Страница 1 из 11
Вячеслав Пьецух
Сравнительные комментарии к пословицам русского народа
Смерть смертью, а крышу крой
Любопытно: отчего это в гуще народной сравнительно давно не складываются этические формулы, которые получили у нас название пословиц, отчего национальное самосознание точно истратилось и молчит? Ведь как датчанин Владимир Иванович Даль составил полный свод русских пословиц, так с тех пор, кажется, не прибавилось ни одной. Или народ поглупел? Или нам больше нечего сказать о жизни и о себе? Почему-то частушки по-прежнему сочиняют, культуре анекдота конца не видно, а пословица выродилась в дурацкую остроту и лозунг на злобу дня.
Это тем более странно, что жизнь, как говорится, идет вперед, и человек подвержен переменам, и моральные установки уже не те, но соборная мысль отчего-то не желает осваивать этот сдвиг. Может быть, дело в поголовном среднем образовании, поскольку курс родной литературы обнимает всю мудрость народную, от истины "Не имей сто рублей, а имей сто друзей" до истины "Смерть смертью, а крышу крой". Это когда у нас было по одному грамотею на село, человек испытывал острую потребность в этических формулах, в кодексе моральных норм на все случаи жизни - теперь не то. Теперь умничать не приходится, если из русской литературы известно, что вообще "Скучно на этом свете, господа" и "Красотою спасется мир".
А то напротив: пословицы потому больше не являются из гущи народной, что история прекратила движение свое и даже сдала назад. Тогда от соборной мысли отнюдь не следует ожидать новых этических формул, поскольку они и так оказываются в избытке, поскольку современный русак если остановится только на правиле "Не пойман - не вор", и то получится перебор. Между тем сильно похоже на то, что наша культура развивается по убывающей, ибо квалифицированный читатель постепенно вымирает, телевидение безнаказанно дебилизирует простака (все-таки между дебилом и простаком известная разница существует), властитель дум в России давно не поэт, а думец с Охотного ряда, и, в общем, дело идет к тому, что, как сто лет назад, русак перестанет понимать фразу, если в ней больше десяти слов.
В пословице, как правило, меньше десяти слов. Поэтому, загодя ужасаясь грядущим метаморфозам, стремишься вдолбить русскую пословицу в сознание предбудущих поколений, чтобы они прочно знали, что хорошо, что плохо, что можно, чего нельзя. В стране, где "Закон, что дышло, куда повернешь, туда и вышло", только на пословицу и приходится уповать.
С другой стороны, правнук должен соображать, какого он роду-племени, кто таков по своей духовной сути, - посему для него насущны не просто комментарии к пословицам русского народа (в качестве развернутого доказательства тому, что они непреложны как абсолют), а сравнительные комментарии, иначе не понять, кто ты в семье народов, камо грядеши и какая твоя судьба.
Возьмем, к примеру, пословицу "Смерть смертью, а крышу крой". Это не столько рекомендация, сколько укоренившееся убеждение: добрые люди живут интересами жизни до последнего издыхания, несмотря на то, что трагедия смерти вроде бы превращает в бессмыслицу всякий прижизненный интерес. Кажется, чего ради корячиться человеку в преклонные годы, если через сто лет в его доме будут жить незнакомые люди, через тысячу лет на месте родной деревни вырастет свечное производство, а через десять миллиардов лет Земля вообще перестанет существовать? Тем не менее он пишет романы, вовсю поддерживает плодородие колхозной пашни, кроет крыши и зачем-то воспитывает детей. Верно, в нем глубоко сидит родовое сознание на тот счет, что его временная жизнь есть насущная частица жизни вечной, неотъемлемое передаточное звено.
Ничего не скажешь - мысль благородная и мудрая, которая сделала бы честь любому племени на Земле. Впрочем, ее отзвуки есть у арабов, говоривших: "Жизнь кончается, работа - никогда", - а раньше всех к ней пришли древние римляне, во время оно сетовавшие на то, что искусство вечно, а жизнь до обидного коротка. Следовательно, соборное сознание у народов работает более или менее одинаково, разве что не так художественно, как у нас.
Но мы народ вообще художественный, мы и живем-то так, точно прозу пишем, а не живем. Вот редчайший случай: в последнее время родилась у нас пословица - "Утром выпил - весь день свободен"; ведь это целая повесть о русском человеке, который может действительно напиться с утра пораньше и который действительно свободен, как никто в мире, в чем, собственно, и беда.
Кто в море не бывал, тот богу не маливался
Наши - один из самых сумрачных, невеселых, сосредоточенных, словом, слишком поживших, что ли, народов в мире, потому, что мы горемычные и нам по воле Провидения досталось как никому. В отличие, скажем, от американцев, которые потому и дети, что они за двести лет своей куцей истории настоящей жизни не видали, что их забаловали геополитические условия, климат и англосаксонский бог. Или вот британцы: эти тоже пригрелись на своем острове, со времен Вильгельма Завоевателя чужого сапога не нюхали, после Кромвеля выстрела не слыхали, у них даже междоусобная резня называется войной Алой и Белой розы, словно парфюмерный какой-нибудь магазин. А ведь Кромвель - это когда у нас Миша Романов сидел на троне и все еще было сравнительно впереди.
Но и до Романовых наша история была густо замешана на крови. Царь Иван Грозный матушку Россию городами вырезал, поляки нам учинили государственную границу сразу за Можайском, крымчаки до того замучили, что царь Михаил в боярской Думе всё спрашивал про сакму.1 Это когда Паскаль разрабатывал начала кибернетики, Гюйгенс выдумывал часы, жил и творил Мольер.
Однако главная наша народная беда заключается в том, что частная жизнь у нас всегда переплетена с историческим процессом и почти всякая человеческая биография - это прямая история, а не жизнь. Вот у голландца, родившегося в 1910 году, только на веку и было истории, что немцы пришли, а потом ушли. У нашего же горемыки детство пало на две революции подряд, юность - на каторжную индустриализацию и зубодробительную коллективизацию, молодость - на десятилетние срока за здорово живешь, зрелость - на самую кровопролитную войну в истории человечества, старость - на "перестройку", то есть крушение веры и всех начал.