Страница 16 из 18
Кристина сжала губы. Возможно, последняя реплика прозвучала резче, чем ей хотелось. Но притворяться Кристина не умела, и за это Пол был ей благодарен. Он знал, что она не доверяет континентальным китайцам. Неудивительно после всего того, что выпало на долю ее семьи. Слишком хорошо она помнила грохот сапог на лестнице, жалобный скрип деревянных ступенек, треск разлетевшейся в щепы двери и ужас на лице отца. Он выпрыгнул в окно перед самым их носом. Несчастный случай – так писали об этом позже. Несчастный случай. Они повторяют это вот уже сорок лет. Как же им после этого верить? Будь у нее такая возможность, Кристина уехала бы в Австралию или Америку еще до 1997 года. Она не жаждала воссоединения с семьей, которая не пожелала эмигрировать в Гонконг в 1967 году, чтобы спустя тридцать лет снова подпасть под юрисдикцию Пекина.
Давняя история, да, конечно. И нынешнее правительство имеет с тем мало общего. Кристина слишком часто спорила об этом со своими подругами, чтобы не знать всех их аргументов. Тем не менее. Все та же партия стоит у кормила власти. И она не созналась в своих преступлениях, не извинилась за них перед народом. И пока портрет Мао Цзедуна висит над воротами Запретного города, пока его набальзамированное тело лежит в мавзолее на площади Небесного Спокойствия и тысячи людей выстраиваются в очередь, чтобы почтить память этого убийцы, нет и не может быть доверия Коммунистической партии Китая. Только после того, как мавзолей исчезнет с площади, и на его месте появится памятник жертвам коммунистического террора, и председатель партии встанет перед ним на колени, чтобы попросить прощения за ошибки и заблуждения китайских коммунистов, за миллионы разрушенных семей и загубленных жизней, только после этого Кристина попробует изменить свое отношение к пекинскому правительству. Но даже и в этом случае она ничего не может обещать.
Но до того как это произойдет, ноги Кристины не будет ни в одной мандаринской школе[5], которых так много открылось в последнее время в Гонконге. Она не продаст ни одного тура в Китай и сама туда не поедет. Однажды она уже пыталась. Села на поезд до Шэньчжэня. Но по мере приближения поезда к границе Народной Республики ее сердце наполнил необъяснимый страх. В ушах звучали голоса родителей, бабушки с дедушкой. Она долго боролась с собой, но в конце концов все-таки вернулась. Потому что тени прошлого преследовали ее по пятам, и шепот их не смолкал.
Пол молчал. Он уже жалел, что обратился за помощью к Кристине.
– Мне жаль, – уже мягче добавила она. – Ты, наверное, хотел услышать от меня совсем другое. Моя позиция – это позиция эгоистки, и…
В этот момент два официанта поставили на стол бамбуковое блюдо с пельменями, а у Пола зазвонил мобильный.
– Привет, Пол, – сказал Дэвид. – Ну что, успел вчера на последний паром?
– Нет, пришлось заночевать в отеле.
– Мне жаль…
– Ничего страшного. Это был «Мандарин ориентал», он совсем рядом с пирсом.
– Ты вообще где? Что там за звуки? Ты нанялся кухонным рабочим в какой-нибудь ресторан?
– Мы с Кристиной в Ваньчае, едим димсам в ресторане.
– Тогда буду краток. Ты уже говорил с Оуэнами?
– Нет.
– Понимаю, беседа предстоит не из приятных. – Голос Дэвида звучал виновато, но комиссар полиции всегда комиссар полиции. – Видишь ли… мне важно узнать как можно скорее, был ли наш покойник Майклом Оуэном. Даже если уже сегодня выяснится, что он умер от разрыва сердца. Если это убийство, то время работает на преступника, понимаешь?
– Конечно, – прошептал Пол.
– Что ты сказал? Прости…
– Я сказал, что прекрасно тебя понимаю, – повысил голос Пол.
– Можешь попросить официантов, чтобы не стучали так тарелками? И почему китайцы непременно должны так кричать за обедом? Не понимаю ни единого твоего слова…
Было ли это действительно так или Дэвид таким образом пытался донести до Пола, как важно ему, чтобы он как можно скорее перезвонил Оуэнам?
– Я понял, – как мог громко ответил Пол. – Я должен переговорить с Оуэнами.
– Вот теперь слышу. Правильное решение.
– Можно я сначала поем?
– Чем быстрее, тем лучше. Ты, случайно, не знаешь, была ли у Майкла Оуэна квартира в Гонконге?
– Не знаю, но думаю, да.
– Ее нужно осмотреть. Можешь уговорить его мать дать тебе ключи?
– Как ты себе это представляешь?
– У нее ведь должны быть ключи от квартиры сына. Придумай что-нибудь.
– И что я должен там искать?
– Улики. Они, конечно, там есть, если он действительно убит. Нам нужно знать, зачем ему понадобилось в Шэньчжэнь на эти два дня, была ли у него договоренность о встрече, кто его знакомые в Шэньчжэне. В любом случае Майкл Оуэн пропал. Что, если он бросился с моста Цинма и оставил в квартире предсмертную записку?
– А как же гонконгская полиция? По-моему, это они должны обыскать его квартиру?
– Они непременно сделают это, но нам нужно их опередить. Позже я все тебе объясню. У тебя есть телефон Мэй?
– Да.
– Можешь перезвонить на ее номер, как только что-нибудь узнаешь?
– Это еще зачем? – удивился Пол.
– Объясню в свое время. Так что?
– Да.
– Приятного аппетита.
Пол выключил телефон и сунул его в карман куртки. С каким удовольствием он бы утопил его в кисло-сладком супе, что стоял перед ним на столе! Он не собирался звонить Оуэнам ни сейчас, ни позже, не желал знать, чей ребенок этот убитый молодой иностранец. Зачем ему брать на себя чужое горе? Пол хотел закончить обед в компании Кристины, сделать нужные покупки и благополучно вернуться на Ламму. Там его дом, его растения, там стоят резиновые сапоги Джастина. Самое разумное сейчас навсегда забыть Майкла Оуэна и его несчастных родителей.
От рассвета до заката и снова до рассвета…
Пол пригубил чай, вытащил из бумажного конверта палочки для еды и подцепил ими пельмень с овощами. Вкусно! В конце концов, что ему до этих Оуэнов? Он обмакнул пропаренную креветку в красный соус чили. Восхитительно! Какое ему дело до убитого в Шэньчжэне? Роллы из рисовой муки оказались несколько переварены, да и теста многовато. Жаль. Зато жасминовый чай в самый раз – крепкий и не горький. Кристина права: от всего этого лучше держаться подальше. Пусть разбираются сами. Только один звонок…
Кристина молча смотрела на него. Она сидела прямо, как свеча, и почти не прикасалась к пище.
– Ты не голодна?
Это прозвучало до смешного глупо. Ведь она слышала, что он говорил Дэвиду.
– Нет, – чуть слышно ответила Кристина.
– Ты, конечно, поняла, чего от меня хочет этот человек. Но это дело полиции.
– Ты действительно так считаешь? – (Пол кивнул.) – Ты обещаешь мне?
– Обещаю.
Кристина взяла жареный китайский пирожок со свининой. Нигде их не готовят лучше, чем в этом ресторане.
Пол долго бродил по переулкам Ваньчая в поисках места, где мог бы без помех переговорить с Оуэнами. Напрасно. Уличный шум – эта сплошная мешанина из грохота пневматических молотов и строительных машин, воя автобусов и автомобилей, людских голосов – настигал его в любом укромном уголке, в самых глубоких подвалах и за самыми крепкими дверями. Он вспомнил об отеле «Гранд-Хаятт», с его огромным холлом, в дальнем уголке которого он, пожалуй, нашел бы то, что искал.
Пол пересек Локхарт-роуд и Глостер-роуд. Мимо гостиницы для иммигрантов и Ваньчай-Тауэр дорога вывела его прямиком к отелю.
– Мистер Лейбовиц? – торопливо переспросила Элизабет Оуэн. – Я несколько раз пыталась вам дозвониться. Где вы?
– Простите… мой телефон…
Но Элизабет не ждала от него никаких объяснений.
– Вы уже говорили со своим знакомым из Шэньчжэня?
– Нет. – Пол не думал, что эта ложь дастся ему так тяжело.
Он хотел завершить разговор сразу после того, как произнесет это слово, но почему-то продолжал держать трубку у уха. «Нет, нет…» – в голове словно били барабаны. Все громче и громче. «Нет… Ты – трус…»
5
Мандаринский язык, или мандарин, – обобщенное название северных диалектов китайского языка.