Страница 24 из 106
И. Я. Павлов произносит речь на банкете в честь делегатов XV Международного физиологического конгресса.В середине — Я. Я. Никитин, справа — автор
С бытовой стороны я знал Ивана Петровича очень плохо, так как всего два раза был у него в гостях: в 1932 и 1934 гг.— и то только в Колтушах. Но оба раза я был глубоко тронут исключительно задушевным приемом Ивана Петровича и членов его семьи.
Летом 1932 г. в один из воскресных дней по приглашению Ивана Петровича я приехал к нему в Колтуши. Мы сидели на крыльце дачного деревянного домика и беседовали. Он рассказывал о своей любви к физическому труду, в частности в огороде и саду, прочувствованно говорил о том, что эту любовь он унаследовал от своих родителей, за что вечно им благодарен. Узнав, что я из крестьян и также люблю физический труд, он искренне обрадовался. Вскоре я заметил, что накрывают стол и семья Павловых собирается обедать. Улучив момент, я незаметно удалился в соседнюю рощу, чтобы через пару часов вернуться и попрощаться с Павловым. Обнаружив мое отсутствие, Иван Петрович попросил членов семьи и сослуживцев разыскать меня и передать его категорическое требование — немедленно вернуться обратно. Я был крайне смущен. Иван Петрович встретил меня ласково, но шутливо упрекнул за то, что я задержал обед чуть ли не на час и что «этак можно и с голоду умереть». Должен заметить, что ел он с большим аппетитом, весьма энергично и для своего возраста довольно много. А хозяином он был сердечным и приветливым.
Неприязнь Павлова к спиртным напиткам была общеизвестна. Поэтому я был удивлен, когда, подойдя к нему на банкете, устроенном в честь делегатов XV Международного конгресса физиологов в Екатерининском дворце в Пушкине, увидел перед ним почти полную бутылку с ярлыком «Водка», а также длинный бокал, наполненный прозрачной жидкостью. Он весело и громко подозвал меня к себе, и мы с ним чокнулись. Иван Петрович свободно выпил всю жидкость из бокала и наполнил его вновь из водочной бутылки. Не в состоянии сдержать свое любопытство, я сказал ему шопотом: «Поздравляю, Иван Петрович, с прогрессом. Как это случилось, что Вы вдруг стали так дружить с водкой?» Он ответил мне на ухо: «По секрету скажу вам, это я пью воду из водочной бутылки. Когда они (при этом он указал на сидящих рядом профессоров Кэннона, Ляпика и других иностранных гостей) пристают ко мне, чтобы я с ними вместе выпил вина или коньяку, я им отвечаю, что я, как русский человек, люблю свою русскую белую водку и пью только ее. Этим я себя избавляю от неприятностей и вдобавок соблюдаю нужный этикет как хозяин дома». Мы оба так громко рассмеялись, что привлекли внимание сидящих по соседству иностранных делегатов.
Я познакомился с Павловым и работал у него в институтах в период его глубокой старости. Несмотря на преклонный возраст, Иван Петрович производил впечатление молодого человека благодаря своей поразительной физической и умственной бодрости, колоссальной работоспособности, феноменальной памяти, неукротимой воле к достижению поставленной цели, страстному темпераменту, жизнерадостности, бурному интересу к жизни и даже своей ясной, четкой и энергичной речи, выразительной мимике и жестикуляции. Вот почему, когда безжалостная смерть прервала нить яркой жизни 87-летнего Павлова, мне (и, вероятно, не одному мне) это показалось полной неожиданностью, каким-то неестественным событием. Вот почему в течение многих лет после его смерти я (и, вероятно, не один я) никак не мог примириться с мыслью, что Павлова уже нет в живых, что, открывая дверь широкого коридора Физиологического института и войдя туда, я больше не встречу его в окружении сотрудников на привычном месте в середине коридора, не увижу его благородное лицо и умные глаза, не услышу его звонкий голос и мудрую речь, не почувствую обаяние Ивана Петровича Павлова.
Да, он был одним из тех сильных, ярких и гармонических натур, одним из тех изумительных творений природы, которые оставляют глубокий, неизгладимый след в душе каждого, кто имел счастье встретиться с ним хоть раз в жизни, а тем более работать с ним в течение более или менее длительного времени.
Таких, как он, нельзя забыть никогда.
Научное творчество Павлова
В науке нет широкой столбовой дороги, и только тот может достигнуть ее сияющих вершин, кто, не страшась усталости, карабкается по ее каменистым тропам.
К. Маркс
Павлов был многогранным ученым. На долгом пути интенсивной научной деятельности он охватил разные области физиологии: кровообращения, пищеварения, выделения, деятельности высших отделов центральной нервной системы, нейрогуморальную регуляцию функций организма, физиологию труда, сравнительную физиологию, а также ряд вопросов фармакологии, экспериментальной патологии и терапии. Но наиболее систематические исследования и наиболее выдающиеся научные достижения ученого относятся к трем разделам физиологии — к физиологии органов кровообращения, к физиологии главных пищеварительных желез и к физиологии больших полушарий головного мозга. Здесь будут кратко изложены полученные им ценнейшие фактические данные и построенные на их основе оригинальные и глубокие теоретические положения именно по этим важнейшим разделам физиологии.
Но прежде всего несколько слов о научном методе Павлова и о руководящем принципе его исследовательской работы.
Его научный метод
Высокие качества Павлова-ученого нашли яркое выражение не только в его научном творчестве по существу, но и в созданном им научном методе — одном из величайших достижений современного естествознания.
Говоря о научном методе Павлова, следует подразумевать не какой-нибудь частный прием физиологического эксперимента, не какую-то отдельную методику физиологического исследования, а его принципиально новый общий подход к экспериментальному исследованию функций организма, постановку и решение этой проблемы с новых и прогрессивных методологических позиций. В этом именно смысле он говорил многозначительно: «Для натуралиста — все в методе».
До Павлова в физиологии почти безраздельно господствовал крайне односторонний аналитический подход к изучению сложнейших функций организма, воплощенный' в методе так называемого вивисекционного, либо «остро1 го», опыта. Суть этого способа физиологического исследования сводится к тому, что экспериментатор производит всевозможные разрезы на теле наркотизированного, а иногда и ненаркотизированного или обездвиженного при помощи специфических ядов подопытного животного, грубо ломает целостность организма, обнажает интересующий его орган — головной мозг, спинной мозг, мышцы, нервы или внутренние органы, а то и вырывает их из тела, разрушает естественную связь и взаимодействие между частями организма, нарушает нормальное течение жизненных процессов в нем, и в таких крайне запутанных, неестественных условиях существования животного ученый пытается выявить закономерности работы тех или иных органов и систем организма путем стимуляции, угнетения или блокирования их посредством электрического тока или химических, механических, термических и тому подобных искусственных воздействий. Такие эксперименты влекут за собой неминуемую гибель животных — либо в результате опыта, либо их умерщвляют после завершения эксперимента. Примерами таких экспериментов могут служить проводившиеся в старину опыты по изучению функций полностью изолированного от тела холоднокровных животных нервно-мышечного препарата путем электрораздражения нерва и записи мышечных сокращений, знаменитые опыты Г. Фрича и Е. Гитцига и их последователей по изучению функции большого мозга путем электростимуляции отдельных его частей у наркотизированного высшего животного с обнаженным мозгом, опыты Клода Бернара, К. Людвига, И. Циона и других по изучению кровообращения, а также по изучению секреторной деятельности тех или иных пищеварительных желез у наркотизированных или обездвиженных животных с различными разрезами на их теле, с обнаженными нервами и внутренними органами и т. п.