Страница 12 из 28
— И он не будет! Он так сказал, он поклялся отомстить.
— И что тогда? Я потеряю шестьсот долларов в год только потому, что ему хочется посчитаться с ними? Провалиться мне на этом месте, если я это допущу, чего бы мне это не стоило!
— Это ведь так легко, словно перепрыгнуть через бревно. Полчаса просидеть на корточках в кустах перед тем мгновением, когда достаточно плавно нажать на курок, и все будет кончено. Еще, возможно, небольшие усилия, чтобы убрать тело, но если я легко сделаю первое, мне не составит труда сделать и последнее. Я знаю один водоем, который весьма подойдет для сокрытия трупа.
— Разве кто-нибудь заподозрит меня? Никто даже не узнает. Никто кроме меня; я думаю, эта дело будет сохранено в тайне так долго, сколько я пожелаю.
В течение некоторого времени старый пират стоял молча, словно прикидывая все за и против успеха своего черного замысла.
Внезапно громкий возглас прервал тишину, что означало изменение хода его мыслей. Не то, чтобы он отказался от своего дьявольского замысла, однако ему пришел в голову другой, более простой для осуществления план действий.
— Джерри Рук! Джерри Рук! — пробормотал он, обращаясь к самому себе, — что за глупости сейчас пришли тебе на ум! Ты до сих пор никогда не проливал ничью кровь и не должен становиться убийцей. Это будет лежать тяжелым грузом на твоей совести; кроме того, кто-нибудь может услышать. Звук выстрела сотрясает воздух в любое время, особенно ночью, и есть больше шансов на то, что кто-то заинтересуется этим и придет туда, где слышал выстрел. Допустим также, что он, Дик, не будет убит с первого выстрела. Провалиться мне на этом месте, если б я захотел его добивать в этом случае. А это такое дело, что надо быть хладнокровным. Между тем, одно слово плантатору Брэндону будет сильнее, чем шесть выстрелов из самой меткой винтовки. Только дать ему знать, что Дик Тарлетон здесь, и плантатор достанет его из-под земли. Он сразу же позовет на помощь остальных, и они быстро завершат это дело, начавшееся Бог знает сколько лет назад. Они быстро с ним справятся, и нет никакой опасности, что у него останется время на пустую болтовню об этом, или о чем-нибудь еще, я полагаю. И никакой опасности для меня. Намека вполне достаточно, мне даже не нужно показываться им на глаза — великолепный план, черт побери!
— Как бы лучше всего намекнуть им? Ха! Я могу написать — по счастью, того, чему я научился еще в школе, вполне достаточно — письмо плантатору Брэндону. Девушка может отнести его на плантацию. Ей не следует ничего знать. Она может принести письмо под своим плащом и отдать его неграм, которые, я уверен, постоянно шатаются по плантации. Не нужно никакого ответа. Я знаю, что сделает Брэндон после получения письма.
— Итак, нельзя терять ни минуты. Дик сейчас уже должен быть в городе. Трудно сказать, сколько времени он там пробудет, но они должны перехватить его по пути обратно. Они могут за это время подготовиться, дожидаясь его на поляне, которая как будто предназначена для этой цели, — на той самой поляне, где они однажды его чуть не повесили.
— Нельзя терять ни минуты. Я должен вернуться в хижину и написать письмо.
Поглощенный своим дьявольским замыслом, он поспешил вернуться в дом; переступив порог, он позвал дочь на кухню.
— Иди сюда, девочка! У тебя есть бумага, на которой ты пишешь в школе. Принеси-ка мне чистый лист, ручку и чернила. Поторопись, дочка!
Молодая девушка удивилась, зачем отцу понадобились эти вещи, которыми он так редко пользовался. Но, не приученная задавать лишних вопросов, она молча выполнила просьбу старого охотника.
Ручка, чернильница и бумага помещены на грубый деревянный стол, Джерри Рук сел за него и взял своими грубыми пальцами ручку.
После нескольких минут раздумья над формой послания он, наконец, приступил к его написанию.
Написанное ужасным, корявым почерком, но короткое и простое, выглядело оно следующим образом:
"Плантатору Брэндону, эсквайру.
Сэр, я полагаю, что Вы помните человека по имени Дик Тарлетон, и возможно, Вы хотели бы встретиться с ним. Если так, Ваше желание может быть удовлетворено. Он в настоящее время находится в городе Хелина — в окрестностях, где именно, я не знаю. Но я знаю зато, где он будет перед рассветом: он пройдет по дороге, ведущей из города в поселок на Белой реке. Он не будет передвигаться быстро, поскольку он путешествует пешком, и, без сомнения, ему не миновать поляну недалеко от Канни Крик. Если Вы или кто-нибудь еще захотите его встретить, эта поляна — очень хорошее место, поскольку она расположена на его пути.
К Вашим услугам,
Незнакомый Друг."
Джерри Рук совершенно не опасался того, что узнают его почерк. Он так давно писал в последний раз, что и сам не помнил, когда.
Свернув лист и запечатав его несколькими каплями смолы, разогретой в пламени свечи, он написал адрес: «Плантатору Брэндону, эсквайру.» Затем он позвал девушку и поручил ей отнести письмо, чтобы передать его инкогнито.
Лина, завернувшись в плащ, скрывший ее красивую фигуру, с головы до ног, ушла из дому по тропинке, ведущей к плантации Брэндона. Бедный, наивный ребенок! Невинная, как лесной олень, она не знала, что несла в руке смертный приговор для того, кто, хоть и был ей мало знаком, должен был стать очень дорог, — для Дика Тарлетона, отца Пьера Робидо!
Она передала письмо, однако сохранить инкогнито ей не удалось. Хотя лицо ее было закрыто плащом, маскировка не помогла. Негр, прислуживавший по дому и взявший у нее письмо, по белой протянутой руке и изящным пальцам узнал дочь «старого охотника, живущего недалеко от Канни Крик». Именно так он и доложил своему хозяину, когда тот спросил, кто принес письмо.
Стало ли известно имя автора письма или нет — это уже не имеет значения. Тот факт, что имя писавшего открылось, никак не повлиял на реализацию его жестоких планов. На следующее утро солнце, взошедшее над поляной недалеко от Канни Крик, описанной в письме Джерри Рука, осветило ужасную картину — тело человека, повешенного на ветке дерева.
Эта была та самая ветка, где ранее был повешен молодой охотник, Пьер Робидо! Это было тело его отца!
Не было никого рядом, и никаких признаков жизни у повешенного; ничто уже не могло защитить тело от черных стервятников, все еще кружившихся над медвежьими костями, а также от изможденного серого волка, разделившего с ними трапезу. Зато можно было обнаружить многочисленные следы человека на траве, которые говорили об отчаянной борьбе, а также утоптанную траву под деревом, послужившим виселицей. Именно там стоял судья Линч, окруженный наскоро выбранными присяжными и палачами, в то время как над ними раскачивалась жертва их мести. Еще один фарс, пародия на суд, еще один смертный приговор; и трагедия, которая была силой обстоятельств надолго отложена, теперь разыгралась и достигла заключительной сцены — сцены смерти.