Меч истины

Для того чтобы осмотреть внутренность корабля, я соорудил себе факел. Под палубой наверняка темно. Рыбаки уже поднимались на борт, но они не захотели рассказать, что там увидели. Значит, мне предстояло смотреть самому.

Палубу успело омыть дождём, и всё же я хорошо различил обильные багровые следы. Очень обильные. В одном местё всё выглядело так, словно кто-то разделывал мясо, используя вместо колоды скамью для гребцов: расщепленное дерево, пропиталось кровью настолько, что вода оказалась бессильной её смыть. Я много видел в жизни страшного, но при мысли о том, что людей рубили здесь, словно коровьи туши, меня передёрнуло.

Люк в подпалубное помещение поднимался при помощи верёвки и палки. Примитивное и действенное устройство. Я откинул крышку, подперев её шестом, зажёг свой факел и заглянул внутрь. В ноздри ударил застарелый смрад. Свет, проникший в трюм, вызвал какое-то стремительное движение, источник которого я не разглядел. Несколько мгновений всматривался, но оно не повторилось. Тогда я перекинул ноги вниз, надеясь, что там нет воды, и спрыгнул.

Трюмы купеческих кораблей бывают глубокими. Но этот оказался самых скромных размеров. Я поднял факел и едва не задел им опорные балки палубы. Под ногами было сухо и что-то хрустело. Я нагнулся посмотреть.

Да, неспроста наверху мне вспомнилась бойня. То, что разделывали там, сбрасывалось сюда. Кости успели обглодать полчища голодных крыс. Так вот что шебуршало в темноте. Я склонился пониже и различил останки, по меньшей мере, пяти человек. Но в этот миг раздался сильный хлопок, и в трюме стало темно.

Выродок!..

Я подскочил к люку и ударил в него кулаком. Бесполезно. Он был не только закрыт, но и припёрт чем-то снаружи. Корабли строят из крепкого дерева. Даже если стану крушить его мечом, едва ли сумею пробиться.

Это же надо быть таким болваном, чтобы не подумать о возможности покушения, в одиночку отправляясь в такое место! Теперь он может не трудиться, всю чёрную работу возьмут на себя крысы. Едва только погаснет мой факел.

Мне приходилось бывать в безвыходных положениях, но ни одно, пожалуй, не грозило такой отвратительной смертью. Я ещё долго буду оставаться в живых, пока меня обглодают. Интересно, что страшнее – муравейник или это?

Впрочем, имелось одно место, где они не скоро меня достанут. Корабль не стоял надёжно на берегу, он висел на отмели, и кормовая часть опускалась значительно ниже носовой. Должно быть, волны уже пробили днище, потому что там чернела вода. Я снова поднял свой факел и побрёл на корму, погружаясь в вонючую жижу по колено. Надо будет придумать, чем заменить факел, когда он погаснет.

С тех пор, как исчез дневной свет, крысы стали наглее. Если бы я не вошёл в воду, они уже бегали бы по моим сапогам. Сейчас они копошились и пищали у границы воды. Отвращение заставило меня сделать ещё шаг назад. Я забыл, что это может быть опасно. Корабль содрогнулся и заскрипел, начиная крениться на корму. Я поспешно шагнул обратно и замер, боясь пошевелиться. Крысы с возмущённым писком отхлынули, но далеко не ушли.

Итак, у меня всё же есть возможность выбирать между смертью в их зубах и утоплением. То и другое одинаково мерзко. Какие ещё оставались возможности?

Говорят, что крысы бегут с тонущего корабля. Если, предположим, я ещё раз нарушу равновесие, и судно начнёт погружаться, они хлынут наружу. Надо только различить, через какое отверстие.

Да, но между мной и крысой есть существенная разница в размерах. То, что подойдёт им, ничем не поможет мне.

Хорошо, другой способ: отыскать дыру, через которую поступает вода, расширить её мечом до таких размеров, чтобы прошли мои плечи, и выплыть наружу. У этого плана тоже был существенный недостаток – чем шире будет становиться отверстие, тем быстрее погрузится корабль. Мне может не хватить времени.

Итак, мы вернулись к первоначальному варианту: утонуть или быть съеденным? Ничего себе выбор! А факел догорает.

Наверху что-то заскрипело. Я затаил дыхание, вслушиваясь в его шаги. Пожалуй, убийца не даст мне выбраться и не уйдёт, прежде чем всё свершится. Может, конечно, и поторопить события, пройдясь по корме корабля.

Знакомый холод обдал мне спину. Что же, меня не удивило, что здесь присутствует зло – там, наверху оно ходило во плоти. Я уже не раз задумывался над тем, что обретённое мной чутьё подобно клинку без рукояти. Я могу отвести умысел, но при этом теряю всякую боеспособность. До сих пор мне везло. В данных обстоятельствах это только ускорит мой конец. Любое резкое движение там, где я стою, – и судно поползёт вниз. Оставалось сохранять неподвижность, обмирая от ужаса, и наблюдать в последних бликах догорающего факела, как передо мной сгущается тень в чёрном плаще. В этой тени мне чудились очертания всех моих врагов. Значит, так вот они меня настигли.

Впрочем, разница всё же есть! Я могу выбирать, умереть мне от страха, или сражаться с ним. Факел в последний раз моргнул ярчайшей искрой – и погас. Я закрыл глаза, чтобы лучше видеть Чёрного Человека, и переступил, упираясь понадёжнее.

Он тоже сместился, не позволяя мне приблизиться. Перед внутренним взором мой клинок светился, ярче пламени, и я хорошо различал то, что не смог бы увидеть глазами. Противник дразнил меня, то маня в царство крыс, то пытаясь обойти по воде. Я не торопился. Мне некуда торопиться. Пусть он только подойдёт.

Скупые мои движения всё же сделали своё дело. Под днищем захрустел песок, и я почувствовал, что корабль пришёл в движение. Крысы с писком хлынули наверх. Чёрный призрак попытался напасть. Я встретил его рубящим ударом.

На этот раз мало оказалось его зацепить. Но плоть моего противника, словно сотканная из канатов и паутины, не желала сдаваться. В нёй увязал клинок. Я прилагал усилия, рубил, уже не обращая внимания на то, что корабль скользит и кренится всё больше. Шум в голове, усталость, яростные всплески меча…

Я осознал вдруг, что его больше нет, а я почти повис, уцепившись за опорную балку и тяжело дыша. Снаружи послышался стук и голос Урсы:

- Визарий! Ты там жив ещё?

- Пока живу, - прохрипел я. – Будь осторожен, открывая люк - на тебя ринется крысиное войско.

- Я всегда осторожен, - хохотнуло снаружи. – Только постарайся выбираться быстрее. Я не хочу тонуть в твоей компании, Орясина.

И я побрёл наверх – туда, где свет уже пробивался в открытый люк. Вода бурлила под ногами, норовя утащить с собой в темноту.

Потом твёрдая, узкая ладонь охватила моё предплечье. Я выбрался наружу, и всё же продолжал себя гнать вперёд, потому что палуба уходила вниз, и не хотелось, чтобы нежданное благородство Урсы обошлось ему слишком дорого. Сознание я потерял уже на берегу…

Когда же это кончится?

Дьявол с ним, с предупреждением, - не могу я больше превращаться в медузу после каждой встречи с Чёрной Тварью. Чем-то таким пугала меня Жданка. Бедная девочка, каково ей было видеть это каждый раз – месяц за месяцем! Интересно, один ли призрак меня преследует, или они ко мне со всего света слетелись, как мотыльки на огонь?

Я лежал навзничь на сыром песке. У Урсы не хватило сил оттащить меня подальше, впрочем, он и не пытался. Вместо этого развёл костёр и сушил над ним промокшие сапоги. Ошеломительный аромат. Сейчас от моих такой же пойдёт.

Я сел, расправляя плечи и сверяясь со своими ощущениями. Грудь болит терпимо. Не этим вызвана моя слабость. Это всё потусторонняя схватка, будь она неладна! Меч лежал у правой руки. Удивительно, что я не выронил его при паническом, полубессознательном бегстве с тонущего корабля. Впрочем, он ведь – часть меня. Кажется, себя я пока не терял.

Когда я добрёл до Урсы, он уже доставал из мешка какую-то вонючую вяленую рыбу. Её аромат не могли перебить даже мокрые сапоги. Но мы накинулись на неё так, словно не ели неделю. А потом ещё неделю будет хотеться пить.

- Спасибо, - сказал я, утирая усы.

Урса странно смотрел на меня, словно у него где-то болело, но он сам не понимал, где именно: