Страница 17 из 19
Дантек лежал на полу, жизнь медленно покидала растерзанное тело, и вдруг он почувствовал, что его окружают люди. Это было невозможно. Хотя Дантек и умирал, он все же находился в сознании и понимал, что такое невозможно; он знал, что в батискафе, кроме него и Хеннесси, никого нет. Но даже если бы здесь и могли оказаться люди, их слишком много. И хотя Дантек точно знал, что происходящее невероятно, выносить это было невмоготу – в особенности когда он различил лица окружающих. Все это были люди, знакомые ему по боям на Луне; они не просто погибли, а пали от его, Дантека, руки, чтобы он смог забрать у них драгоценный кислород и выжить за их счет. Один за другим они выступали вперед, а Хеннесси в это время, стоя на коленях, продолжал молотить его железякой. Потом он склонился над неподвижным телом Дантека и впился в губы поверженного напарника, чтобы высосать последние капли жизни. Дантек попытался напоследок судорожно вдохнуть и умер.
20
Обессиленный, он выронил железную пластину и с трудом доковылял до своего кресла. Усевшись, рукавом утер с лица кровь и прикрыл глаза.
Хеннесси просидел в неподвижности несколько минут, постепенно восстановил дыхание и только тогда начал осознавать, что же натворил.
Он открыл глаза, увидел кровавое месиво на полу, и его чуть не вырвало. То, что осталось от Дантека, с трудом можно было назвать человеческим телом. Руки и ноги вывернулись под причудливыми углами, голова сплющилась, а череп на макушке треснул. Выглядела картина намного хуже, чем когда взорвался Шейн. Хеннесси затравленно огляделся. Это что, его рук дело? Но как такое возможно? Дантек был закаленным, прошедшим огонь и воду бойцом, намного более сильным, чем Хеннесси, – когда Дантек схватил плечо, его парализовало болью. Нет же, он просто не мог этого сделать, ни за что в жизни не смог бы!
Но если Дантека убил не он, то кто?
И куда подевался брат? Все происходит в действительности или же ему только внушают это?
– Шейн? – позвал Хеннесси.
Внезапно в наушниках захрипел прерывистый голос Таннера (или кого-то, притворявшегося Таннером):
– …меня. Пожа… ветьте. Хеннес…
Хеннесси подошел к забрызганному кровью экрану.
– Таннер? Я потерял Шейна.
– …за… – прохрипел Таннер.
Сквозь волны помех Хеннесси разглядел мрачную физиономию Таннера. Потом по лицу его скользнуло испуганное выражение, и все пропало в белесой мутной пелене.
Хеннесси отвернулся от приборной панели и совсем рядом увидел брата.
– Шейн, – улыбнулся он, – с тобой все в порядке.
– Ну конечно. Джим, неужели ты подумал, что такая ерунда могла причинить мне вред?
«Должно быть, это какой-то фокус», – подумал Хеннесси.
Шейн оперся на приборную панель:
– Джим, мне нужно с тобой серьезно поговорить.
– Какие проблемы? – удивился Хеннесси. – Знаешь же, что можешь говорить со мной о чем угодно.
Покойный брат задумчиво на него уставился; точно так же он часто смотрел на Хеннесси раньше, когда оба были мальчишками.
– Ты хорошо сделал, брат, что остановил его. Но опасность еще не миновала – ты подошел слишком близко. Чересчур близко, чтобы услышать. Эти голоса… Они могут тебя увести. Джим, ты не должен к ним прислушиваться. Ничего не слушай, никому не поддавайся, оставайся самим собой. Иначе тебя больше не будет. И расскажи об этом всем остальным.
– Но… я не… – с сомнением пробормотал Хеннесси, пытаясь подобрать нужные слова. – Скажу тебе честно, Шейн. Не уверен, что понимаю, о чем ты, собственно, толкуешь.
– Расскажи им. Обелиск – это прошлое, а прошлое лучше не тревожить, если мы хотим остаться собой. Вы его уже пробудили, и даже в эту самую минуту он тебя зовет. Но ты не должен подчиняться. Ты не должен слушать. Расскажи это всем.
– И кому нужно рассказать?
– Всем, – просто ответил Шейн. – Передай это всем.
– Шейн, но почему ты сам не расскажешь? – воскликнул Хеннесси. – Тебе ведь известно гораздо больше, чем мне.
Но Шейн только грустно покачал головой.
– Началось, – произнес он, потом протянул руку и коснулся большим пальцем середины лба брата.
Прикосновение обожгло как лед. Через несколько мгновений на глазах изумленного Хеннесси мертвый брат медленно испарился, будто его никогда и не было.
21
Он чувствовал себя одиноким и опустошенным. Направился к обзорному иллюминатору, поскользнулся на окровавленных останках и едва не упал. «Тело должны убрать», – мелькнула в голове мысль. Внутри батискафа воняло кровью.
«Может быть, Шейн снаружи, как и в тот раз», – подумал Хеннесси, но в иллюминатор видна была только чуть подсвеченная черная вода и край Обелиска. Несомненно, артефакт теперь испускал свет, который слегка пульсировал в темноте.
Хеннесси уставился на Обелиск. Тот явно пытался ему что-то сообщить. А что говорил Шейн? Артефакт нужно оставить в покое и не пытаться его понять. Но почему, спрашивается, у него такое чувство, что он хочет его понять, желает выведать его тайны? А если брат ошибался?
Хеннесси не отрываясь смотрел в иллюминатор. На мгновение ему показалось, что он снова слышит голос – возможно, тот принадлежал Шейну? – но постепенно он становился все тише и наконец совсем пропал. А потом внезапно свечение усилилось, и Хеннесси почудилось, будто голова раскололась пополам и наполнилась ярким светом. Он завертелся на месте, глаза бешено вращались в глазницах. Он должен все сохранить. Нужно записать то, о чем говорит ему Обелиск. Можно, конечно, набрать текст на компьютере, но это не очень надежно: вдруг возникнут перебои с питанием и тогда вся информация окажется утеряна. Нет – только записать. Но у Хеннесси не было ни ручки или карандаша, ни бумаги. Собственно говоря, бумагой он не пользовался с самого детства. Что ж, придется садиться за компьютер.
Пробираясь назад, Хеннесси снова поскользнулся и на этот раз вымазал в крови колено и руку. Он проследил взглядом, как с пальцев медленно капает кровь и рисует на бедре причудливые узоры, – тогда стало ясно, что нужно делать.
Хеннесси окунул пальцы в останки Дантека и медленно приблизился к стене, чтобы ждать, когда снова распахнется мозг. Едва это произошло, в голове Хеннесси вспыхнули символы. Он отчетливо видел, как они мерцают, будто прямо перед глазами. Весь трясясь от возбуждения, он принялся быстро записывать их на стене, прерываясь только для того, чтобы обмакнуть пальцы в лужу крови. Первым был знак, напоминавший букву N, но в зеркальном отражении и с шариком внизу вертикальной палочки. Следующей шла буква L «вверх ногами» и с изогнутой горизонтальной палочкой. Потом появилась фигура, похожая на нос корабля, движущегося слева направо, с едва виднеющимся иллюминатором, а за ней – круг в круге. После этого Хеннесси, пытаясь успеть за проносящимися перед мысленным взором образами, наносил знаки с такой бешеной скоростью, что уже не следил за тем, что пишет, а лишь все быстрее и быстрее шевелил пальцами.
Добравшись до иллюминатора, он не прекратил работу, а просто продолжил писать прямо поверх него. Он записывал все, что видел перед собой. Спустя некоторое время Хеннесси обнаружил, что места остается совсем немного, и принял решение рисовать значки помельче. Когда же все стены были покрыты кровавыми символами, он перешел сперва на приборную панель, а потом и под нее. Вскоре стала заканчиваться и кровь. Тогда Хеннесси попрыгал на том, что осталось от груди Дантека, пытаясь выдавить еще немного драгоценной жидкости. Но и этого хватило ненадолго. Хеннесси с силой наступил на руку покойника, и из сосудов заструилась кровь. Прошло немного времени, и тело несчастного Дантека оказалось буквально разорвано на куски, оно теперь еще меньше напоминало человеческие останки, чем в тот момент, когда Хеннесси начинал свои «кровавые записки».
Внезапно ожила связь, и сквозь яростный треск помех раздался голос Таннера:
– …те, по… «Эф-семь»… другой ко…