Меч истины

- Домой ступай. Я тут потолкую ещё.

Он хотел спорить, потом глянул на меня и не стал. Понял, что бесполезно. Я подождал, пока он уйдёт, и повернулся к хозяину:

- Так чего ты с меня хочешь, жирный? Я оплатил всё, что заказал.

- Как же! А последний кувшин?

Последний. Тот, что принёс Кратон. Вот глист, надрался до сладких соплей, а я платить должен!

Линялый уже храпел с присвистом на столе. Я пожелал ему самого страшного кошмара и только собирался ответить, как снаружи раздался истошный визг, заставивший умолкнуть всех в таверне. Я ломанулся к двери, а за мной корчемный вышибала, которому хозяин поручил выколотить с меня плату. Плата убегала, вот он и заторопился. Если подумать, именно эти пять талантов дурного мяса меня и спасли.

Танаис – город руин. Сплошные пустыри да развалины. Я помчался на звук – в какие-то лабиринты битого камня. Люди там обычно не ходили, а кого-то вот занесла нелёгкая.

Визжал Пётр, развалившись на земле в нелепой позе. Я даже не сразу понял, что с ним не так. Над монахом на корточках сидел кто-то тёмный и странный. Услыхав мои шаги, пружинисто отпрыгнул и развернулся, показывая длиннющий нож. Поодаль, освещённое луной, лежало ещё чьё-то тело.

Моё появление убийцу не напугало. При виде меня он плотоядно ощерился. И подпрыгнул, как лягушка, на согнутых ногах. Я вынул меч, но в этот миг кто-то сзади рухнул мне на плечи. Я упал коленями в щебёнку, понимая, что это уже всё. Но тут затопали шаги слоноподобного вышибалы, и нападающие ночными тенями растворились в темноте.

Поднимаясь, я ощущал, как сердце бешено колотится в груди, мешая дышать. А ноги сделались очень тяжёлыми. Я переставлял их с трудом, приближаясь к христианину.

Убийца вспорол ему живот. Монах скулил всё тише, пытаясь зажать руками рану, кишки склизкими змеями шевелились между пальцами, и руки казались чёрными, а лицо - совсем белым.

Я обернулся к вышибале:

- Эй, туша! Беги ко мне домой, Жданку веди. Да скорее, ламии тебя заешь!

Только на жену мою вся надежда. Она умеет лечить, кровь останавливает словом. Только бы успела. Я сел подле Петра, положив свои ладони поверх его перепачканных кровью рук, и уже понимал – не успеет.

Жизнь вытекала из него. Он больше не стонал, дышал коротко, рывками, а белые волосы склеил предсмертный пот.

- Скажи что-нибудь! Мне скажи, чтобы я мог их найти!

Но он ничего не сказал. Раскрыл рот ещё пару раз, судорожно клацая зубами, а потом руки поползли вниз, и взгляд остекленел. Зачем было его убивать?

Второй труп оказался болтливым Евменом.

Из темноты возникали новые люди. Появился и стратег Александр, сопровождающий Аяну и Жданку.

- Ты хоть успел их разглядеть? – спросил он.

- Одного, и то не слишком.

- И что ты можешь сказать?

- Это были не ламии!

*

Приходилось ли Визарию стоять над телами тех, кто погиб его попущением? Он никогда не говорил об этом. Он вообще мало говорил. Этот опыт мне тоже пришлось обретать самому.

Мы хоронили Петра на третьи сутки, как заведено у христиан. Вырыли яму в степи к западу от городской стены. И Томба поставил на могиле крест, связанный из двух палок:

- Ему бы понравилось.

Аяна молча кивнула. Я подумал, что эту новую потерю она перенесёт тяжелее всех, но амазонка была спокойна. Никто из нас не знал, как полагалось провожать христиан. Мы просто постояли у могилы и пошли обратно. Закатное небо было выцветшим и белёсым, и одинокий крест на холме казался стоящим у самого края мира.

У Визария как-то всегда получалось делать и думать одновременно. Я же обнаружил, что крепок задним умом. Только вечером, когда Жданка уложила детей, а мы с Томбой усидели на пару кувшинчик боспорского вина, у меня стали появляться мысли. Они были назойливы и мучительны, и всё сводилось к одному: почему погибли Пётр и Евмен? Почему пытались убить меня, я как-то не задумывался. Чего ещё ждать при моём ремесле? Что меня на свадьбу позовут?

Стратег утверждал, что ночной грабёж не в традициях Танаиса. Да я и сам был уверен, что это связано с моим походом в таверну. Евмена могли убить за то, что слишком болтал. Я бы сам его убил, доведись мне пообщаться с ним не столь короткое время. Что же такого он сказал, чтобы заслужить две пяди железа в кишки?

Сначала говорили о рыбалке. Ничего интересного для меня. Разве что молчаливый Лин упокоил говоруна, охраняя рыбные места. Ага, потом… Потом вспоминали про ворон, которые вьются над трупами. И Евмен сказал, что видел это раз пять. Я не поверил. И никто не поверил, по-моему. А если правда? Уже не расспросишь - некого. Потом… потом зашла речь о пропавших. Евмен стал набиваться на разговор об изгнанниках Скильдингах, своих соседях. И к нам подошёл Кратон. Не ко времени подошёл, ещё бы парой стаканов позже!

Решительно, мне не думалось, особенно после боспорского. И как Длинный ухитрялся пить любое вино, как воду из колодца? Дав себе зарок подумать завтра, я пошёл спать в конюшню. Я подле смерти ходил, мало ли? Вдруг оно моих зацепит? Прежде не думал о таком, но чего в голову не придёт, когда жена – ведьма. Да и странная она стала, как в Танаис приехали. Что-то чужое между нами появилось. Но мне некогда было разбираться.

А назавтра с утра я пошёл разыскивать стратега. Отыскался он на постройке стены. Давно протрезвевший Кратон был рядом, как и всегда.

- Скажи, Александр, ты такого человека в городе не знаешь? Щуплый, рожа узкая, с бородкой. Глаза узковатые тоже. Гибкий, прыгает, как жаба. Росту небольшого, длиннорукий.

А ведь много я успел запомнить, если вдуматься, пока эта жаба ко мне с ножичком скакала!

Стратег думал недолго:

- Это Кикн, сын Деметрия. Где ты видел его?

- Не где, а как. Этот Кикн меня прирезать хотел. И, похоже, что он Петра с Евменом уходил. Где мне его найти?

Кратон и Александр обменялись взглядами. Потом стратег сказал врастяжку:

- Не получится его найти. Кикна в городе быть не должно. Его ведь изгнали лет пять назад.

Ага, только он об этом видать забыл! Или через стены попрыгать захотелось. По родным улочкам с ножиком поскакать.

- Это он – сын мясника, зарезавший собаку?

- Если бы зарезавший! Видел бы ты, что сотворил этот ублюдок! Он её на куски порвал.

- На куски, говоришь? Как необычно! Такого в Танаисе не водится, правда?

Стражи порядка снова переглянулись. Потом Кратон нерешительно произнёс:

- Ты думаешь, что ламии…

- Я не думаю, что ламии. Я думаю, что один мужик меня держал, а другой резать собирался. И этого другого вы с позором из города изгнали. За то, что он из мяса мозаики делал.

А вот о том, втором, мне следовало подумать. Кикна в корчме не было. Я не заметил, и другие не заметили. Его бы узнали, Евмен, земля ему пухом, точно бы не смолчал. Значит, наши разговоры слушал кто-то ещё. Но кто?

Вот когда я снова жалел, что со мной нет Визария. Он умел запоминать увиденное в мельчайших деталях и с первого взгляда. Боги дали ему хорошие глаза. Я же лучше помнил речи.

По речам же… Когда я пришёл, в корчме сидело… сколько же человек? Так, за столом с Евменом: Лин, рябой арфист, долговязый юнец, спрашивавший про ламий, ещё какой-то не очень заметный мужик. И всё. Нет, был ещё придурковатый сопляк, которого Кратон согнал. Он за всё время не произнёс ни слова. За соседним столом двое, но они ушли ещё раньше, чем появился Кратон. Потом, после Кратона, приходили многие, но разговор тогда уже закончился. Итак, кто-то из тех, кого я видел за столом.

Кратон? Исключено! Он дрых, как бревно, когда я убегал на крики.

Из Евменовой компании раньше всех ушёл Лин. А потом исчез придурковатый сопляк. Остальные вроде ещё оставались. Лин или сопляк? Конечно, Лин! У сопляка сил бы не хватило меня держать, руки были мужские.

А может и не Лин. Трактирщик или вышибала тоже слышали разговор. Вышибала отпадает, он прибежал следом за мной. Трактирщик тоже – и по двум причинам. Он был в корчме, когда Пётр закричал. И потом, ну не осязал я его брюхо спиной. Нападавший твёрдый был, как доска, и очень сильный. Воин, а не пузырь с вином.