Цепь-2

И те же люди, что следили за выпасом и выжеребкой, как имеющие опыт обращения с конским составом, попеременно несли действительную службу в армии. И пришлись в этой армии очень кстати. Из-за особенностей местного климата, когда дождь идёт практически половину староземельного года, все пути и дороги приходят в полную негодность. Даже гусеничная техника зачастую вязнет в этом море грязи, не имея возможности выполнить поставленные задачи. И только лошади способны пробираться по этим чачам и доставлять грузы на дальние заставы и опорные пункты.

Ко всему этому прибавлялась особенность южного театра военных действий. Там, за Амазонкой, на горных перевалах удобно и привычно для себя уселись чеченцы. Да, количество их вылазок к двадцать пятому году на территорию Протектората сократилось в разы, но они не прекратились совсем. Держать вечно очаг напряженности на южной границе было нельзя, и военное руководство регулярно отправляло отряды в эти горы, чтобы остудить наиболее буйные головушки абреков. И естественно для этих целей солдатам необходимы были миномёты, крупнокалиберные пулемёты, да те же горные пушки или гаубицы, которые на себе далеко не утащишь. И тут опять на помощь пришли лошадки, способные на своих вьюках поднять груз даже на самую высокую гору.

В отличие от мокрого сезона, когда транспортно-вьючные взвода действовали самостоятельно, как отдельная единица под управлением службы тыла, в горах вьючные отделения или взводы придавались другим подразделениям, в зависимости от их численного состава и поставленных задач.

Но не только транспортировкой грузов занималась новоявленная кавалерия. Разведка на подходящих участках, быстрое занятие позиций конным десантом, до подхода основных сил и прочие быстрые и неожиданные действия на пересеченной местности, недоступной военной технике.

Для этих целей на три транспортно-вьючных взвода создавался один разведывательно-штурмовой. Именно в таком соотношении взвода и отправлялись на службу, как, например, должно было произойти и сегодня.

Двести семьдесят человек, весь имеющийся здесь личный состав Войска, вместе со своими лошадьми построились перед своим командиром, капитаном Лысенко, седым стариком, успевшим послужить в последнем советском кавалерийском полку, и сейчас, на старости лет, вновь призванного на службу. Все за глаза звали его Атаманом или Батькой, за отеческую заботу о личном составе и лошадях, но сам Лысенко требовал, чтобы к нему обращались по воинскому званию или по имени отчеству, и никак иначе. И даже в строю он запрещал надевать подчинённым папахи, кубанки или казачьи фуражки. Единственно, чем их форма отличалась от формы других военнослужащих - это петлицы с подковой, хромовые сапоги и, каким-то чудом разрешенные руководством, имперские кокарды. В чём же ходили люди вне строя, капитана не интересовало совсем, чем и пользовались окружающие.

- Воль-но! - скомандовал он, всё еще зычным голосом, и внимательно оглядел своё воинство еще раз.

Тишина повисла над майданом. Женщины, которых было большинство в толпе, тут же притихли.

- Сегодня часть из вас впервые отправляется на службу не по ротации, как раньше, а на усиление, - продолжил капитан. - Я не буду много говорить, что это значит. Я лишь попрошу вас всех, как ваш командир, и просто как человек, годящийся вам в деды - будьте осторожнее. Следуйте уставу. Не теряйте голову. И возвращайтесь живыми!

- Так точно, товарищ капитан! - как единый организм рявкнул строй.

- Итак, - вновь взял голос Лысенко, - согласно распоряжению штаба Русской Армии, приказываю разведывательно-штурмовым взводам лейтенанта Никишина и младшего лейтенанта Медведева, а также транспортно-вьючным взводам лейтенантов Савельчука, Симонова, Рудина и Калинина отправиться на усиление боевых частей Южного военного округа.

Толпа ахнула. Еще никогда казаки в таком количестве не несли боевой службы одновременно. Предчувствие беды витало над людьми, мужики вне строя переглядывались, а кто-то из женщин даже начал плакать.

- Взводам лейтенанта Михальчука и младшего лейтенанта Юхновца, остаться в пункте постоянной дислокации в резерве, - закончил капитан, добавив после небольшой паузы. - А теперь приступить к смотру вооружения и конского состава.

Лысенко лично, в сопровождении двух своих заместителей в том же звании, что и он, обошел каждого бойца, осмотрел его амуницию, снаряжение, доброту лошадей, их чистоту и состояние. Заглядывал в копыта, в зубы, проверял седловку. И только после этого от него поступил приказ приготовить лошадей к транспортировке.

Конь, какими бы выносливым он не был, в день без ущерба для себя может пройти не больше шестидесяти километров. Смех, да и только, со стороны современного обывателя. Любой запорожец уедет дальше.

Уедет.

Там где есть дороги.

А вот где дорог нет, пройдёт конь. И чтобы этот конь сохранил свои силы для дела, его на место службы привозят в специальных коневозках - больших прицепах за обычными тягачами. В каждом из них помещается тридцать-тридцать пять голов. И, по сути, конский состав одного взвода располагается в одном прицепе. Казаки же, за своими лошадьми едут на полноприводных автобусах, складировав весь багаж на крышу.

Вот и сейчас, когда кони были крепко привязаны в фургонах, а вещи заняли своё место на ригелях крыши, мужчины прощались со своими близкими.

- Ты это, не геройствуй! - напутствовала Зинаида своего мужа. - Слышишь? У тебя дитё должно народиться! Не забывай!

- Забудешь тут, как же, - улыбнулся Максим. - Не бзди, подруга, прорвемся!

- Да ну тебя! - тут же обиделась супруга.

- Любимая! - Макс прижал её крепко к себе и поцеловал в темечко. - Не переживай. Вернусь я целый и невредимый! Как раз к родам и успею! Слово даю! Слышишь?

- Обещаешь?

- Конечно, обещаю! Куда же я без тебя?

- Хзм... - послышалось за спиной, Обернувшись, лейтенант увидел Михаила, неловко переступающего с ноги на ногу. Таким друга ему еще встречать не приходилось. - Я это... Попрощаться...

- В смысле попрощаться? - весело усмехнулся Максим, - Ты от меня так быстро не отвертишься! После командировки собираемся у меня!

- Не получится, - пряча глаза, ответил Гец. - Не доживу.

- В смысле?

- Рак у меня в последней стадии. Врачи месяца три дали. Максимум.

- Да как же... - опешил Макс. - Ты же в училище перевестись хотел. Планы строил. Как так?

- А вот так. Нет у меня планов. С тобой эти дни хотел провести и застрелиться к чертям. Чтобы не умирать на кровати, как немощный старик, гадя под себя.

- И что теперь?

- Теперь в отряд свой вернусь. Раз такая веселуха пошла, то может меня из чехов кто пристрелит..

Протекторат Русской Армии. Ханкала. 30 день 7 месяца 25 года. Вторник. 06:08

В Ханкалу, административный центр 'Южного Военного Округа', механизированная кавалерия прибыла уже затемно.

Кони очень спокойно перенесли длительное путешествие по раскалённой жарким солнцем саване. Хотя среди казаков эту местность уже стали величать не иначе как Степь. Ни рощи, ни деревца - лишь бескрайняя, чуть всхолмленная даль, усеянная высокой и душистой травой, да кустарником в пойме редких рек.

Тем необычнее выглядела на этом открытом, словно ладонь, месте русская военная база.

Очень давно, когда набеги чеченцев из-за Амазонки были обычным и нечем не примечательным событием, здесь, на истоке небольшого ручья, берущего начало из сети бурно бьющих родников, был организован стационарный военный лагерь. Расположение его было идеальным. Отсюда было легко контролировать и снабжать сеть взводных опорных пунктов и застав, расположенных дальше, непосредственно на речных берегах.

Со временем лагерь разросся, заматерел. Брезентовые палатки уступили место капитальным строениям. Здесь обосновался штаб и тыловая служба, был организован полноценный стационарный госпиталь, где проводились сложнейшие операции военными медиками, проживающими тут же. Не обошлось и без гауптвахты или попросту 'губы', куда ссылались накосячившие бойцы с далёких застав. Здесь же были организованы войсковые мастерские по ремонту вооружения и техники, склады РАВ и прочее, прочее, прочее, необходимое военным.