Диптих безмолвия

в некий единый строй. Но этот единый строй, будучи строем всецелого стремления к некоей, здешней, «мирской» цели, заведомо отличен от синергийного строя! Разумеется, и всякое естественное состояние также отлично от него, но очевидно, что в данном случае это различие гораздо глубже и радикальней: если естественное состояние есть простое отсутствие всякого глобального порядка (строя, единства), податливое к внесению такового, то состояние, качествующее нашим «глобальным, но не запредельным» качествованием, есть настоящая антитеза синергийному строю: оно уже организовано в свой собственный глобальный порядок, исключающий любой другой, и в том числе синергийный. Вновь соблюдая соответствие с аскетической антропологией, мы будем называть такие «антисинергийные» состояния «страстными», а также еще — «противоестественными». Если же еще ввести термин «сверхъестественное состояние» для (экстатического) пребывания в синергийном строе, то мы полностью воспроизведем традиционную аскетическую схему трех главных типов или уровней устроения человека.

К каким же последствиям для нашей картины энергийно–экстатического соединения человека и Личности, складывающейся из Praxis и Theoria, приводит существование страстных состояний? Что касается Praxis, то характер ее теперь усложняется. Если человек находится в антисинергийном состоянии, то множество его энергий не допускает непосредственного преобразования в синергийный строй. Более того, априори казалось бы, что это множество теперь вообще не будет допускать никакого дальнейшего преобразования. Ведь во всякое глобальное качествование вовлечены все энергии человека, и при этом они все организованы и сообразованы между собой в определенный порядок и единство. Они все подчинены данному качествованию, все служат осуществлению его, и нет никаких энергий, которые были бы направлены к его разрушению или изменению. Иными словами, глобальные конфигурации множества энергий, глобальные качествования, вообще говоря, должны быть стабильны, устойчивы. Реализация фундаментального стремления, глобальное запредельное качествование, не оказывается устойчивым лишь в силу своей запредельности, которая приводит к экстатичности, к необходимости постоянно воспроизводить, проделывать сызнова достижение синергийного строя. В случае же страстного, глобально–мирского состояния такого препятствия нет — и, казалось бы, однажды в него попав, человек уже так и пребудет в нем, «в плену отрасти» [50]. Но происходит иначе.

Трудно и кризисно, далеко не с той легкостью и текучестью, с какою сменяют друг друга состояния естественные, но все же человек покидает и страстное состояние. Оно оказывается лишь относительно устойчивым (и за счет этого способным, как мы увидим, нарушить течение Theoria), но не абсолютно устойчивым. Тому имеется причина глубокая и простая: неискоренимость синергии в человеке. Как энергия фундаментального стремления, составляющего высшее определение человека, она присуща человеку неотторжимо, она суждена ему — и не может полностью покинуть его. Бытийное беспокойство, ощущение онтологического «не то» не могут исчезнуть окончательно и целиком. Антисинергийное, глобально–мирское устроение лишь относительно, а не абсолютно устойчиво именно потому, что оно может быть лишь относительно, а не абсолютно глобально: в нем непременно присутствуют и какие‑то зерна, искры, зачатки синергии, оставшиеся и кроющиеся в человеке. Они‑то и приводят в конце концов к выходу из страстного состояния. Таким образом, этот выход — или, иными словами, трансформация множества энергий человека из противоестественного в естественное устроение — есть также работа синергии. Но это — особая работа, отличная от складывающейся из самособирания и самопревосхождения работы возведения естественного состояния в сверхъестественный синергийный строй. За этой работой исконно закреплено название покаяния. Так в нашей аналитике появляется новое существенное понятие. По общему правилу, оно вводится своим «синергийным определением», указывающим его место и роль в домостроительстве фундаментального стремления: покаяние есть синергирование в условиях страсти»: «начинательная» или «негативная» работа синергии, имеющая своей целью разрушение глобально–мирских конфигураций множества энергий.

Прохождение покаянных трудов — сложный и специфический процесс, когда в человеке сталкиваются сразу многие импульсы, многие качествования, остро и резко контрастирующие друг с другом: здесь и еще неизжитая, неодоленная страсть, сопротивляющаяся уходу благодаря своей относительной устойчивости; и собственно само покаяние — самоосуждение, отвращение к себе, тяга избыть, стряхнуть с себя, извергнуть из себя — что же? — да без малого, всего себя целиком, ведь страстное устроение почти глобально; и уже предчувствуемое, уже приоткрывающееся обновление, возрождающее человека для соединения с Личностью[51].  В подробности этого процесса (классической аналогией которого служат болезнь и выздоровление) мы не можем входить сейчас.

Кратко описанную нами работу покаяния можно считать входящей в состав Praxis в качестве ее особой начальной фазы. Однако наличие такой фазы существенно сказывается и па протекании, на характере Theoria. Здесь нужно вспомнить, что в силу предиката экстатичности, Theoria не означает исключительного пребывания человека в сверхъестественном состоянии. Человек здесь существует одновременно, параллельно и в естественном, и в сверхъестественном состоянии, работой синергии непрестанно возводя естественное состояние в синергийный строй. Но невозможно существовать одновременно и в сверхъестественном и в противоестественном состоянии! Когда в ряду сменяющихся естественных состояний, отправляясь от которых, достигаются элементарные экстатические акты, оказывается противоестественное, антисинергийное состояние (а такая возможноость всегда существует благодаря удобоизменяемости естественных состоящий), восстановление синергийного строя сталкивается с препятствиями и благодаря относительной устойчивости таких состояний тормозится, причем его непрерывность, необходимая для поддержания Theoria, нарушается. Таким образом, наличие антисинергийных состояний приводит к возможности прекращения, утраты Theoria, к постоянной опасности обрыва цепочки элементарных экстатических актов и разрушения энергийного соединения.

В итоге, наше описание продвинулось уже достаточно далеко для общих заключений о том, что же за тип процесса представляет собою реализация фундаментального стремления человека, энергийной связи в расщепленной реальности. Прежде всего, как процесс, не ограничивающийся рамками здешнего бытия, но осуществляющий связь различных бытийных горизонтов, это есть процесс онтологический. По характеру своего протекания он отличается глубочайшим своеобразием, не позволяющим сблизить его ни с одним из известных типов процессов в горизонте здешнего бытия. Начать с того, что если эти последние однозначно подразделяются на динамические и статические, то энергийно–экстатическое соединение человека и Личности не может быть отнесено ни к тому, ни к другому классу, совмещая в себе существенные черты обоих. Поскольку начальный статус человека в ходе процесса не изменяется (онтологически), не исчезает никуда, не переходит в другой, но остается всегда наличествующим, процесс следовало бы считать статическим пребыванием. Однако, с другой стороны, любого рода соединение бытийных горизонтов есть некоторое действие, онтологический акт; если два различных горизонта бытия входят в соприкосновение и соединение между собой, здесь необходимо присутствует онтологическое движение, онтологическая динамика. Сменяющиеся улучения и утраты соединенности энергии человека с энергией Личности создают даже ярко выраженную динамическую картину расщепленной реальности. Так что наш процесс является одновременно и статическим и динамическим процессом, примером преодоления их противоположности.

50

50 Неоднократно, от св. Иоанна Кассиана до Рильке (к примеру), отмечалась эта самовоспроизводимость, предсказуемостъ течения страстей, напоминающего, в сущности, механические движения под действием заданных сил. Парадокс страсти в том, что при всей остроте будимых ею переживаний она — механична. Утрачивая в страстном устроении синергию и свободу (как ниже увидим, неразрывно связанные между собой), человек, раб страстей, делается предопределяем и «вычислим» как небесное тело на своей орбите, захваченный в сферу действия известной системы сил и движущийся согласно законам этих сил, как светила — по законам небесной механики. Более того, и сами силы в обоих случаях — существенно одного рода: силы влечения и отвращения или, что вполне то же, притяжения и отталкивании. Здесь, кстати, лежат корни астрологии и ее относительная эвристическая справедливость. За вычетом начала синергии или, равносильно, свободы — или, равносильно, высшей сути человека — сфера человеческих отношений, человеческих судеб обладает действительным подобием небесной сфере. Отсутствие же этих начал как раз и отвечало языческой картине мира и человека, и в рамках этой картины астрология как нельзя более естественна и законна…

51

51 Ср., например: «Покаяние не есть лишь осознание и переживание вины; это и воля к освобождению от вины, к свободе от зла и уже начало этой свободы». Архиеп. Иоанн Шаховской. Биография юности. П. 19.77, стр. 97.