же я видел?





- Значит так… Визарий уверен: били римским мечом. Стало быть, свои.

В уголках рта Аяны дрожит смешинка:

- Глубокая мысль! Только не твоя.

Вот так и развенчивают богов. Придётся думать дальше!

- Рубили его сверху, значит нападавший высокого роста.

Несносная девка качает головой.

- Что тебе не нравится?

- Я тоже ударю Визария сверху, если он будет в это время падать.

Ага, вообще-то она ему до подмышки. И ведь права, Гадес меня забери!

- А вторая рана?

Я вспоминаю:

- Отверстие на спине было несколько выше. Значит, удар пришёлся снизу вверх.

Она останавливает меня:

- Давай попробуем! Мы почти одного роста, но всё же…

Становимся друг напротив друга, и амазонка внезапно бьёт пустым кулаком снизу, от бедра:

- Вот так?

Возможно, что именно так. И что это означает?

- Что рост убийцы по направлению удара определить почти невозможно. За что же зацепился Визарий?

Обескровленная широкая рана снова встаёт перед моими глазами. Правое плечо косо разрублено… в направлении грудины…

- Били левой рукой! Ты не заметила, кто среди них левша?

В потемневших огромных глазах читаю ответ. Проклятье, мне тоже нравится Метелл… но он носит ножны на левом бедре. А ведь римляне вешают меч у той же руки, которой бьются!

- Но какой ему интерес, Лугий? – шепчет Аяна. – Он мог казнить Квада за неповиновение. Он мог отдать приказ оставить крепость, имел на это право. Зачем ему?

Мне тоже молодой офицер не кажется способным убивать по ночам. Но мало, чего там мне кажется!

- А Лукан бережёт левую руку, - вдруг говорит Аяна.

- Этот дохляк? Брось!

- Мы видели, как он кидался на Квада. Причина у него была.

Вспоминаю лихорадочное возбуждение парня. Да, бывает, что и заяц быка лягает, только вот…

- Лукан – не левша. Ложку он держит правой рукой.

Аяна возражает, очень ей хочется, чтобы виновным оказался не офицер:

- Можно ударить левой рукой, если хочешь отвести подозрения. И почти наверняка, ты её вывихнешь.

И вновь права, хоть в Мечи Истины посвящай! Ага, и кто нас станет тогда защищать?

Не знаю, до чего бы мы додумались, но тут понеслось такое, что под конец дня я голову руками держал, чтобы с плеч от ужаса не сбежала.

Вначале в таверну пожаловал Теодульф. Спросил Меча Истины и направился прямиком к Визарию, который благополучно приканчивал кувшин. Я пошёл за ним, и едва на ногах удержался, когда услышал, что он сказал: