Страница 1 из 3
Джозеф Пэйн Бреннан
ДВОР КАНАВАНА
Впервые я встретил Канавана двадцать лет назад — сразу после того, как он переехал из Лондона. Старик был антикваром и любителем редких книг, поэтому вполне естественно, что, поселившись в Нью-Хэвене, он открыл магазинчик, где продавал уцененные и бывшие в употреблении книги.
Поскольку его малый капитал не позволял ему арендовать помещение в центре города, он совмещал свое жилье и магазин в отдельном старом доме на окраине. Этот район был малонаселенным, но так как основные сделки Канавана проводились по почте, данный факт почти не влиял на процветание бизнеса.
Довольно часто, после утренних часов за печатной машинкой, я отправлялся в магазинчик Канавана и проводил там некоторое время, копаясь в залежах старых книг. Мне нравилось это — тем более что Канаван никогда не прибегал к навязчивым методам современной торговли. Он учитывал мое финансовое положение и не хмурился, когда я уходил с пустыми руками.
Фактически, он был рад уже одной моей компании. Лишь несколько покупателей навещали его регулярно, и мне кажется, большую часть времени он скучал в одиночестве. Иногда, когда бизнес шел медленно, он заваривал английский чай, и мы сидели за столом, наслаждаясь напитком и говоря о книгах.
Канаван действительно выглядел, как книжный продавец — или, точнее, как карикатура на него. Он был сутулым, небольшого телосложения, и его голубые глаза смотрел на вас из-за архаических очков со стальными дужками и почти квадратными линзами.
Я сомневаюсь, что ежегодный доход Канавана позволял ему покупку этого дома. Однако он был очень доволен. Точнее, был доволен, пока не присмотрелся к своему двору. За ветхим старым домом, в котором он содержал свой магазин, располагался длинный изолированный дворик с кустами ежевики и высокой пятнистой травой. Унылый вид дополняли хиреющие яблони, сухие и черные от самых корней. Сломанный деревянный забор с обеих сторон двора зарос хмелем. Казалось, что доски погрузились в землю. Двор представлял собой невзрачную картину, поэтому я часто удивлялся лени Канавана. Ведь он мог бы вычистить его за пару дней. Впрочем, это было не мое дело.
Однажды вечером я посетил магазин, и Канавана не оказалось в торговом зале. Я прошел по узкому коридору в заднюю комнату, где он иногда работал, распаковывая пачки с книгами. Когда я вошел туда, Канаван стоял у окна и смотрел на задний двор. Я хотел поздороваться, но по какой-то причине воздержался от слов. Думаю, меня остановило его странное поведение. Он смотрел на двор очень внимательно, словно был полностью поглощен тем, что видел там. Противоречивые эмоции отражались на его лице. Казалось, он был очарован и напуган. Что-то влекло его к себе и вызывало отвращение. Заметив меня, он подпрыгнул от неожиданности. Какое-то мгновение Канаван разглядывал меня так, как будто видел абсолютно незнакомого человека. Затем его улыбка вернулась, голубые глаза моргнули за стеклами квадратных очков, и он покачал головой.
— Иногда мой задний двор выглядит очень забавно. Если смотреть на него достаточно долго, то кажется, что он тянется на несколько миль!
Вот и все, что он сказал в тот раз, и вскоре я забыл о его словах. Не знаю, было ли это началом той ужасной истории.
С того момента, когда бы я ни приходил в магазин, старик всегда находился в подсобке магазина. Иногда он делал вид, что занимался работой, но чаще просто стоял у окна, глядя на свой мрачный двор. Порой он стоял там по несколько минут, даже не замечая меня. Что бы он там ни видел, это полностью поглощало его внимание. В такие моменты лицо Канавана выражало испуг, смешанный с забавным предвкушением удовольствия. Обычно, чтобы заставить его отвернулся от окна, мне приходилось громко кашлять или шаркать ногами.
Позже, говоря о книгах, старик снова становился прежним Канаваном, но у меня возникало тревожное чувство, что он говорил и действовал автоматически. Его мысли по-прежнему витали на том чертовом заднем дворе.
Несколько раз я хотел расспросить его о странном наваждении. Но хотя слова крутились на кончике моего языка, я смущенно ограничивался молчанием. И вы сами подумайте! Как я мог делать замечания человеку, который смотрел на собственный двор? Что тут можно сказать, и какими фразами? Одним словом, я хранил молчание. Хотя позже горько пожалел об этом.
Бизнес Канавана, и до этого не процветавший, начал клониться к упадку. Хуже того, он выглядел ужасно истощенным. Старик исхудал и стал еще более сутулым. Хотя его глаза оживленно сияли, я понимал, что это был лихорадочный блеск, а не прежнее проявление здорового энтузиазма.
Однажды вечером, заглянув в магазин, я нигде не нашел Канавана. Решив, что он вышел на задний двор, я посмотрел в окно. Старика там не было. Пока я разглядывал двор, меня охватило необъяснимое чувство одиночества. Оно накатило, как волна Ледовитого океана. Мне захотелось уйти от окна, но что-то удержало меня. Глядя на убогое сплетение шиповника и травы, я почувствовал нечто такое, что нельзя описать одним любопытством. Возможно, какая-то рассудительная и аналитическая часть моего ума пыталась раскрыть источник внезапной депрессии. Или возможно некая черта того скверного двора привлекла меня на подсознательном уровне, которому я никогда не позволял проникать в мою разумную жизнь в часы бодрствующего сознания.
В любом случае, я остался у окна. Длинная коричневая трава слегка колыхалась на ветру. Гниющие черные деревья оставались неподвижными. Ни одной птицы, ни одной бабочки. И вроде не на что было смотреть, кроме стеблей пятнистой травы, жалких деревьев и редких кустиков шиповника, однако что-то было в этом изолированном куске ландшафта. У меня возникло чувство, что я стою перед какой-то загадкой и, что если посмотреть еще немного, она решится сама собой.
Простояв там несколько минут, я почувствовал странное ощущение. Перспектива слега изменилась. И дело тут было ни в деревьях и ни в траве, а в том, что сам двор расширил свои пределы. Сначала я просто констатировал, что он стал гораздо шире, чем я думал раньше. Потом у меня появилась понимание, что на самом деле он растянулся на несколько акров. И, наконец, я стал убежденным, что двор тянулся на бесконечное расстояние. Выйдя туда, я мог бы пройти мили и мили, прежде чем добрался бы до конца. Меня охватило почти неудержимое желание выбежать в заднюю дверь, нырнуть в море колыхавшейся травы и идти вперед, пока я не увижу, как далеко тянулся двор Канавана. Фактически, я уже хотел сделать это, когда увидел старика.
Он появился в зарослях высокой травы у ближайшего края двора. На какой-то миг он, казалось, опешил. Канаван смотрел на стену собственного дома, словно никогда не видел ее прежде. Он был взъерошен и ужасно возбужден. Колючие кусты цеплялись за его одежду. Клочья травы прилипли к подошвам старомодных туфель. Он дико вращал глазами. Еще немного, и Канаван повернул бы назад. Он был готов броситься в заросли растений, из которых только что выбрался.
Я громко забарабанил по стеклу. Старик остановился, оглянулся через плечо и увидел меня. Постепенно его возбужденное лицо обрело нормальное выражение. Он усталой походкой направился к дому. Я поспешил к двери и помог ему войти. Канаван прошел в торговый зал и опустился в кресло. Я последовал за ним. Взглянув на меня, он тихо прошептал:
— Фрэнк, не могли бы вы напоить меня чаем?
Я налил ему чашку чая, и он залпом выпил почти кипяток. Старик выглядел ужасно истощенным. Он настолько устал, что не мог говорить.
— Вам лучше провести в постели несколько дней, — сказал я, покидая его.
Он слабо кивнул и пожелал мне спокойной ночи. Когда на следующий день я вернулся в магазин, торговец книгами был мрачным и расстроенным. Канаван и словом не обмолвился о вчерашнем инциденте. Примерно на неделю он, казалось, забыл о заднем дворе. Но однажды, когда я навестил его, он снова стоял у окна подсобки. И он с огромной неохотой отвел взгляд от полусгнивших яблонь. Я понял, что старик стал одержимым этой путаницей трав и кустов за его домом.