Страница 22 из 40
Мари пошла на кухню и поставила чайник. Хотя она немного уставала на работе и всегда с радостью шла домой, там было слишком тихо и одиноко… Ожидая, пока чайник закипит, она медленно подошла к шкафу и остановилась в раздумии — во что переодеться. Каждый раз появлялась эта типичная женская «проблема», даже смешно было! Заметив на краю полки домашнее платье, Мари потянула его за кончик, но в итоге на неё вывалилось полшкафа.
«Мерлинова борода, вот так всегда», — мысленно заворчала она сама на себя, подбирая вещи с пола. Вдруг под руку ей попались давнишние джинсовые шорты… те самые.
Несмотря на то, что Мари целый год усиленно отгоняла от себя воспоминания о Люпине, сейчас она чувствовала, как глаза наливаются слезами, а в груди начинает болеть так, будто там разлили яд. Лучше бы уж яд… Она безвольно осела на пол и крепко обхватила себя руками, чтобы вновь нахлынувшая боль не разорвала её на куски.
«Интересно, сколько это будет продолжаться? Может быть, однажды, десятилетия спустя, если боль уменьшится настолько, что я сумею её переносить, я смогу оглянуться на те два коротких месяца, которые всегда будут лучшими в моей жизни…»
Вопреки твёрдому намерению стать сильной и забыть Теда, она не перестала меньше страдать. Да, это случалось реже, чем в первые недели, когда Мари просто ходила по пустой квартире и скулила от горя. Реже, но… не менее глубоко. Она не думала, что может испытывать такую боль, а главное, справляться с ней. Да что там справляться — хотя бы не умереть от неё…
*
В ту ночь она не могла заснуть. Непрошеные болезненные мысли упрямо лезли в голову, и в два часа ночи, плюнув на всё, Мари вскочила с кровати, оделась, взяла волшебную палочку и поехала в один из магических ночных клубов под названием «Феникс», куда они раньше изредка выбирались с Джесси и Доминик.
В клубе жизнь кипел и бурлила, взрываясь фейерверками напитком и оглушая басами танцевальных мелодий. Не успела Мари как следует закружиться в этом водовороте развлечений и всеобщего оживления, к ней тут же подошёл парень, оказавшийся вполне симпатичным.
— Девушка, можно с вами познакомиться? — бесхитростно начал он.
— Ну допустим, — кокетливо ответила она, буквально заставляя себя вновь и вновь флиртовать с другими парнями, чтобы забыть того самого.
— Макс, — представился он и потянулся за её рукой, чтобы поцеловать в знак приветствия.
— Мари, — вежливо ответила она, но руки не подала.
— Может, потанцуем?
— Пожалуй, — Мари уже начала сомневаться, что хочет продолжать общение. Но началась быстрая музыка, и новый знакомый потянул её в толпу. В ритме танца он старался как можно ближе к ней прижаться, а она тактично уходила от контакта. Когда Макс всё же улучил момент и коснулся её талии, Мари отскочила как ошпаренная.
— Ты чего? — изумился он.
— Ничего, — зло сказала она, но потом подумала: ведь он, по сути, ничего и не натворил. Но было так противно, словно она изменяла… ему. — Макс, слушай, давай по-честному. Ты хочешь меня закадрить, потом переспать, а утром разойтись навсегда, ведь так? Нам обоим будет плохо завтра. А я этого не хочу.
Ошарашенный парень ничего не ответил, просто стоял как столб и смотрел на Мари во все глаза. Воспользовавшись этой заминкой, она резко развернулась и скрылась среди людей.
Она бежала от самой себя по ночным лондонским улицам. Бежала долго, спотыкаясь на ходу, задыхаясь от душившего горло кома… и внезапно подвернула ногу. Послышался треск ломающегося каблука, и только это вынудило её наконец остановиться. Прерывисто дыша от быстрого бега, Мари кое-как вынула из сумки палочку и наклонилась, чтобы починить каблук с помощью магии, но тут же почувствовала, что по щеке катится слеза. Она хотела её смахнуть, но тут, будто кто-то специально переключал картинки в её памяти, в голову ударило воспоминание об их с Тедом первом поцелуе… А затем о том, как он сказал ей «Я люблю тебя». А потом… как он её отверг. Слёзы предательски заструились по лицу, ком в горле вырвался наружу горестным плачем, и Мари была очень рада, что на этой пустынной улице свидетелями её рыданий станут только одинокие светофоры да сонные дома с давно погасшими окнами.
Она плакала навзрыд, схватившись рукой за какую-то ограду, иначе просто упала бы от ощущения полнейшей растоптанности. Нет, нет, она никогда не привыкнет к тому, что его нет рядом. Это всё полнейшая чушь насчёт того, что время лечит. Да, Мари научилась переживать те моменты, когда боль достигала высшей точки, но перестать думать о Теде она не могла. Он унёс её сердце, не оставив в ответ ни-че-го. И эта пустота в груди уже целый год была ничем не заполнена. Она, словно азкабанский дементор, поглощала все её радости, все положительные эмоции. А ей оставалась только тупая режущая боль.
*с этого момента и до конца — POV Теда
«Тед, ты же понимаешь… каждый человек совершает в жизни хотя бы одну ошибку…»
Эта фраза не выходила у меня из головы уже давно. А сейчас особенно сильно била по мозгам. Я смотрел, как Скорпиус и Лисандер — мои лучшие ребята, внезапно сдружившиеся после трагической гибели Лоркана — искренне приветствуют друг друга после долгой саламандеровской командировки. Оба о чём-то оживлённо разговаривали, причём один трепал второго по плечу, а второй не оставался в долгу и давал первому шутливые подзатыльники. Их общение было настолько самодостаточным, что я почувствовал себя нелепо рядом с ними. За последний год Лисандер многое пережил. В первую очередь, потерю своего брата-близнеца, с которым они были не разлей вода, как легендарные Фред и Джордж…
Вот моя главная ошибка. Я мог спасти Лоркана, но ничего для этого не сделал. Теперь его нет. Я винил себя в его смерти. Первое время это мучило меня так сильно, что я был готов послать Аваду самому себе в висок. Но время лечит. Я не был настолько дружен с погибшим сотрудником, чтобы страдать всю жизнь. В конце концов, меня с ним связывали только рабочие отношения и никаких личных. Чувство ответственности за этих ребят, желторотых выпускников Хогвартса, которых я набрал к себе в отдел, было подавлено чувством трудового долга. Я был обязан позаботиться о тех, кто жив в данный момент, и просто переключился. Как ни странно, это помогло, и мне понемногу становилось легче.
И ещё одна ошибка. Когда Малфой с Саламандером зашли в кабинет, смеясь и даже не обернувшись на меня, я особенно остро это понял. В очередной раз.
Была б она рядом, было бы всё по-другому…
Мари.
Расставшись с ней, я сознательно сделал ей больно. Думал, что так будет лучше. Помню, как она в отчаянии смотрела на меня. Как спросила срывающимся голосом: «Зачем тогда было начинать?!» Да. На этот вопрос я не мог ответить ни тогда, ни сейчас. Я сам начал за ней ухаживать — оторваться от этой девушки было невозможно. Осознавая опасность, которая ей грозит, пока она со мной, я тем не менее заходил всё дальше. И в итоге сделал больно обоим.
Прошёл год, а я помнил всё до мелочей. Особенно тот день, когда увидел её в сквере, с волшебной палочкой наготове. Хоть та и была спрятана в рукаве пальто, от меня такая деталь ускользнуть не могла. А какая Мари была смелая! Даже в допросной, даже под воздействием моего холодного взгляда и угроз она не сломалась. Если бы она училась в Хогвартсе, то однозначно попала бы в Гриффиндор, как и большинство членов её огромной семьи.
Я пытался выкинуть её из головы. Работы всегда хватало, а тут я взялся за всю эту лондонскую преступную шушеру с двойным рвением. Время от времени, чтобы как-то снять напряжение, я снимал разных девок, даже из нашего Министерства. Но, к сожалению или к счастью, абсолютно ничего к ним не испытывал. Ни отвращения, ни, тем более, приязни. Я не помнил их имён — да что там, я их даже не спрашивал. Я знал, что они не идут ни в какое сравнение с… ней.
Когда погиб Лоркан, я понял, что смерть Мари безоговорочно убила бы меня. И я решил изредка незаметно следить за ней. Мне просто жизненно необходимо было знать, что с ней всё в порядке. Конечно, следил не сам. Если бы я увидел её своими глазами, то уже не смог бы удержаться, как бы ни было сильно моё стремление обезопасить её от себя. В Илфорде (2), где она теперь жила, у меня были свои завязки, поэтому подключить к наблюдению за ней пару человек особой трудности не составило. Но в психологическом плане трудность была, и ещё какая. Узнавая, чем и как живёт Мари, я невольно привязывался к ней. Опять. Да что говорить… Когда я несколько месяцев не знал, что с ней, к чувству тоски примешивалось ещё и ненормальное беспокойство. Сейчас хоть этого не было.