Hassliebe. Афериsт

— Еще добавь, что за свою самку, и я вообще в фонарь врежусь.

— Какой же ты…

— Сексуальный? Соблазнительный? Желанный?

— Занудливый, — фыркнула она, и мужчина притворно надул губы. — Что, не ожидал? — он помолчал, глядя на нее, потом, когда зажегся зеленый свет светофора, повернулся к дороге и нажал на газ.

— Ты спрашивала, что изменилось? Я увидел тебя, точнее вас. То, как ты улыбаешься в его компании, как радуешься, когда он дарит тебе цветы, которые я ему посоветовал, как светишься, когда он тебя целует. И я понял, что это будет по меньшей мере глупо пытаться что-то изменить. Я помнил, что мы были друзьями в детстве, хорошими друзьями, и я понял, что не хочу это терять. Мы решили быть друзьями, и это было верно. Поэтому я и стал помогать ему, подсказывая, что нужно делать. Сначала он бесился, что я лезу в вашу жизнь, а потом, видя, что тебе все нравится, стал сам задавать вопросы, и как-то само по себе вышло, что мы подружились. Не могу сказать, что мы друзья, как, например, с Дэйвом, но все явно лучше, чем было в первые месяцы.

— Друзья? — прошептала Эмма, глядя в пустоту перед собой, и Киллиан напрягся.

— А что тебя смущает? Разве это не хо…

— Мы — друзья? — оборвала она его, встретившись с ним взглядом, и он сглотнул, крепче вцепившись в руль. — Мы, черт возьми, кто угодно, но только не друзья. Друзья так себя не ведут, друзья… друзья не…

— Мы приехали, — оборвал он ее, поджав губы, и припарковал машину на обочине, — нас ждет Август. Надо убедиться, что с ним все хорошо.

— Киллиан, пожалуйста…

— Так надо, Эмма! — взорвался Джонс и, запустив руку в волосы, шумно выдохнул. Немного успокоившись, он продолжил. — Свон, пожалуйста, давай без этих трогательных, глубоко эмоциональных объяснений, от которых хочется выть. Ты, можно сказать, помолвлена с Грэмом, ты его любишь, у вас все будет хорошо, даже если ты пока что не очень ему доверяешь. Это придет, ты научишься ему верить. Я даже могу быть шафером на вашей свадьбе, если ты захочешь меня там видеть.

— Ты так хочешь, чтобы я сказала ему «да»? — сглотнула девушка. — Ведь тогда не будет… не будет ничего из того, что есть сейчас между нами.

— А между нами нет ничего, Эмма, — он скрипнул зубами. — Это легкий, глупый и беспочвенный флирт, который ничего не значит. Пустышка. Просто мы так забиваем будни, стараясь поверить в то, что это значит нечто большее. А на самом деле… — он не договорил, потому что Эмма, выбросив вперед руку, попыталась ударить его, но Киллиан схватил ее запястье, удержав.

— Я тебя ненавижу! — выплюнула она, сверкая глазами. Придвинувшись к ней, он выдохнул ей в лицо, не моргая:

— В том-то и дело, что не ненавидишь, — и, раскрыв дверь пинком, вышел из машины, хлопнув ею со всей силы. Свон прижала руку к губам, часто моргая, и, глядя ему вслед, выдохнула:

— Нет, не ненавижу…

— А ведь тебя предупреждали, — засмеялась фигура, медленно наступая на пухлого, покрасневшего от испуга мужчину в костюме, который, боясь даже вдохнуть, пятился к стене, то и дело оглядываясь, как загнанный зверь, — предупреждали, что у твоей торговли будут последствия. Но ты не послушался вовремя.

— Пожалуйста…

— Пожалуйста что?

— Не надо… умоляю вас…

— Почему? Ты сам напросился. У тебя был шанс отступить, но ты не послушался. Вот теперь расхлебывай, — подняв пистолет, фигура метким выстрелом попала в колено мужчины, и тот, завыв, упал на асфальт, задыхаясь от боли. — Что, не нравится?

— Пожалуйста…

— Видимо, нормально, раз еще можешь говорить, — еще выстрел — и еще более страшный вопль пронзил тишину. — А сейчас как?

— Я больше не буду…

— Тебе сколько, пять, чтобы так говорить? Ты жалок, — выплюнула фигура, поморщившись. — А впрочем… я могу тебя отпустить.

— Правда? — дрожа всем телом, он сглотнул, подняв голову.

— Да, правда. Беги. У тебя десять секунд.

— Но… — мужчина попытался встать на колени и мгновенно повалился, сдавленно хрипя.

— Что, какие-то проблемы? — измывалась фигура. — Давай, десять секунд. Девять, восемь… — он попытался подняться, морщась и крича сквозь зубы, попытался ползти, пока человек с пистолетом медленно шел за ним, неуклонно считая, — три, два, один… Какая жалость, не успел, — пуля врезалась в затылок мужчины, и тот затих, повалившись лицом в грязь. — А ведь у тебя был шанс.

Киллиан медленно шел по парку, убрав руки в карманы и глядя под ноги, почти не видя асфальта. Он снова и снова прокручивал в голове события дня. Августу и правда повезло — убийца знатно промахнулся, только немного зацепив его. Грэм вынужденно сделал предложение Эмме, а та… Он поморщился, вспомнив ее слова: «Мы кто угодно, но только не друзья». Мужчина зажмурился, шумно сглотнув, и сжал кулаки, стараясь успокоиться.

Почему все так сложно? Сейчас он буквально ненавидел себя за то, что тогда отступил от нее, решив поступить правильно. Если бы тогда они переспали, если бы он воспользовался ею, сейчас бы она просто его ненавидела, а он не должен был бы работать в этом осточертевшем месте. Это не его мир. От своего он почти отвык, от пьянок, вечеринок, женщин на одну ночь… Работа просто вытеснила из него все, что делало его им, не дав места на что-то другое.

И еще Эмма, Эмма Свон, его персональное проклятие. Он перестал понимать ее уже давно, а сейчас даже перестал пытаться понять, прекрасно осознавая, что это ничего не даст. Если раньше она всячески отталкивала его, то сейчас сама едва ли не требует, не давая ему делать шаги назад, оставаясь на безопасном расстоянии.

Сколько раз он мог ее поцеловать. Но он просто боится представить, что будет, если он коснется ее губ. Кажется, тогда он просто не сможет остановиться, пока не познает ее без остатка, не исследует губами каждый ее изгиб, каждый миллиметр, не поймает каждый рваный стон и вздох. А этого нельзя допустить, только не между ними и только не сейчас. Да и вообще никогда. Между ними ничего не может быть, и просто пора принять это окончательно, дать понять ей.

Вырвавшись из своих мыслей, Джонс огляделся, стараясь понять, как оказался в незнакомом районе. Он знал, что этот парк длинный, но в этой его части он ни разу не был. Взгляд привлекала большая детская площадка, вокруг которой носили дети, вереща и хохоча на разные тональности. Родители небольшими группками стояли по краями, следя за своими детьми, негромко переговариваясь.

В какой-то момент маленький темноволосый мальчик, скатившись с горки, чудом не перелетел через край и, упав на песок, засмеялся чистым заливистым смехом, откинувшись на спину и рисуя на грязи «ангела».

— Генри, встань, пожалуйста! — послышался легкий, женский смех, и Киллиан замер, оглядев толпу родителей. Подойдя ближе и присмотревшись, он увидел отдельно от всех, у дерева, девушку в желтом платье, с собранными в непослушный хвост волосами.

— Эмма? — прошептал он, не веря своим глазами. Блондинка застыла, выронив телефон, который держала в руке, и, медленно обернувшись, встретилась с ним взглядом.

— Киллиан…

====== 26. ======

— Я знаю, о чем ты думаешь, — тихо произнесла Эмма, крутя в руках телефон, хотя давно уже очистила его от грязи.

Они сидели на скамейке возле детской площадки, следя за тем, как Генри, заливисто смеясь, бегал вместе со своими друзьями. Киллиан молчал, стараясь переварить факт, пока еще без подробностей, не особо понимая, что происходит.

— Ты не должна…

— Нет, видимо, как раз должна, — оборвала она его, поджав губы. — Должен же хоть кто-то знать, в конце-то концов…

— Хоть кто-то? — Джонс вздрогнул, посмотрев на нее, и девушка, поймав его взгляд, почти сразу отвела глаза, уставившись в пустоту перед собой.

— Моего сына зовут Генри. О его существовании знают только моя мама и Август, — мужчина нахмурился, и она продолжила, не глядя на него. — Мне было семнадцать, когда я впервые влюбилась. Влюбилась до такой степени, что я едва ли не дышала им. Он был старше меня почти на пять лет, но я не считала это помехой. Для меня он был просто солнцем, этакой истиной в последней инстанции. Я делала все, что он говорил: начала пить, курила, каталась на мотоциклах, не спала ночами, пропадая на вечеринках. Он говорил, что любит меня, что я единственная, и я верила, и шла за ним, и любила. Когда он потребовал меня, я отдалась ему, сразу же, потому что, несмотря на то, что у нас вполне хорошие отношения с матерью, у нас никогда с ней не было разговоров, какие должны быть между мамой и дочкой. И я не знала, что себя нужно беречь, ценить то, что ты невинна. И я была с ним каждый раз, когда он хотел. Он был груб, резок, мне приходилось ходить в водолазках, чтобы прикрывать синяки и следы удушения, но я терпела, потому что думала, что это нормально, принимая его таким. Потом я узнала о том, что жду ребенка. Мне только исполнилось восемнадцать, и я была такой счастливой, ведь я верила, что теперь у нас все будет хорошо — поженимся, создадим семью, будем жить вместе… А когда я пришла к нему, он ударил меня и назвал шлюхой, — ее голос надорвался, и Киллиан крепко сжал ее руку.