Страница 52 из 57
Миссис Добелл, как новопросвещенная, произнесла:
— Какой ужасный случай! — И потрясенная больше, чем можно было судить по ее виду, добавила: — Мы живем в такое время, которое призывает нас к благоразумию и осмотрительности, в этом и заключается прерогатива женщины.
Это была фраза из лекции, которую она собиралась прочесть после ужина. Миссис Добелл всматривалась в толпу, надеясь увидеть мужа. Сквозь толпу на носилках несли даму-ректора, которая пережила гораздо более острый шок за неделю до миссис Добелл.
— Феликс! — возопила миссис Добелл.
Он выходил из дверей соседнего отеля, его оливково-зеленая военная форма потемнела от сажи и была вся в полосах черной смазки. Он обследовал помещения в задней части дома. Феликс сообщил:
— Кирпичная кладка выглядит недостаточно прочной. Верхняя часть пожарной лестницы обвалилась. Наверху, как в ловушке, остались девушки. Пожарные направляют их на самый верхний этаж, их придется вытаскивать на крышу через световой люк.
— Кто? — спросила леди Джулия.
— Это Джейн Райт. Я звонила вам на прошлой неделе, чтобы узнать, не сможете ли вы выяснить…
— Ах, да. Ну, боюсь, у меня слишком мало информации из Мининдела. Видите ли, они никогда не дают официальных комментариев. Насколько я могла понять, этот человек ужасно всем надоедал, произнося проповеди против местных предрассудков. Ему сделали несколько предупреждений, и он, по всей видимости, сам на это напросился. А как могло случиться, что вы были с ним знакомы?
— Он дружил с некоторыми девушками из клуба Мэй Текской, когда был штатским… То есть, я хочу сказать, до того, как вступил в этот орден, как там его… Он фактически был в клубе в тот вечер, когда произошла трагедия, и…
— Вероятно, именно тогда он и повредился в рассудке. В любом случае что-то, должно быть, подействовало на его рассудок, так как из того, что я услышала — неофициально, — я заключила, что он был совершенно…
Световой люк, хотя и был замурован по чьему-то истерическому приказу в давние времена, когда мужчина проник на чердачный этаж клуба, чтобы посетить девушку, без большого труда мог быть размурован пожарными. Вопрос был лишь во времени.
Время не было слишком насущным фактором для тех девиц из клуба Мэй Текской — их было тринадцать, — что вместе с Тилли Тровис-Мью оставались на верхних этажах здания, когда в нем вслед за взрывом начался пожар. Большая часть совершенно надежной пожарной лестницы, которая столь часто фигурировала в столь многих инструкциях по безопасности, такое множество раз читавшихся членам клуба во время столь многих ужинов, теперь лежала в виде разрозненных зигзагов посреди земляных насыпей, ям и вывороченных корней клубного сада.
Время, которое для тех, кто стоял и смотрел на улице, как и для пожарных на крыше, было непосредственным, грозно атакующим врагом, для этих девушек являлось лишь незначительным, давно забытым событием, ибо они были оглушены не только силою взрыва, но и, когда пришли в себя и огляделись, смещением всех ранее знакомых предметов вокруг. Кусок задней стены дома отошел и открылся небу. Там, в 1945 году, они были так же удалены от незначительного фактора времени, как невесомые обитатели какой-нибудь космической ракеты. Джейн поднялась на ноги, бросилась в свою комнату и, подчиняясь какому-то животному инстинкту, схватила и жадно съела кусок шоколадной плитки, оставшийся у нее на столе. Сладость шоколада помогла ей окончательно прийти в себя. Она вернулась в туалетную, где Тилли, Энн и Селина медленно поднимались на ноги. С крыши доносились крики. В окно-щель заглянуло какое-то неузнаваемое лицо, и огромная рука выдернула расшатавшуюся раму из оконного проема.
Однако огонь уже начал подниматься вверх по лестничной клетке, опережаемый геральдическими клубами дыма. Пламя скользило вверх по перилам.
Девушки, которые во время взрыва находились в своих комнатах на третьем и четвертом этажах, были не так сильно потрясены, как те, кто остался на самом верху, поскольку там сколько-то серьезный вред кирпичной кладке был нанесен еще раньше, косвенно, в результате бомбардировок в начале войны. Девушки третьего и четвертого этажей получили порезы и ссадины и были оглушены грохотом, но не сильно пострадали от сотрясения дома в результате взрыва.
Некоторые из обитательниц третьего этажа оказались достаточно ловкими и быстрыми, чтобы сбежать вниз по лестнице и выскочить на улицу в промежутке между взрывом и началом пожара. Остальные десять, когда попытались сделать то же самое, наткнулись на огонь и взбежали наверх.
Джоанна и Нэнси Риддл, закончившие урок красноречия, стояли у дверей комнаты Джоанны, когда взорвалась бомба, и таким образом не попали под осколки стекол из разбившегося окна. Впрочем, у Джоанны оказалась поранена рука — стеклом от дорожных часов, которые она в этот момент заводила. Именно Джоанна, когда клубные девицы закричали при виде огня, крикнула последней и громче всех:
— Пожарная лестница!
Паулина Фокс бросилась следом за ней, за ними по коридорам третьего этажа побежали остальные, а затем вверх по узкой лестнице черного хода на четвертый этаж, в проход, где было окно на пожарную лестницу. Однако проход теперь представлял собой открытую платформу, глядящую в вечернее летнее небо: здесь обвалилась стена и пожарная лестница упала вниз вместе с ней. Штукатурка валилась с кирпичей, когда десять молодых женщин сгрудились на том месте, где когда-то были окно и площадка пожарной лестницы. Они все еще остолбенело искали взглядом ступени этой лестницы. Голоса пожарных доносились до них из сада. Пожарные кричали им с плоской крыши над ними. Потом один голос очень четко приказал в мегафон, чтобы они отступили назад: часть пола, на которой они стояли, могла провалиться.
Тот же голос сказал: «Поднимайтесь выше, на последний этаж».
— Джек будет волноваться — что со мной случилось? — сказала Паулина Фокс.
Она первой поднялась по черной лестнице в туалетную верхнего этажа, где Энн, Селина, Джейн и Тилли были уже на ногах: они собрались с силами, как только узнали про пожар. Селина снимала юбку.
Над их головами, в покатом потолке, виднелся большой квадрат старого, давно замурованного светового люка. Сверху, над этим большим квадратом, слышались мужские голоса, скрежет лестниц и глухие удары по кирпичу — пожарные явно пытались найти способ размуровать световой люк и освободить девушек, которые тем временем не сводили глаз с квадрата, так четко различимого на потолке.
— Неужели он не откроется? — спросила Тилли.
Ей никто не ответил, ведь девицы Мэй-Тека знали ответ. Все в клубе слышали легенду о мужчине, проникшем в здание через световой люк и, как утверждали некоторые, обнаруженном в постели с одной из них.
Тут Селина встала на стульчак, вспрыгнула на окно-щель и легким движением выскользнула на крышу. В туалетной теперь остались тринадцать молодых женщин. Они стояли в тревожном, напряженном молчании, словно в опасных джунглях, прислушиваясь, не последуют ли новые указания в мегафон.
Энн Бейбертон последовала примеру Селины, выбравшись через окно-щель, правда, с некоторым трудом, потому что была слишком взволнованна. Но две мужские руки поднялись к окну и приняли ее. Тилли Тровис-Мью снова разрыдалась. Паулина Фокс сорвала с себя платье, затем нижнее белье и осталась совершенно обнаженной. Она так исхудала от недоедания, что прошла бы в узкое окно во всей своей одежде, но она выскользнула из него голенькой, словно рыбка.
Рыдала только Тилли, однако остальных девушек била дрожь. Звуки на покатой крыше умолкли — пожарные спрыгнули вниз, на ее плоскую часть, закончив обследовать замурованный люк. Теперь их шаги слышались за окном-щелью, с той плоской крыши, где по ночам Селина и Николас лежали вместе, завернувшись в одеяла, под Большой Медведицей, которая во всем Большом Лондоне представляла собой единственный, оставшийся абсолютно неповрежденным пейзаж.