«Точка отталкивания»-1

ПРОДОЛЖЕНИЕ. НАЧАЛО СЕМИДЕСЯТЫХ

Продолжали греметь литавры в честь потрясающих успе­хов советской милиции, особенно службы профилактики. Складывалось впечатление, что это — основное ее подразде­ление, а между тем продолжали хиреть уголовный розыск, служба БХСС. Оказывается, за одну и ту же зарплату можно было работать по-разному. Но какое это имело зна­чение для успеха, который был так нужен? Да никакого!

В уже упомянутом документальном фильме есть кадры, наводящие на невеселые размышления. Одной холодной снежной зимой Николай Анисимович руководил войсковыми учениями вверенной ему дивизии имени Ф. Э. Дзержинского. На плацу стояли боевые машины пехоты, солдаты лихо шли в атаку, утопая в снегу и стреляя на ходу из автоматов. С кем они собирались воевать? — вот в чем вопрос.

В очерке «Кома», опубликованном журналом «Огонек» в начале 1989 года, отдельные высокопоставленные сослу­живцы Щелокова характеризуют его как умного, талантли­вого и способного руководителя органов внутренних дел. Что же, глупым его действительно не назовешь.

Из интервью министра корреспонденту Гостелерадио СССР в период работы XXVI съез­да КПСС.

Вопрос: Мне говорят, что в последние годы изменился облик советского милиционера. Он стал грамотней, культурней. А каким бы вы хотели видеть рядового милиционера, работ­ника органов внутренних дел?

Щелоков: Прежде всего это должен быть культурный, идейно воспитанный человек, по­тому что милиция в любой капиталистиче­ской стране — она подготовлена технически, но, что бы они ни делали, как бы ни оснаща­лись, как бы ни работали, никогда американ­ская или нью-йоркская полиция не справится с преступностью. Это не их вина, это их беда. Для того, чтобы решать эти пробле­мы, нужно решить одну задачу, а эта задача заключается в совершении пролетарской ре­волюции. Только в социалистической стране может быть обеспечен настоящий правопо­рядок для людей.

Вот так, ни много ни мало. Только сейчас начинаешь понимать, какой непоправимый ущерб авторитету и прести­жу нашей страны наносили такие безответственные заявле­ния новоиспеченного доктора экономических наук (и особен­но тогда, когда они соседствовали с известными всему миру фактами присвоения в пользу свою и своей семьи автомоби­лей иностранных марок). Между тем автотранспорта в мили­ции хронически не хватало. В Донецкой области, преследуя бандитов, ограбивших сберкассу, работники уголовного ро­зыска отчаянно размахивали руками, когда у их старенького «газика» на ходу отвалился карданный вал. Лимит на бензин заставлял использовать не по назначению автомобили про­мышленных предприятий, а иногда — и частных лиц. При­митивная криминалистическая техника не обеспечивала ка­чественного ее применения. И при всем при этом министр иронизировал над технической оснащенностью американской полиции.

Правда, он посетил проводившуюся в Москве выставку ведущих фирм Запада, специализирующихся на изготовле­нии кримтехники, но и только. Восторга практиков их руко­водитель не очень-то разделял. Мы оказались одной из немногих стран мира, которая бюджетные ассигнования тратила в основном на увеличение численного состава орга­нов правопорядка и, естественно, в ущерб качеству. Выби­тые у правительства вакансии нужно было срочно запол­нять, и широким потоком полились в милицию «случайные» люди.

Между тем реальная жизнь шла своим чередом. Пробле­мы в экономике и социальной сфере не могли не отразиться на росте преступных проявлений. Но никому не нужна была в те годы правда. За рост преступности били жестоко. В два счета можно было поплатиться и должностью, и карьерой, а потому и стали скрывать все то, что можно было скрыть. В выборе средств не стеснялись, и поэтому ни одна стране в мире не знала такого высокого процента раскрываемости, который был в те годы у нас.

Большое количество черепно-мозговых травм списывалось на «падение с высоты собственного роста» либо по «альтер­нативной формуле» — что «данное повреждение образова­лось от удара тупым твердым предметом или при ударе о такой предмет». Первое, естественно, игнорировалось, вто­рое брали за основу.

Доходило до того, что при выезде для осмотра трупа, обнаруженного в пруду городского парка со связанными веревкой руками и ногами и грузилом-камнем, заместитель начальника Управления уголовного розыска области битый час убеждал меня, что потерпевшая, решившая сыграть с нами злую шутку, сама себя обвязала, привязала на шею камень и прыгнула в воду.

Укрывали все, что можно было укрыть, и для достиже­ния этой цели никакими средствами не брезговали, вплоть до шантажа потерпевших компрометирующими материалами.

Уже работая в Москве, я приехал как-то к себе на родину и в троллейбусе встретил одноклассницу. В разговоре поде­лилась она своей бедой: в плавательном бассейне украли у нее и дочери ценные вещи стоимостью около четырехсот рублей, а милиция кражей заниматься не желает. Договори­лись, что напишет она жалобу прокурору города, а он возь­мет ее под свой контроль. Встретились через год. «Эх, тоже мне, друг детства! — услышал я возмущенный голос одно­классницы. — Лучше бы я тебя ни о чем не просила!» И далее последовал рассказ о том, как работники милиции занялись не кражей, а мужем заявительницы, оказавшимся, к несчастью, директором овощного магазина. Только после нового заявления о том, что никакой кражи якобы не было, эту семью оставили в покое.

Приказы Генерального прокурора СССР требовали самых жестоких мер по отношению к должностным лицам, укры­вающим преступления от учета. Но после очередного вы­явления такого рода злоупотреблений (и как следствие — роста неблагополучных показателей по региону) стали прак­тикой вызовы в обком, в отделы административных органов. Там чересчур ретивому прокурору напоминали, где он состо­ит на партийном учете, и отечески наставляли, что он и начальник милиции «ходят» в одной упряжке и ссориться из-за такой мелочи, как укрытие преступлений, право, глупо. С прокурора спрашивали за рост преступности, а отнюдь не за состояние надзора за деятельностью органов внутренних дел. Насколько принципиальным он оставался после этого, было делом совести каждого конкретного человека.

Укрытия, набирая темп, развращали личный состав ра­ботников милиции. Как следствие, ширились их злоупотреб­ления, выявлялись многочисленные факты рукоприклад­ства, превышения власти, а наказание за это подрывало бы всю создаваемую систему лакировки действительности. Допу­стить этого Николай Анисимович Щелоков не мог.

Неофициально, с соблюдением строгой секретности, на­чался сбор компрометирующих материалов на работников органов прокуратуры, занимающихся расследованием дел о таких злоупотреблениях.

«Ссориться с нами нельзя, — поучал меня, молодого прокурора следственного отдела прокуратуры области, на­чальник одного из райотделов милиции. — Вот был у нас один мальчишка, который только что назывался следовате­лем. Прибежал к нему один ханыга. «Избили, — кричит, — в комнате милиции! Разве это представители власти?» Он со мной не посоветовался и — раз: двух моих в КПЗ. Пришлось ему фотографии показать и кое-какие записи его общения с подругами. Сразу стал, как шелковый. Так-то!»

Укрывались преступления, совершенные гражданами, росло количество жалоб и заявлений об этом. В ход шли шантаж, угрозы, рукоприкладство, злоупотребления по службе. В конечном итоге вседозволенность и безнаказан­ность привели к многочисленным фактам укрытия преступ­лений, которые совершали работники милиции.

СЛЕДСТВИЕ

Первые допросы придали уверенности в том, что мы на правильном пути. Постовые наряда на станции метро «Жда­новская» начисто отрицали факт задержания Астафьева. Опознания, очные ставки, изучение изъятых документов... Постепенно прояснялась картина...