Карнавал страсти

Настя развернулась и пошла назад, очень скоро она обнаружила знакомый конек крыши и облегченно вздохнула. Но потом ее облегчение сменилось новым приступом страха. Как она пойдет по нему одна?

«А вдруг этот безумец подкарауливает меня в темноте, — мелькнула у Насти совершенно сумасшедшая мысль, — чтобы сбросить вниз? Ведь никому не известно, с кем и куда я пошла. Более того, никто даже не знает, кто я такая! Меня просто-напросто не опознают! Все, спокойно! — приказала она себе. — Только без паники!»

Настя стиснула зубы и, стараясь усилием воли унять противную дрожь в руках и ногах, полезла вниз. Она благополучно добралась до конька крыши и двинулась по нему вперед. Теперь Настя могла только радоваться тому, что ее никто не видит, потому что она позорно ползла, чуть ли не прижавшись к крыше всем телом. Она ободрала ладони и, кажется, порвала брюки, зато такой способ передвижения был не слишком страшным. Несколько мгновений Настя размышляла, не выкинуть ли ей неудобные туфли, чтобы ползти было еще легче, но потом решила, что до такой степени малодушия она не дойдет. Она ползла, держа туфли за ремешки в левой руке и проклинала тот день, когда потратила на них двести долларов.

«Все, теперь всегда буду на всякий случай ходить в кроссовках», — решила Настя и увидела оконце чердака.

Только спрыгнув в его пыльное нутро, Настя поняла, что еще не раз увидит этот ужасный спуск в ночных кошмарах. Насте показалось, что она плутала по чердаку целую вечность. Она несколько раз падала, один раз пребольно стукнулась головой о какую-то балку, пару раз проваливалась по колено в мягкую и мерзкую на ощупь рухлядь. Настя уже готова была остаться тут до утра, как вдруг увидела слабый золотой лучик. Это был выход на лестницу. Настя не удержалась и всхлипнула. Плача и размазывая по лицу чердачную пыль, Настя спустилась на улицу.

Таксист, который вез Настю домой, скорее всего принял ее за труженицу ночи, которой достались сегодня не слишком вежливые клиенты.

«Нет, ну какая сволочь! — думала Настя. — Кто бы мог подумать, читал стихи, играл на трубе, катал на велосипеде, — она опять готова была расплакаться, — и вдруг… Да ты сама виновата, — вдруг зло сказала Настя себе, — развлечься, видите ли, ей захотелось, она устала. От чего, спрашивается, устала? От работы, на которую сама рвалась как ненормальная, от любимого, который перестал вдруг быть радостным и веселым?

А Сережа вел себя совершенно нормально, — немного успокоившись, подумала Настя, — на его месте так поступил бы любой. Ведь я, как говорится, сама дала ему повод, а потом поступила как самая настоящая динамистка. Самое смешное, что он мне даже нравится», — подумала Настя и поняла, что совсем запуталась.

Она вдруг ясно увидела, что уже давно за ней тянется цепь обманов, и почувствовала себя самой настоящей предательницей. Машина довезла ее до самого дома, но Настя поняла, что не может зайти в квартиру Дмитрия, пока не разберется в том, что же все-таки с ней происходит. И Настя начала в темноте бродить вокруг дома. Наверное, со стороны она выглядела путницей, которую заколдовал злой волшебник, и она заблудилась в двух шагах от цели своего пути.

Сережа действительно очень нравился Насте. В конечном счете, ей даже понравилось, как он с ней сегодня поступил. Она умудрилась разглядеть в его действиях проявление внутренней силы и нетрадиционного мышления. А еще ее пленяло в нем легкое отношение к жизни, его независимость и экстравагантность.

«В конце концов, у меня ведь никогда не было юноши моего возраста, — с запоздалой обидой подумала она, — мне всегда казалось, что со своими ровесниками я говорю на разных языках. А с Сережей мы чем-то похожи и могли бы прекрасно понимать друг друга. И любим мы почти одно и то же, и, кажется, даже чувствуем одинаково.

Если бы я стала его девушкой, как бы классно мы могли проводить время, — подумала Настя и улыбнулась. А потом она занялась тем, что всегда считала дурным тоном, принялась сравнивать своего нынешнего любимого с предполагаемым. — У Сережи дома нет пыли и много отличных книг, он любит веселиться, а Митя считает, что развлекаются только бездельники. К тому же Митя живет так, словно впереди его ничего уже не ждет, а Сережа, как и я, устремлен в будущее. — Настя наткнулась на лавочку и в изнеможении опустилась на нее. — Но ведь Митя — моя первая любовь, — с отчаянием подумала Настя и поняла, что сейчас опять заплачет, — до встречи с ним я вообще ничего не понимала ни в жизни, ни в людях. Не могу же я вот так вероломно предать его. Это будет ужасно подло. — Настя вспомнила, что ее папа часто повторял: «Подлость — это как камень, брошенный в воду, только круги от нее расходятся бесконечно»…

…«Ведь я же была абсолютно уверена в своей любви к Мите, — размышляла Настя, — а сейчас? Да, я и сейчас его люблю, но как же мне с ним тяжело! А кто тебе говорил, что любить — это легко, — спорил с ней внутренний голос. — Ох, ничего я не понимаю, — Настя ожесточенно затрясла головой, — нет, я знаю одно, если я и оставлю Митю когда-нибудь, то честно. Я никогда не опущусь до измены. Да и вообще, разве можно променять его на Сережу? Ведь Сережа такой же, как я, человек без тормозов, с ним я просто пропаду, влипну в какую-нибудь историю. Раз уж я оторвалась от своей семьи, надо мне держаться покрепче за Митю. Пусть он часто бывает мрачным и невыносимым, но в жизни он понимает гораздо больше, чем я или Сережа».

4

Настя поднялась и, чувствуя себя совершенно опустошенной, побрела к дому. Только она успела кое-как привести себя в порядок, как услышала звук отпираемой двери.

…— Да что с тобой, наконец, — спросил Дмитрий, после того как они с Настей поели, — на тебе лица нет, что-то случилось?

— Ну да, — жалобно ответила Настя, — только можно я тебе пока ничего не буду рассказывать, а то ты решишь, что у меня с головой совсем плохо. Но ты не думай, ничего страшного не случилось.

— А я и не думаю, — сказал Дмитрий и подумал:

«Я вообще у нее ничего теперь спрашивать не буду, пусть носит в себе свои проклятые тайны, пока они не сожрут ее изнутри. Конечно, вечно это продолжаться не может, или она сама мне все расскажет, или же правда каким-то образом выплывет наружу, или я не выдержу, — тут Дмитрий стиснул зубы, — и выгоню эту девчонку к очередному доверчивому придурку».

А Настя в это же время подумала:

«Все, решено, я расскажу ему обо всем сразу же, как только он попросит. Надоело врать, изворачиваться, придумывать все новые и новые оправдания своей лжи».

Некоторое время они молчали. Настя вздохнула, поднялась и пошла в ванную. Как только она вышла, туда же отправился Дмитрий. Они так и не обменялись ни единым словом.

Настя легла в постель. Собственное тело казалось ей чужим, оцарапанные ладони горели, мышцы рук и ног ныли, как при начинающемся гриппе. Стоило Насте закрыть глаза, как она опять видела себя ползущей по этой проклятой крыше. А когда она в ужасе открывала их, то сразу же морщилась от боли, как будто ей под веки попал колючий песок.

Уже начало светать. Утренний сумрак мешал заснуть, безмерно раздражал ее. Так Настя и проворочалась, пока не пришел Дмитрий. Стоило Насте почувствовать, что он рядом, ощутить горячий запах, присущий только его телу, как ей сразу же стало легче. Она прижалась к нему, Дмитрий не противился.

— Слушай, а ты выздоровел, — вдруг сказала Настя.

— Да? — встрепенулся Дмитрий. — Почему ты так решила.

— А раньше у тебя был другой запах, — ответила Настя, — вообще, когда люди болеют, они начинают пахнуть по-другому.

— Вонять, что ли? — усмехнулся Дмитрий.

— Да нет же! Может быть, это даже не запах в его обычном понимании, а просто иррациональное ощущение. Но я тебе точно говорю, сейчас от тебя исходят флюиды здорового человека. А вот я, кажется, заболеваю. Что со мной? Да ничего особенного, скорее всего просто устала, издергалась, — бормотала Настя, — надо мне просто выспаться. Обними меня, пожалуйста, покрепче. Только давай сегодня просто полежим, у меня совершенно нет сил.